Лично он, вступил в беседу лорд Шортлендс, ждет встречи с этим гадом дворецким. По-видимому, слухи о нежданном богатстве уже проникли за зеленую штору, и пятый граф очень хотел бы посмотреть на былого соперника. Да, очень хотел бы, просто ждет, не дождется. При всей своей мягкости пэр гадов не жаловал.

Однако, к его разочарованию, двери открыла горничная.

– Что такое? – вскричал граф. – Где же дворецкий?

– Мистер Спинк уехал на мотоциклете, милорд.

– На мотоциклете? А зачем?

По-видимому, дворецкий был одним из молчаливых, сильных мужчин, столь популярных в наше время. Он не сообщил горничной, зачем куда-то едет.

– Вот как? – сказал граф. – Ну, что же. Подождем, подождем. Леди Адела в гостиной?

– Да, милорд.

– Тогда идемте, Кобболд. Я вас ей представлю. Горничная исчезла, а ее хозяин был очень доволен собой.

– Заметили, как я вас назвал?

– Очень кстати.

– Да уж, начинать – так начинать.

– Главное – начать верно.

– Только вы сами не ошибитесь.

– Ну, что вы! Никогда.

– И ты, Терри.

– Не беспокойся.

– Один ложный шаг, и нам конец.

– Да-да. А вот ты ни о чем не забыл?

– Что ты имеешь в виду?

– Аделин характер. Она может вцепиться в эту марку.

– Вцепиться? То есть забрать себе?

– Вот именно. Можно говорить прямо при нашем синтетическом Кобболде…

– Можно, – заверил Майк. – Люблю откровенность.

– Тем более, ты и так ему все поведал, хоть биографию пиши. Представь, что Адела потребует платы.

У графа отвисла челюсть.

– Ну, знаешь ли!..

– Знаю. Потребует. Мы с тобой и с Кларой должны Дезборо больше тысячи. Кто-кто, а она таких вещей не забывает.

– Что же нам делать?

– Меня послушаете? – осведомился Майк.

– У вас есть план?

– И какой!

– Он всегда так, – заметила Терри. – Его называют Мозговым Трестом.

– И не зря, – сказал Майк. – Вот вам план, пожалуйста. Меня знакомят с леди Аделой. «Мистер Кобболд», – говорите вы.

– Точнее, «Разреши представить тебе мистера Кобболда».

– Да, так лучше. Что же за этим следует, спросите вы. Пока я пожимаю ей руку, лорд Шортлендс хватает альбом и где-нибудь прячет. Как говорится, работаем командой.

Глаза пятого графа наконец засияли. Майк явно получил один голос.

– Какой прекрасный план!

– Еще бы! Другой рукой можно ее удушить.

– Не стоит.

– Как вам угодно. А вот скажите, если я не вторгаюсь в потаенную сферу, леди Адела – железная женщина?

– Железнее некуда.

– Так я и думал. Но я смело предстану перед ней, хотя разоблачение грозит мне смертью. А, каково?

– Недурно.

– Должно быть, вы говорите про себя: «О, мой герой!»

– Говорю, как без этого.

– Опять угадал. Женщины любят отвагу. А там путь недолог: сперва – отвагу, потом – тебя. Скоро вы будете плакать горючими слезами, каясь в том, что мучили меня отказом. Даю вам самое большее неделю. Что это за дверь?

– В гостиную. Вижу, вы подзабыли географию замка.

– Меня в гостиную никто не пускал. Почему-то считалось, что мое место – сарайчик, где мы играли в карты с Тони и младшим лакеем. Что ж, лорд Шортлендс, ведите нас.

Когда Майк впервые увидел леди Аделу, даже его отвага заколебалась. Ему говорили, что хозяйка Биворского замка – женщина железная, но такого он все же не ждал. Она только что пришла из сада, держа ножницы, и он с дрожью подумал о том, какие раны они оставят.

Поразила его и сама леди, походившая больше обычного на Екатерину II. А Екатерина, при всех ее достоинствах, была, как известно, строга и величава.

Однако, взяв себя в руки, он прекрасно провел первую сцену. Помогло ему и то, что хозяйка приветливо улыбалась. Ее пленила красота, и настолько, что она приписала такие же чувства младшей сестре. На взгляд хозяйки замка, только совсем уж тупой человек устоит против таких чар, а Терри, при всей ее непредсказуемости, навряд ли останется равнодушной к греческому богу, который, кроме того, приходится сыном миллионеру.

– Рада вас видеть, мистер Кобболд, – сердечно сказала она.

– Как и я, леди Адела, как и я!

– Надеюсь, вам у нас понравится. После чая сестра вам все покажет.

– Леди Тереза уже предлагала мне…

– Розовый сад…

– Да, именно сад. По словам леди Терезы, он романтичен и полон тайн.

– Ваше окно туда выходит. Терри, покажи нашему гостю его комнату. Как раз успеешь до чая. Мы соберемся в голубой гостиной.

Когда дверь за Терри и Майком закрылась, граф, нетерпеливо шаркавший ногой, приступил к заветной теме:

– Где марка?

Леди Адела словно бы очнулась. На пути к дверям Майк явил свой профиль, а совершенство линий вместе с отцовским богатством способно ввергнуть в экстаз.

– Марка? А, марка!.. Которую нашел Дезборо?

– Дай ее мне.

– Она не твоя.

– Моя. Чья ж еще?

– Прости, забыла. Это не твой альбом. Клара искала тут что-нибудь для своей благотворительности и обнаружила твой за шкафом, в кабинете. Ошибки быть не может, на нем – твой титул. Значит, этот принадлежит Спинку.

Граф почувствовал, что из-под него уходит пол.

– Спинку!

Фамилия эта хороша тем, что сперва можно пошипеть. Лорд Шортлендс пошипел, а потом – вскрикнул, и с такой силой, что дочь его дрогнула.

– Папа! Я чуть не оглохла.

– Спинку?.. – повторил пэр чуть потише.

– Да. Дезборо сказал про марку за ланчем, а Клара сказала Блейру про твой альбом, и когда мы вышли из-за стола, Спинк сообщил мне, что первый альбом подарил ему мистер Росситер, сын прошлогодних американцев. Он, то есть Спинк, а не Росситер, всюду его искал.

Лорд Шортлендс схватился за стул. Такие речи – не для людей с высоким давлением. Как-никак дядя Джервис, передавший ему титул, умер от удара.

– Спинк так сказал?

– Да.

Граф внезапно ожил.

– Это ложь! – крикнул он.

Все инстинкты как один подсказывали ему, что дворецкий лжет или, если хотите, говорит неправду. С какой стати американец будет дарить ему альбом? Начнем с того, что у американцев вообще нет альбомов, а если есть, зачем их дарить? Дворецкие не собирают марок. Словом, чистая ложь.

– Почему? – спросила леди Алела. – Спинк сказал, что собирает марки с детства. Не вижу, что тут подозрительного. Как бы то ни было, он требует, чтобы альбом отдали ему.

– Пусть требует, пока не посинеет. Леди Адела подняла брови.

– Что с тобой, папа?

– Он лжет!

– Все равно альбом не твой. Отдадим его Спинку. Мистер Росситер вполне мог сделать такой подарок. Американцы славятся своей щедростью.

– Пусть докажет! Пусть свяжется с Росситером!

– Он как раз думает это сделать. Мрак осветила слабая надежда.

– Значит, альбом еще у тебя?

– Конечно, я не могу верить кому-то на слово. Спинк думает, что Росситер в Лондоне, и недавно сам туда уехал. А пока что марка – в безопасности. Я ее спрятала. А, вот и чай!

Пятый граф любил попить чайку, но сейчас не выказал радости. Он предпочел бы порций шесть-семь особого напитка Макгаффи.

Глава X

С песней на устах, победно сверкая глазами, Мервин Спинк ехал домой на своем мотоциклете, но вид у него был такой, словно он восседает на вершине мира. Если бы не руль, за который надо держаться обеими руками, он бы похлопал себя по плечу. Мир, заметим мы, был несравненно прекРассн. Мервин Спинк глядел на синее небо, на трепетных бабочек, на цветущие кусты, на поля в колосьях, напоминающие бархат, если погладишь его против шерсти, и все это ему нравилось. Он не кричал: «Ура-ура!», но как бы и кричал. Словом, во всем Кенте не было такого ликующего мажордома.

Завидев лорда Шортлендса у ворот замка, он еще больше обрадовался. Приятно полюбоваться унижением соперника. Мервин Спинк не щадил тех, кто вставал на его пути.

Остановив мотоциклет, он слез с сиденья и сказал:

– А, Шортлендс!

Граф удивился. Малиновый и без того, он совсем побагровел, а глаза его вылезли, словно у креветки или улитки.

– Как вы смеете так ко мне обращаться? Мервин Спинк нахмурил белоснежное чело.

– Давайте-ка, – сказал он, – уладим все тихо-мирно. Там, за воротами, вы «милорд», не спорю. А тут я – свободный человек. Так, повстречались на дороге. Тут я вам не слуга.

Доводы были хороши и складно изложены, но граф не угомонился.

– Слуга!

– А вот и нет. Оба мы – свободные люди. Не согласны – жалуйтесь миледи. Тогда я ей расскажу про наши с вами дела.

Лорд Шортлендс стал просто малиновым. При его давлении не побледнеешь, но он был к этому близок. Ему казалось, что позвоночник заменили желатином. Оставив манеру, свойственную средневековым графам, беседующим со смердами, он почти уподобился воркующему голубю.

– Ну-ну, Спинк! Что вы так разволновались? Это, в сущности, пустяк.

– Верно, Шортлендс.

– Пустая условность. А как насчет марки?

– Не понял.

– Леди Адела говорит, что вы на нее претендуете.

– Она моя и есть.

– Какая чушь! – вскричал граф. – Росситер подарил? Как бы не так! Вы лжете.

Ярость предков ожила в пятом пэре. Сама леди Адела не могла бы с ним сравниться.

Дворецкие не смеются, но Мервин Спинк едва не нарушил первое из гильдейских правил. Однако он сдержался, заменив саркастический смех снисходительной улыбкой.

– Послушайте-ка, – сказал он. – Очень советую, послушайте.

До сей поры мы встречали Спинка в его лучшем виде. Нашему взору представал вальяжный трезвенник, только украшавший родовое гнездо. Теперь он сбрасывает маску. Перед нами – последователь Макиавелли. Машинке, и той стыдно передавать его слова. Услышав их, пятый граф, резонно заподозривший неладное, все-таки удивился.

– Да, Шортлендс, я лгу. Ну, что будете делать? Сразу скажу, ничего не выйдет.

Граф понял, что дворецкий прав. Страх перед Аделой не позволит разоблачить козни. Придавленный грузом унижений, он слабо крякнул, хотя Огастес на его месте воскликнул бы: «Хо!» Дворецкий тем временем продолжал:

– Росситер мне никаких альбомов не дарил, я их вообще в жизни не видел. Зато у меня есть племянник, он играет на сцене и, заметьте, своего не упустит. Завтра он сыграет новую роль. Только что мы все с ним обговорили.

Тут он прервал свою речь, лицо его потемнело. Он ощутил, что надо было еще поторговаться. Скостил бы мзду до пятидесяти фунтов, тогда как теперь этот актеришка получит сто, хотя и частями. Однако человек, который вскоре выручит полторы тысячи, не должен мелочиться; и Спинк, вполне оправившись, продолжил свою речь:

– Леди Аделе я скажу, что перехватил америкашку чуть не на пути во Францию. Он обещал заехать в замок, так это, к ланчу. Ну, что? Как говорится, без сучка и задоринки.

Лорд Шортлендс, не отвечая, повернулся и направился к дому. Мервин Спинк следовал за ним, ведя в поводу мотоциклет.

– Прекрасный вечер, милорд, – заметил он, войдя в ворота.

Сказав эти слова, он посмотрел на хозяина и остался доволен. Пятый граф напоминал Стэнвуда Кобболда после возлияний. Радовала глаз и местная флора, равно как и фауна. Дворецкий с удовольствием глядел на сирень, цветущую слева, и на птичку с красным клювом, щебечущую справа. Ему доставил радость даже Космо Блейр, курящий сигарету, хотя даровитый драматург, буквально загребавший деньги и в Англии, и в Америке, не отличался красотой. Обычно, завидев его, люди моргали и отводили взгляд.

Драматурги, как правило, изящны. Рост их неограничен, а вот объем – таков, что сбоку их, в сущности, не видно. Космо Блейр не соответствовал стандарту, он был невысок и тучен. Граф называл его «пузатым оболтусом», поскольку он имел неприятную привычку говорить «мой дорогой Шортлендс» и спорить, что бы ты ни сказал.

Сейчас он посмотрел на странную пару сквозь сверкающий монокль.

– А, мой дорогой Шортлендс!

Пэр Англии издал тот звук, который издает медведь, подавившийся костью.

– А, Спинк! – продолжал Космо.

– Добрый вечер, сэр.

– Катались на мотоциклете?

– Да, сэр.