Расстояние от прохода между Вселенными до Тихой Гавани составляет четыре световых месяца. Современные ионные двигатели позволяют разогнать космический корабль до двадцати процентов от скорости света. Когда русские поняли, что команда США пропала, они сразу же отправили сообщение об этом в сторону прохода, к Земле, но, учитывая огромное расстояние, сигналу требуются те самые четыре месяца, чтобы дойти до адресата, и дойдет он до Земли лишь через месяц относительно текущего дня. После чего в земном центре управления примут какое-то решение и пошлют сигнал обратно на «Гефест», и идти он будет тоже четыре месяца. Максим Храмов, не дожидаясь ответа с Земли, самостоятельно принял решение продолжить исследовательскую миссию. Все члены экипажа поддержали эту идею. Командир китайского корабля «Чанчжэн» («Великий поход») спустя неделю узнал о происшествии и тоже не стал менять курс.

И вот сейчас, приземлившись, как утверждает геолокация, возле американского корабля, они выяснили, что никакого корабля тут нет, а местность эта совершенно не соответствует местности на карте.

Растерянный Толик, приподняв брови, смотрел в свой планшет и чесал затылок. Дождь стал сильнее.

Храмов прошел несколько метров вперед, шлепая ногами по луже.

– Это точно то место? – командир спросил по рации, встроенной в кислородную маску.

– Судя по координатам, да, – ответил Толя, – но на карте черт-те что показано. Карта говорит, что тут равнина сплошная и никаких хребтов нет.

– Если на карте гора, а на местности равнина, значит, мы не там, где надо, тут и думать нечего, – Храмов повернулся к Толе и Альберту Ивановичу. Командир прищурился из-за слепящего света «Гефеста». Все трое отбрасывали длинные тени по направлению от корабля.

– Я думаю, нам прислали не те координаты, – произнес Толя, вытирая капли с лица.

– Чтобы сориентироваться по спутникам, нужно учитывать фундаментальные параметры Вселенной, – сказал Еврин, – такие, как скорость света и теорию относительности. Тут все другое.

– В программе была учтена только скорость света, – сказал Толя, – здесь она выше на семь процентов. Если бы была какая-то большая ошибка, в десятки или сотни метров, то мы, когда были на орбите, увидели бы ее.

– Увидели бы… – тихо произнес Храмов.

– Как бы вы увидели ошибку? – спросил Еврин. Ученый оттопырил кислородную маску и почесал седые усы.

– Что значит как? – важно начал Толя. – Чтобы посадить «Гефест» по координатам, нам необходимо было определить его местоположение на орбите относительно спутников. Ошибку в ориентировании нашего корабля моя программа бы показала. А ошибки не было. Мы прекрасно сориентировались относительно системы координат Тихой Гавани.

– А далее ты внес координаты посадки американского корабля, так? – спросил Альберт Иванович.

– Да. И вот мы сели по этим координатам.

– Толя, а ты можешь сейчас определить наше местоположение? – спросил ученый.

– Так оно определено же.

– А можно как-то заново переориентироваться?

– Можно, но зачем?

– Сделай, пожалуйста, есть у меня одна гипотеза.

Толя принялся тыкать пальцем в сенсорный монитор. Он сбросил спутниковое ориентирование, созданное, когда они были на орбите, и вновь запустил поиск спутников. Спустя несколько секунд приемник обнаружил четыре спутника и выдал ошибку при определении своего местоположения.

– Ого, – Толя сдвинул брови, – вот это да. Ну-ка, еще разок.

– Что там? – спросил Храмов.

– Погодите…

Толя опять сбросил ориентирование и запустил его заново.

– Ошибка сто семнадцать километров, триста двадцать метров, пятьдесят три сантиметра, – произнес картограф.

Анатолий посмотрел на Еврина, а потом на Храмова. Вид у Звезды был растерянный.

– Это точно не по моей вине, – начал оправдываться Толя, – а то сейчас начнется: намерил не пойми что, Толик криворукий… Это все эти ваши поломанные законы физики виноваты. Все тут с ног на голову в этой Вселенной, все наперекосяк.

Еврин залез рукой под маску и снова почесал усы, задумчиво глядя сквозь Толика.

– Знаю я вас, – бухтел Толя, третий раз пробуя сориентировать приемник, – как тогда, на Марсе, когда точки под геологию разметили не там… сразу во всем был виноват Звезда…

– Как работает теория относительности в этой Вселенной, мы знать не могли, – задумчиво произнес Еврин, – для этого необходимо было проводить измерения еще и возле массивных небесных тел.

– Что вы имеете в виду? – спросил Храмов. – Что время тут искажается по-другому?

– Похоже на то, – ответил ученый, – это объясняет тот факт, что, когда мы были на орбите, сориентировать наше местоположение по спутникам вышло точно, а сейчас, когда мы на поверхности планеты, где время течет иначе, приемник выдает огромную ошибку. На Земле тоже есть такой релятивистский эффект, и он учитывается при спутниковой навигации.

– Ошибка в навигации из-за теории относительности тут предполагалась, – сказал Толя, – примерно такая же, как и на Земле, может, чуть больше, в пределах десяти метров. И плевать все хотели на эту ошибку, ведь, чтоб ориентироваться на Гавани, нам не нужна такая точность. Но чтобы сто семнадцать километров…

У всех трех кораблей изначально были точные места посадки. Американцы должны были сесть в экваториальной зоне, русские в районе Северного полюса, а китайцы в районе Южного. Но когда «Спейс Игл» подлетал к планете, то выяснилось, что в той области, где планировалось приземление, бушевала гроза. Американцы сели южнее.

Альберт Иванович принялся рассуждать:

– «Спейс Игл» сел, его система навигации, будучи сориентированной еще на орбите, оказавшись на поверхности планеты, определила координаты места посадки с ошибкой. И далее они отправили эти координаты нам. Значит, «Спейс Игл» находится где-то в радиусе ста семнадцати километров.

– И свет у них выключен, – сказал Храмов, – иначе мы бы увидели их, когда садились.

– Круг радиусом сто семнадцать километров соответствует площади сорока трех тысяч квадратных километров, – сказал Еврин. – Площадь Москвы чуть больше одной тысячи квадратных километров. Это я говорю, чтобы вы понимали масштаб бедствия.

– Н-да… – протянул Храмов, – во тьме на их поиски уйдет много времени.

– А можно как-то использовать картографический спутник? – спросил ученый. – Если его запрограммировать пролететь над предполагаемым местом посадки «Спейс Игла» и отсканировать это место, а потом на снимках искать корабль?

– Идея хорошая, но разрешение не позволит увидеть корабль такого размера, – сказал Толя, – но мы поступим иначе, мы отснимем всю эту площадь лидаром с коптера.

– Сколько это займет времени? – спросил Храмов.

– Точно скажу позже, но навскидку, может, неделю, – ответил картограф, – а может, нам повезет, и мы наткнемся на них сразу.

Все трое разбрелись по сторонам, но далеко не расходились, оставались в зоне света «Гефеста» и в зоне видимости друг друга: Толя не спеша прошел метров двадцать в сторону скал и замер, разглядывая эти фантастические кристальные наросты на теле планеты, Альберт Иванович остался практически на месте, разве что сделал пару шагов к трещине длиной метров пять и шириной полметра, заглянул в нее и ничего, кроме воды, там не обнаружил, а Храмов ушел дальше всех, дойдя до размытой границы света и тьмы, врезался в эту границу лучом своего нагрудного фонаря и осветил небольшой сектор за ней. Максим сделал несколько шагов во тьму. По левую руку продолжалось ровное плато, а по правую Храмов увидел нечто напоминающее торосные гряды Арктики – нагромождения обломков льда высотой несколько метров. Тут, конечно же, это был не лед, а все те же неизвестные науке рубленые и отшлифованные местной природой множественные структуры, которые уходили за пределы видимости фонаря. Динамика игры света в этих гранях-зеркалах была огромная: все переливалось и сверкало, свет преломлялся и двигался по каждой грани, отражался и попадал в глаза, на мгновение ослепляя, потом снова смещался в сторону и снова попадал в глаза. За ореолом света в отражении покачивались десятки кривых изображений Храмова. Стоявшему вдали от людей Максиму стало не по себе от вида множества своих копий. Он попятился, не решаясь повернуться спиной к двойникам. Храмов был высокообразованным человеком – окончил Московский авиационный институт, получив специальность летчик-космонавт, и потому являлся стопроцентным «технарем» и прекрасно понимал, что отражение в зеркале – это лишь сформированное на сетчатке глаза и переданное в мозг представление об объекте, и нет на самом деле на гранях никаких оживших рисунков, но сейчас животный страх взял верх, и потому Храмов все пятился и пятился, пока не оказался вновь в круге света «Гефеста», выйдя из вязкой черноты.

– Какие у вас тут еще есть способы ориентирования? – раздался из рации голос Альберта Ивановича. Храмов развернулся и бодро зашагал в сторону коллег.

– Спутники пока что отпадают, – начал перечислять Толя, – магнитного поля нет, поэтому магнитные компасы мы сюда и не брали, по звездам тоже не сориентироваться, остается только гироскопический компас.

Толя и Храмов подошли к Еврину.

– Гирокомпасы встроены в каждое транспортное средство? – спросил Альберт Иванович.

– А то! – Толя кивнул. – Конечно, в каждое. У нас этих гирокомпасов тут навалом. Хоть магазин открывай!

* * *

Если бы они могли представить, какая беда их ждет…

…эти отражения… нет, это не монстры, не демоны, которые вылезут из зеркал… если бы это были монстры, если бы это были демоны…

…если бы они знали, они, вероятно, стартовали бы с Тихой Гавани прямо сейчас, позабыв о своих научных задачах, и никогда бы больше не вернулись в Черную Вселенную, в которой человеческому сознанию грозит…

2. На этой планете есть жизнь?

Все члены экипажа готовились к выполнению своих прямых обязанностей, иначе говоря – все собирались на работу. Одной из главных целей экспедиции был поиск жизни на Тихой Гавани, и, учитывая, что тут есть жидкая вода, вероятность выполнения этой задачи была высока. В нашей Вселенной внеземную бактериальную жизнь давно нашли на Марсе, в пещерах Луны, на Энцеладе, на Европе и много где еще, и вот теперь, благодаря открытию Альберта Еврина в соавторстве с биологом Уильямом Райтом, который тоже полетел сюда и пропал вместе с американской командой, у человечества появился шанс заглянуть в чужую Вселенную и поискать жизнь там. В состав экипажа «Гефеста» входили пилоты, бортинженеры, техники, ремонтники, кибернетики, врачи, геологи, физики, метеорологи, сейсмологи, геофизики, программисты, биолог и картограф. Команду можно было разделить на две категории: на ученых, которых было меньше по численности, и на людей, обслуживающих корабль, то есть контролирующих и, в случае неполадок, ремонтирующих всю его электронику, двигатель, навигацию, функции жизнеобеспечения. Суммарное количество поставленных научных задач было более тысячи. Команде планировалось провести на Тихой Гавани четыре месяца.

Толя сидел на раскладном стуле за пластиковым столом в своей светлой каюте в «Гефесте» и вводил в квадрокоптер данные маршрута аэросъемки над участком, где, вероятно, мог находиться «Спейс Игл». Каюта была небольшая – два на три метра, как и у всех тут. Стены и потолок каюты были серого цвета, а светло-коричневый пол с узором древесины имитировал паркетную доску. Когда «Гефест» летел сквозь космос и вращался, создавая гравитацию, стена с иллюминатором, та, что напротив двери и возле которой стоит кровать, становилась полом, а к дверному проему крепилась лестница, по которой можно было вылезти из каюты. Иллюминатор Звезда только что закрыл шторкой, потому что в освещенных зеркалах ему мерещились движения и это вызывало дискомфорт. Толя понимал, что это лишь игра разума. Отражения вызывали неприятные чувства не только у Толи и Храмова, а у всей команды. Но обсудить это необоснованное на первый взгляд волнение они еще не успели.