Каждый год отдел графики устраивал семинар по документированию места преступления для сотрудников правоохранительных органов в рамках обучающей программы ФБР. Семинар был бесплатным, билеты на самолет, питание и комнаты в общежитии студенты получали за счет государства. Да, Бюро прилично тратилось на это, но в дальней перспективе расходы окупались, поскольку так в разных правоохранительных органах создавались общие стандарты и техники протоколирования. Кроме того, это помогало налаживать внутренние связи. Проведя неделю за выкапыванием (ненастоящего) трупа, можно было обзавестись верными друзьями из разных штатов.

Я была единственным сотрудником Бюро в море патрульных офицеров, детективов из убойного отдела и сотрудников спасательных служб на курсе под названием «Документирование и описание места преступления». Сказать, что я чувствовала себя неуверенно, значит ничего не сказать. Раньше я и близко не подходила к месту преступления и теперь думала, что во мне заподозрят шпионку. Мало того, начальник моего начальника, Рон, был главным инструктором. Но мне не стоило волноваться, ведь очень скоро я стала самой популярной на семинаре по одной простой причине: у меня имелась машина.

Студентов доставляли в академию из национального аэропорта Рональда Рейгана в Вашингтоне на белом фургоне ФБР без опознавательных знаков. Тебя высаживали перед зданием администрации, и на этом все заканчивалось.

Каждый вечер пятеро моих соучеников набивались в мой темно-синий «Фольксваген-жук», вмещающий максимум четыре человека, и мы катили в торговый центр или еще куда-нибудь, где не кормили государственной едой. Мы не ездили за пивом, потому что в общежитиях академии алкоголь строго запрещен. Даже если ты не сотрудник Бюро, тебе лучше следовать правилам, а если ты не следуешь правилам, ФБР быстро удалит тебя со своей территории.

Единственным местом в академии, где можно было выпить, являлась так называемая Кают-компания, чуть ли не самое популярное место для вечерних посиделок после занятий и столовой. Как-то раз я поела в столовой, и мне этого хватило. Нет, еда не была особенно ужасной, но я не ем мяса, а на стойке не предлагалось практически ничего не политого говяжьей подливой или не плавающего в свином жире.

К счастью, в Кают-компании была пицца. Конечно, замороженная, из картонных коробок, вроде той, что подают в боулингах, но с большим зеленым салатом и бокалом шардоне она меня спасала.

В Академии ФБР нет посторонних. Никто не сидит за столиком один – если только сам не покажет, что ему так лучше. Оказавшись в академии, ты вступаешь в подобие клуба, и, если ты, словно новичок в школе, стоишь, озираясь, один, с полным еды подносом, кто-нибудь немедленно позовет тебя к себе за стол.

Первым, на что я обратила внимание, сев за стол, были рассыпанные по нему зернышки поп-корна.

«Боже, эти копы такие грязнули», – подумала я и попыталась смахнуть зернышки салфеткой. Вместо этого они взлетели. На самом деле это были божьи коровки, но вовсе не ярко-красные, какими им полагается быть, – в Куантико божьи коровки были коричневые и желтые, словно в камуфляже. Они кружили в душевых, ползали по потолкам, хрустели под ногами, если ты ночью шел в туалет. Впервые наступив на них, я на следующий же день побежала и купила себе шлепанцы, чтобы не давить их босыми ступнями.

Помимо «Фольксвагена», у моей популярности была еще одна причина: я умела рисовать, а это очень полезный навык на месте преступления.

– Эй, Лиза, может, зарисуешь эту кухню с кровью на стенах?

– Эй, Лиза, может, зарисуешь мертвую женщину в могиле?

– Эй, Лиза, может, зарисуешь машину с дырками от пуль по бортам?

Семинар проходил поблизости от так называемого переулка Хогана – это нечто вроде голливудской декорации маленького городка со стоянкой, где торгуют подержанными машинами, с мотелем и даже с кинотеатром с вывеской «Биограф». Знатокам истории известно, что на этом месте агенты ФБР подстрелили Джона Диллинджера, когда он выходил из кино, где смотрел «Манхэттенскую мелодраму». Название до сих пор на афише – доказательство того, что ФБР не чужд юмор.

Если вы видели «Молчание ягнят», то видели и переулок Хогана: его показывают примерно на тридцать пятой минуте, когда Кларисса узнает, что Баффало Билл нанес новый удар. Там видны и мотель «Догвуд», и аптека слева, и даже склады на заднем плане. Только «Биограф» не попал в кадр, но он справа от Клариссы, и, как во всех зданиях переулка Хогана, там находятся рабочие кабинеты.

Эти здания – не просто декорации; они выстроены из кирпича и полностью функциональны, там круглый год обучают агентов, тренируя их на реальных сценариях с захватом заложников и перестрелками (статистов нанимает ФБР).

Я очень быстро поняла, что документирование места преступления не входит в число моих врожденных талантов. С рисованием у меня все было прекрасно, но я забывала самые элементарные вещи, – например, оглянуться, прежде чем сделать шаг назад, чтобы не наступить на пулю или на кровавый след обуви. Также я совсем плохо соображала в алгебре и геометрии. Теорему Пифагора я помнила в том виде, в каком ее повторяет Страшила, получив мозги, в «Волшебнике страны Оз», а повторяет он ее неправильно.

Слава господу, в моей работе требовались не только равнобедренные треугольники и квадратные корни. Стоя над раскопанной могилой в лесу возле переулка Хогана и с бешеной скоростью строча в блокноте, чтобы угнаться за остальными в классе, я знала, что лучшее для меня впереди.

До 11 сентября ФБР расследовало преимущественно интеллектуальные преступления, и отдел графики выполнял много составных портретов для дел по ограблениям банков. Я имею в виду, очень много. Я видела гигантские стопки этих портретов в архиве, и все они были высочайшего качества, а подозреваемые выглядели настоящими щеголями, обычно в шляпах и костюмах-тройках.

Все художники работали в штаб-квартире, и было бессмысленно – с точки зрения финансов и человеческих ресурсов – отправлять их на самолете на место всякий раз, как кто-то пытался ограбить банк. Как же поступить? Бюро кое-что придумало, и это сработало на отлично: тысячи снимков, сделанных при арестах, которые копились в архивах долгие годы, были рассортированы по категориям – большой нос, маленький подбородок и т. п., – и из них составили каталог, получивший название «Каталог ФБР для распознавания лиц». Впервые он был составлен сорок лет назад, и в него входили в буквальном смысле разрезанные части фотографий, собранных по всей стране. Имен там не было – только буквенно-цифровые коды.

Агенты ФБР специально обучаются не только допросам подозреваемых, но и опросу свидетелей и жертв. Разговаривая со свидетелем или жертвой преступления, следует создавать спокойную, расслабленную атмосферу – главная задача тут устранить всякую неловкость. Агент должен держаться дружелюбно и проявлять заботливость; разговор ведется так, чтобы говорила в основном жертва. В конце концов, это же у нее вся информация.

Большинство людей, включая меня, сомневаются, что смогли бы дать достаточное описание человека для составления фоторобота, и как раз тут на помощь приходит каталог. Когда жертва достаточно расслабилась, агент просит примерно описать преступника или подозреваемого.

– Просто расскажите нам все, что запомнили про того человека из переулка.

Если жертва описывает мужчину с квадратным лицом, агент открывает раздел «форма головы» и перелистывает категории «круглая, овальная, треугольная», пока не доходит до «квадратной». На странице шестнадцать фото – все с разными типами квадратных голов, – и свидетель может выбрать ту, что больше всего похожа. Агент отмечает номер фотографии на бланке FD-383, официальной форме, которую ФБР использует для составления фотороботов. Так продолжается и далее: агент фиксирует все, что сообщает свидетель или жертва, от формы лица до шрамов, морщин и прически. Когда форма заполнена – насколько это возможно, – ее по факсу передают художнику в штаб-квартиру.

У художника перед глазами тот же каталог, что и у агента; по нему он делает приблизительный набросок и отправляет агенту, чтобы тот показал свидетелю. В зависимости от ситуации художник и свидетель могут обсудить изменения в портрете по телефону и обменяться несколькими вариантами портрета по факсу, пока свидетель не будет доволен результатом.

Конечно, это занимает больше времени, чем непосредственное интервью с художником, но, если учесть, что тому не нужно садиться на самолет и никуда лететь, время, наоборот, экономится. Иметь собственного художника в каждом полевом офисе ФБР по стране не представлялось возможным, потому что нельзя было предсказать, где именно произойдет следующее ограбление – не говоря уже о том, как трудно было найти достаточно художников, переживших 1960-е и способных пройти тест на наркотики.

Долгие годы составные портреты в Бюро выполнялись именно так, поскольку художник не мог ездить в каждый город, где он (женщин-художниц в ФБР тогда не было) требовался, и система прекрасно работала. Архивный шкаф в отделе графики до сих пор забит такими портретами вместе с протоколами, где указано, как именно каждый использовался. Там есть даже папки с грифом «хиты»: в них хранятся самые точные портреты, за которые художники получали премии или награды.

Тем не менее художников в Бюро все равно не хватало. Около 1985 года Орас Хэфнер, начальник отдела графики, согласился с тем, что необходимо обучать больше судебных художников по всей стране, и решил, что сам за это возьмется. Он пригласил нескольких прославленных художников из государственных и федеральных правоохранительных органов на «мозговой штурм» в Куантико, и за неделю они составили примерную программу такого тренинга. Так родился «Курс судебного изобразительного искусства» ФБР, доступный для любого сотрудника правоохраны, назначенного на должность судебного художника в своем агентстве.

Студентов начали обучать той же технике ведения допросов, что и сотрудников ФБР. Им выдавали копии каталога и формы FD-383, чтобы они свободно ими пользовались. Если семинар по документированию места преступления продолжался пять дней, то курс судебного изобразительного искусства – три полных недели. Это долгое время, если проводить его вдали от семьи, на военной базе у черта на рогах, но ежегодно на него записывались толпы желающих. Условия никого не смущали.

Обучающий курс ФБР считался лучшим в сфере судебного ИЗО, и тут я полностью согласна: когда я посещала его в 2002-м, там преподавали все, с чем судебный художник может столкнуться в ходе своей карьеры: составные портреты, техники интервьюирования, возрастную коррекцию изображений и приемы посмертного опознания.

Мне повезло больше моих соучеников, потому что я жила в Мэриленде и могла ездить домой на выходные. Мы с Ридом к тому времени встречались около полугода, и я уже понимала, что он – особенный. Вот одно из подтверждений: мне надо было, чтобы кто-нибудь заезжал ко мне и кормил мою кошку Дейзи, пока меня не будет, но я боялась его попросить. Я не хотела, чтобы он счел меня назойливой; просить своего парня три недели заботиться о кошке – это очень немало. Он жил всего в миле от моего дома, ему было по пути, но я все равно колебалась. Когда я в конце концов набралась смелости его попросить, в любой момент готовая добавить «но ты совсем не обязан», лицо у него стало какое-то странное. «Ну вот, я так и знала!» – подумала я. Но тут он сказал: «А может, она просто поживет у меня это время?»

Что за парень! О таком я не смела даже помыслить! Оставалось надеяться, что Дейзи не будет против. Однако волноваться было не о чем. Рид рассказал, что в первый вечер, выбравшись из переноски, она обошла его квартиру, а потом запрыгнула на диван и сразу же уснула.

Перемещаться по Академии ФБР можно практически не выходя на улицу. Все здания связаны между собой стеклянными переходами, поэтому можно провести там все три недели и ни разу не попасть под дождь. Если потеряетесь и постесняетесь спросить дорогу, самое худшее, что может с вами случиться, – вы сделаете полный круг и вернетесь туда, откуда начали.