Пленница (страница 4)
Духота сушила горло, ужасно хотелось пить. Я попросила у официанта воды. Потом на столе откуда-то появился кувшин с апельсиновым соком. Я выпила стакан и практически сразу ощутила слабость.
Спустя примерно минуту через обволакивающую пелену я увидела Алтая – того самого страшного парня, с которым вел дела мой отец. Я запомнила жуткий шрам на его лице, по нему-то и узнала мгновенно.
Алтай все расскажет папе. Эта мысль шокировала, и я решила немедленно покинуть заведение, но ноги не послушались.
Стало страшно. Папа учил, что такие, как Алтай – чудовища. Мне вовсе не хотелось находиться с ним в одном баре. На самом деле, очень-очень сильно было не по себе, я больше не чувствовала себя взрослой. Захотелось домой! К своей родной, любимой бабуле, которую я так подло обманула, сбежав. По субботам мы обычно смотрели ее любимый сериал по Первому каналу.
Становилось хуже. За наш столик присели незнакомые мужчины, и мои друзья, испугавшись, попросили счет. Я хотела пойти с ними, но не могла. Клонило в сон, все силы уходили на то, чтобы держать глаза приоткрытыми.
Мои друзья… так называемся друзья, попятились к выходу. А я осталась.
Вскоре в лицо ударил соленый морской воздух. Чей-то грубый смех заставил поежиться. Потом провал. Помню, кто-то дрался. Я сидела на корточках, вязла ногами в песке и закрывала голову руками, слышала шум моря и дрожала. Позже была бесконечная дорога. Незнакомая машина легко шла по трассе. Шум движка баюкал. Меня спросили:
– Пришла в себя?
– Почему так плохо?
Парень обернулся, и я увидела злополучный шрам. И глаза. Не злые – обеспокоенные.
Алтай протянул бутылку воды. Жажда была такой сильной, что я не подумала о мерах безопасности и осушила ее залпом, после чего отключилась снова. Он что-то спрашивал, я различала отдельные слова, но не могла сложить их в предложение. Мне было очень страшно и очень стыдно.
Бабушка сказала, что Алтай принес меня на руках. На этом мой переходный возраст закончился.
Мы встретились на следующий день. Я пошла на рынок за овощами – решила испечь бабулин любимый пирог с капустой и тем самым попросить прощения. Черная бандитская бэха, стоявшая неподалеку, тронулась с места, поравнялась со мной, поехала медленно. Я безропотно села на пассажирское сиденье.
– Привет, – прошептала.
– Как ты?
Я покачала ладонью в воздухе, а потом всхлипнула.
– Меня вчера не должно было быть в Гелендже, – произнес Алтай. – В смысле совсем. В том числе для твоего бати.
– Я никому не скажу. Боже. Ты мог подумать, что эту историю я захочу кому-то рассказать?!
– Своему отцу.
– Особенно ему!
Он помолчал, хмыкнул.
– Они тебе что-то сделали? – спросил сухо.
Мороз прокатился ко коже. Я вся покрылась мурашками, сжалась, и Алтай отрегулировал кондиционер.
– В смысле сделали?.. – уточнила я почти беззвучно. Перед глазами начали всплывать картинки, но бледные, туманные. – Я не помню лиц.
– Я помню, – отметил он. – Не местные пацаны. Я найду их сегодня. Хочу претензии предъявить. – Алтай как-то криво усмехнулся, и я перестала дышать. – Отвлекся на минуту, а ваш стол уже пустой. Они успели?
– Что?
Он снова хмыкнул. Было очевидно, что опыта общения с подростками у Алтая мало, он будто усиленно подбирал правильное слово.
– Обидеть.
Я так сильно сжала пальцы, что костяшки побелели. Никогда не говорила на такие темы, тем более с мужчиной. Покачала головой.
– Скажи мне как есть.
– А что ты сделаешь? – выпалила я. – Отрежешь им что-нибудь?
– Может, и отрежу, – ответил он неопределенно, но по-прежнему серьезно.
Мы сделали круг по району.
– На-до. По… закону. – Не получилось сказать это не запинаясь. – Я… в порядке. Полном.
– Понял. – Алтай будто расслабился и даже начал слегка улыбаться. – Я не очень-то умею по закону.
Я старалась не пялиться на его физиономию, старалась не думать о запрете отца даже разговаривать с этим человеком. О рисках, обо всем на свете.
– Я хочу стать юристом, – сказала напряженно. – Когда вырасту. Чтобы сажать бандитов.
– Таких как я? – дружелюбно улыбнулся Алтай.
В эту секунду я почему-то перестала замечать его изъяны, видела только глаза и серьезное спокойствие в них. Постепенно доходил весь ужас вчерашней ситуации. Осознание догоняло, наступало на пятки, а потом обрушилось резко и накрыло с головой. Я была не готова к такому. Не знала. Не думала. Плечи затряслись в истерике, я заплакала. Алтай остановил машину и повернулся ко мне.
– Или обидели?
Его мрачный голос ускорил сердце, и я не справилась с эмоциями. Бросилась к нему на шею, крепко обняла. Подтолкнула невообразимая, всеобъемлющая благодарность за простую человеческую заботу, а еще тот факт, что Алтай был рядом в этот момент моего резкого взросления.
Он не обнимал в ответ, не прижимал к себе – ничего такого. Даже не коснулся.
– Спасибо, – прошептала я, успокоившись и вернувшись в свое кресло. – Я так сильно испугалась! Теперь ужасно стыдно и плохо! Я не такая, честное слово. Я впервые была в баре.
– Я догадался. Будь осторожна, летом много приезжих, их невозможно контролировать. Таким элитным девочкам нельзя тусоваться на побережье без охраны. Друзья у тебя, кстати, дерьмовые.
– Они мне не друзья.
– Этих… хм, ребят вчера забрали, но вот-вот выпустят. Состава преступления-то нет. В этом смысл «по закону», понимаешь?
Я быстро закивала.
– Свой номер не оставляю, твой батя меня за это вздернет на первом столбе. Но если ситуация повторится…
– Не повторится.
Алтай продолжил, будто я не перебивала:
– …скажешь администратору заведения, что знаешь меня. Идет?
– Хорошо.
– И бабушку успокой. Она мне вчера не поверила.
Он высадил меня на другой улице, чтобы никто из соседей, не дай бог, не увидел.
В тот день мы долго говорили с бабулей, я честно рассказала, как все было. Она задавала кучу вопросов, особенно ее беспокоило поведение Алтая. В итоге единогласно решили ничего не говорить папе.
С тех пор я была предельно осторожна. Училась, работала, от баров и мужчин держалась подальше. Пока не влюбилась в обходительного Павла. А лучше бы продолжала избегать. Забыла, что моей жизнью управляет закон Мёрфи.
* * *
Летнее южное солнце жжет пальцы и лицо. Из курса физики я помню, что фотоны могут десятки тысяч лет метаться внутри Солнца, после чего, вырвавшись за пределы звезды, они за восемь минут достигают нашей планеты. Мои пальцы греют фотоны, которым, возможно, тысячи лет. И которые преодолели миллионы километров. Вот сколько чести.
Мысли о глобальном обычно отвлекают от мирских проблем, но всему есть мера. Отойдя от окна, я беру чемодан и тащу его к лестнице. Прощай, самая большая комната в доме.
Колесики громко бьются о ступеньки, прерывая спор папы, Елизаветы и дяди Вардана. Когда я захожу в гостиную, они замолкают и поворачиваются ко мне.
– Да ладно, что он мне сделает? – развожу руками.
На лицах всех троих прямым текстом написано, что местный бандит может мне сделать. Но я так не думаю. Не сделал в четырнадцать, не сделает и сейчас.
Несмотря на то, что я по-прежнему предпочла бы держаться от Алтая как можно дальше, я решила принять его… эм, предложение. Тем более папа вернет деньги.
Нужно потерпеть всего лишь неделю.
– Пап, только ты деньги достань, – говорю спокойно. Смотрю ему в глаза. – Обязательно.
Глава 6
Алтай говорит по телефону, опершись на капот машины.
Солнце поднялось высоко, слепит глаза, и он прикладывает ладонь ко лбу. А еще он хмурится, из-за чего уже не выглядит дружелюбно. Высокий. Чужой.
Кажется, он занимает собой всю улицу, значительно снижая градус ее живописности. Соседи остановили поливку, попрятались, то и дело подсматривают из окон.
Зачем Алтаю такая соплюха, как я? Не понимаю.
А когда я не понимаю чего-то, мне страшно.
Уверенность в его адекватности трещит по швам.
С чего я вообще взяла, что Алтай джентльмен? Из-за одного эпизода в прошлом? Прошло шесть лет, все тысячу раз могло измениться. Да и к тому же в то время он работал на моего отца и, вероятно, хотел быть полезным.
Судорожно пытаюсь придумать план Б, но, учитывая, что я в розыске, не слишком-то получается. Отворив калитку, сжимаю ручку чемодана и мешкаю.
Алтай переводит на меня глаза и совершенно равнодушно кивает, чтобы садилась в машину.
Боже. Он и правда не пошутил.
Позади слышен голос папы, он что-то быстро объясняет разозлившемуся дяде Вардану. В этом доме все постоянно ссорятся, на мгновение мне хочется покинуть его как можно скорее. Параллельно с этим захлестывает дежавю – однажды я уже выходила из этих ворот с чемоданом.
– Рада, я буду на телефоне круглосуточно, звони мне в любой момент. Не совершай глупостей, не провоцируй, веди себя тихо и незаметно. Но если с тобой хоть что-то случится, если вдруг ситуация выйдет из-под контроля… – тараторит отец.
В прошлый раз он сам погрузил чемодан в багажник. Бабушка тянула меня к машине, я рыдала взахлеб, сопротивлялась и рвалась обратно. Была уверена, что папа решил попугать. Уезжать тогда не хотелось очень сильно…
Слезы не помогают, больше я их не лью попусту. Гордо распрямляю плечи и подхожу к мерседесу.
Алтай изгибает левую бровь, окидывает меня пристальным взглядом, от которого возникает желание облачиться во все балахоны на свете. Он прерывает телефонный разговор и, оценив размер чемодана, хрипло смеется:
– Ты решила перебраться ко мне насовсем? Вообще-то я планировал короткую акцию.
Щеки загораются, я резко опускаю глаза в пол. Подходящего ответа не находится. Боже, папа, скажи ему заткнуться. Видишь, у самой не получается. Силы уходят на то, чтобы не оглядываться, иначе точно разревусь.
Папа молчит, поэтому я нервно присаживаюсь на заднее сиденье и хлопаю дверью.
Мужчины разговаривают. О чем, не слышно, но точно знаю, это длится пару нескончаемых минут, потому что я сжимаю в руке мобильник и слежу за временем.
Приятно думать, что папа уговаривает Алтая не забирать меня. Воображаю, что еще немного, и отец распахнет дверь, рявкнет, что я останусь дома. Что только через его труп.
Вскоре Алтай занимает водительское кресло и оборачивается:
– Я что, похож на таксиста? Давай-ка вперед.
Ноль процентов церемонности, сто процентов насмешки.
– А можно мне ехать здесь? – Неловко обнимаю колени и улыбаюсь. – Пожалуйста.
Он слегка прищуривается, выражая неудовольствие.