Стэнвуд сел к соседнему столику, заказал упомянутый напиток, и в баре воцарилось молчание. Иногда граф поглядывал на Стэнвуда, иногда Стэнвуд на графа. Ни один из них не говорил даже о погоде, которая была прекрасна, но оба ощущали тяготение друг к другу.

Быть может, людей объединяет аура или эманация, сообщающая им, что их поймут. Во всяком случае, граф при взгляде на Стэнвуда чувствовал, что с этим гиппопотамом хорошо бы подружиться. Когда же смотрел Стэнвуд, он думал примерно так: «Да, он похож на дворецкого, спущенного с поводка, но что-то подсказывает мне, что мы – родственные души».

Однако оба они молчали, пока первая оса в Лондоне не нарушила мирную картину. Так и хочется назвать ее Осой Судьбы, иначе зачем влетела она в бар знаменитого отеля? Даже для сельской местности двенадцатое мая – слишком ранняя дата, осиный сезон начинается к июлю, и почему эта проникла в каменно-стальные джунгли, неподвластно разуму.

Как бы то ни было, она проникла и кружила над графом, немало его беспокоя. Потом она перелетела на широкую спину Стэнвуда, а услужливый граф прихлопнул ее одним ударом, словно шекспировский герой.

Если пьешь коктейль, такой удар небезопасен. Стэнвуд посинел, а обретя дыхание, резонно вскричал: «Ну, что это!»

Граф поспешил объясниться.

– Оса, – сказал он.

– Оса?

– Оса.

Граф указал на останки и прибавил для верности:

– Оса.

Стэнвуд на нее посмотрел и убедился в добрых намерениях незнакомца.

– Оса, – сказал он.

– Оса, – согласился лорд. – Села к вам на спину. Я ее прихлопнул.

– Спасибо большое!

– Не за что.

– Ну что вы! Тут нужна смелость.

– Скорее, присутствие духа. Заказать вам коктейль?

– А может, вам?

– Нет-нет, вам.

– Что ж, согласен, – уступил Стэнвуд. – А следующий – я вам.

Лед был сломан. Не только любовь, но и коктейль объединяет сердца, располагая к доверию. Все больше приближаясь духом к услужливому незнакомцу, Стэнвуд хотел поделиться с ним своими бедами.

Собственно говоря, делиться можно с Макгаффи, который для того и поставлен, но тогда надо встать, дойти до стойки, поставить ноги на планку, податься вперед и тронуть ангела за плечо. Проще излить душу симпатичному соседу.

Тем самым он приступил к делу и поведал о своей любви к Эйлин Стокер, о противодействии отца, о приезде все той же Эйлин, о своих надеждах, наконец – об их крахе, связанном с телеграммой, приказывающей покинуть Лондон и ехать в какой-то мерзкий замок.

Граф слушал его с вниманием человека, приступившего к трапезе, вставляя временами «Да?» или удивленное: «Ну, знаете!» При слове «замок» лицо его помрачнело. Молодой человек нравился ему все больше. Легко ли глядеть, как тот движется к пропасти?

– Держитесь подальше от замков, чтоб им пусто было! – посоветовал он.

– Я не могу.

– Замки… – горько произнес лорд Шортлендс. – Я бы вам о них порассказал! К примеру, там есть рвы.

– Да, но…

– Мерзкие, вонючие рвы. Воняют со Средних веков. Поверьте мне, мой мальчик, держитесь подальше от замков.

Стэнвуд подумывал о том, не стоило ли, в старом добром духе, излить свою душу ангелу. Собеседник, при явном сочувствии, был вроде бы туповат.

– Как вы не понимаете? Я должен туда поехать.

– Почему?

– Отец велит.

Лорд Шортлендс это учел. До сих пор данный аспект проблемы не был ему ясен. Он поразмыслил и вскоре сказал:

– Дайте ему в глаз.

– Я не могу. Он в Америке.

– Ваш отец?

– Да.

– Я бы вам кое-что рассказал и об отцах в Америке. Сегодня утром, когда часы над конюшней пробили семь…

– Если я не послушаюсь, он не будет давать мне денег. Ну, вот в Писании, – Стэнвуд поискал пример и вспомнил замечание Ворра, – один субъект говорит «Иди», и кто-то там идет…

Теперь лорд Шортлендс понял положение дел.

– А, ясно! – сказал он. – Отец вас содержит.

– Вот именно.

– Как меня моя дочь Адела. Неприятно зависеть от людей.

– Это уж точно.

– Особенно от женщин. Скажу вам по секрету, Адела меня притесняет. Никому бы не сказал, но у вас приятное лицо. Да, так вот, притесняет. Обычно подкаблучниками называют мужей, а я – подкаблучник-отец. Из-за нее я и живу в замке.

– У вас есть замок?

– Еще бы! Из самых мерзких. Она заставляет меня там жить. Я – птичка в клетке.

– А я – последняя собака. Нет, вы подумайте, уехать из Лондона, когда я прилип к Эйлин, как пластырь! Положеньице, а?

Добрый лорд согласился с тем, что положение нового друга чрезвычайно прискорбно.

– Хотя, – прибавил он, – мне еще хуже. Я – жаба под колесом.

– Вы говорили – птичка.

– И птичка, и жаба.

– Вам надо ехать в замок?

– Я там живу. Вы что, не поняли?

– Да, неприятно…

– Как вы сказали, «это уж точно». Но не в том моя главная беда.

– А в чем?

Лорд Шортлендс немного поколебался. До сей поры британская сдержанность побеждала пинту шампанского, двойное виски и три бокала особого напитка, но сейчас она сдалась. Не устояв в духовной борьбе, сдался и он.

– Понимаете, у нас есть кухарка.

– Ах, кухарка, как мне жарко!

– Простите?

– Вспомнил песенку.

– А… Так вот, у нас есть кухарка.

– Еще одна?

– Нет, все та же. И я… э… мэ-э… хочу на ней жениться.

– Это хорошо.

– Вы так считаете?

– Конечно.

– Очень рад, мой мальчик, очень рад. Ваше мнение чрезвычайно важно. Значит, жениться на ней?

– На кухарке из замка?

– Да.

– Конечно.

– Но тут есть трудность. Мой дворецкий тоже ищет ее руки.

– Дворецкий?

– Да. Сложная проблема. Стэнвуд задумался.

– Оба вы жениться на ней не можете.

Лорда пленила такая ясность мысли. Молод, а мудр!

– Вот именно. Что вы мне посоветуете?

– Проще всего выгнать дворецкого.

– Я не могу. «Мой» я сказал, не подумав. Платит ему моя дочь, Адела. Слуги – в ее ведении, и она не уступит.

– Смотрите-ка, как я с Огастесом! Ну, тогда надо его затмить.

– А как? Он исключительно хорош. Вы бы видели его. У него один недостаток, играет на скачках.

– Он, часом, не знает, кто победит в пятницу?

– Вряд ли. Он вечно проигрывает. На это я и надеюсь. Элис не нравится, что он зря тратит деньги.

– Элис?

– Ну, кухарке.

– На которой вы хотите жениться?

– Той самой. Ей нужен надежный муж. На ее взгляд, я надежен.

– Да?

– Я это знаю из верных источников.

– Что ж, дело в шляпе. Главное – не сдавайтесь. По-моему, вы перетянете.

– Правда, мой мальчик? Вы меня утешили. Однако есть еще одно препятствие. Она требует, чтоб ее жених, кто бы он ни был, купил кабачок за двести фунтов.

– Значит, нужны деньги?

– Вот именно. Как всегда. Я живу давно, пятьдесят два года, и все больше в этом убеждаюсь. Да, пятьдесят два, сегодня мой день рождения.

Стэнвуд откинул голову и запел густым басом:

Пятьдеся-ат два, Пятьдеся-ат два, А седа ли го-ло-ва В пятьдеся-ат два? Я уже не молодой, Но здоровый и живой, И доволен я собой В пятьдеся-ат два.

Он остановился и сжал руками виски. Именно о таких промахах говорили ему друзья. Ну что это, петь всякую чушь, да еще откинув голову!

– Простите, ради бога, – сказал он, вставая. – Пойду, умоюсь холодной водой. Вы никогда не ощущали, что вам ввинчивают в череп раскаленные болты?

– Бывало, – с тоской отвечал лорд, – давно, в молодости. Вот помнится…

– Конечно, лучше приложить лед, – сказал Стэнвуд, – но глупо заказывать ведро льда и совать в него голову. Может, и вода ничего.

Он удалился, а лорд Шортлендс погрузился в думы, приоткрыв рот.

Думал он о том, как развлекается миссис Пентер в этом Уолэм Грин. Думал и о Терри, надеясь, что она купит хорошую шляпу. Думал о здешнем напитке, не заказать ли еще, но решил, что не стоит. И тут мысли его перенеслись к таким предметам, что он мгновенно протрезвел, словно все эти часы пил молочное пиво.

Мудро ли, спросил он себя, разумно ли доверять тайну своей любви этому милому юноше? А вдруг через него что-то дойдет до Аделы?

Разум, однако, его успокоил. Они с милым юношей – как корабли в ночи. Встретились, побеседовали, и больше никогда не увидятся. При чем тут Адела? Словом, беспокоиться не о чем.

Успокоенный и приободренный, но нуждающийся в подкреплении, он стал искать взглядом Алоизия Макгаффи и увидел, что на него глядят очень красивые близнецы, слившиеся по рассмотрении в одного человека, незаметно присевшего к соседнему столику. Как ни странно, человек этот (заметим, в сером костюме) поднялся, подошел к нему и сказал:

– Здравствуйте.

Глава VI

Лорд Шортлендс помигал, а потом осторожно ответил:

– Здравствуйте.

Шестнадцать лет назад у него занял пять фунтов вот такой незнакомец в баре. Фунты не вернулись; и сейчас, имея при себе двенадцать купюр, лорд подумал: «Осторожно, Клод Персиваль Джон Деламер».

– Я не ошибся? – продолжал незнакомец. – Вы лорд Шортлендс?

Решив, что это признать можно, боязливый пэр ответил: «Да», а молодой человек сообщил, что он так и знал, поскольку пятый граф почти не изменился, даже помолодел.

Придерживая карман, лорд Шортлендс ощутил, что незнакомец ему нравится.

– Вы меня не помните, – говорил тот. – Это естественно, мы давно не виделись. Ваш сын Тони как-то пригласил меня на каникулы. Моя фамилия Кардинел.

– Кардинел?

– Да. Сегодня утром я упомянул это по телефону, но вы меня не узнали. Хорошо встретиться снова. Как Тони?

– Ничего, в порядке. Он в Кении, разводит кофе. – Тут одурманенный напитком мозг откликнулся на призыв: – Кардинел? Это же вы влюблены в Терри!

Молодой человек кивнул.

– Да, это самое главное, – признал он. – Прямо к сути. Не сегодня-завтра я стану президентом США, но в истории хотел бы остаться как тот, кто влюблен в Терри. Приятно, я думаю, иметь такую дочь.

– О да!

– Веселит сердце?

– Еще как!

– Удивляюсь, что вы не поете от счастья. Я очень обрадовался, когда вы сказали, что она причесывается все так же. Нельзя менять совершенство. Хотя никакие прически не уменьшат ее очарования. Первый раз я увидел ее с косичками, и что же? Сама красота.

– Да, у Терри хорошие волосы.

– Я бы сказал, великолепные. А глаза! Как они вам? Лорд Шортлендс полагал, что они недурны. Молодой человек нахмурился.

– Недурны? Говоря о Терри, надо тщательно взвешивать слова. У нее небесные глаза. Таких больше нет. А как насчет носа? Если помните, он чуть-чуть вздернут.

– Э… – проговорил граф, благоразумно избегая определений.

Молодой человек, этот придирчивый критик, стал зажигать сигарету. Граф смотрел на него серьезно и вдумчиво. Он понимал, почему Терри одобряет его внешность. Красив, ничего не скажешь; что там, ослепителен. Сидел он вполоборота, и справедливый пэр видел, как четок его профиль. Да, красота – это красота.

Майк Кардинел зажег сигарету и снова заговорил.

– Да, кто-кто, а она прекрасна. Вы не представляете, как я ее люблю. Она вернулась в мою жизнь – наяву, не в мечтаниях – совершенно случайно. Представьте себе, именно тогда я думал не о ней, а о котлетах, брюссельской капусте и картошке фри. Искал вот тут место и увидел, что мой приятель сидит с какой-то девушкой. Подошел к ним…

– Да, она говорила

– Она говорила обо мне? Это хорошо. Кстати, вы позволите за ней ухаживать?

– Вы и так ухаживаете.

– Без разрешения. И без успеха. Почему «без успеха»? Потому что без разрешения.

– Повторите, если не трудно, – взмолился растерянный граф.

– Я хочу сказать, что неправильно подошел к делу. Мне нужна поддержка. Если бы вы были за меня, все пошло бы лучше. Знаете, отцовское влияние… Вставите словечко, напомните вовремя, а главное – пригласите меня в замок. Там, в поэтической обстановке…