Фаина позволила делать с собой все, что им хотелось. Лишь бы это не мешало ей выпивать. Соседки стали обсуждать рецепты правильного питания, параллельно занимаясь каждая своим делом. Даша расчесывала густые и непослушные волосы Фаины, чтобы «превратить их во что-то человеческое»; Арина переписывалась с бойфрендом, изредка отвлекаясь, чтобы колко прокомментировать ситуацию или закончить за кем-нибудь предложение; Лиза наводила на всех какую-то бурую гущу – домашний скраб для лица; Наташа делала себе маникюр.

– Девки, давайте какое-нибудь старье послушаем? А то тухло как-то.

– Когда мне было лет четырнадцать, я любила Pussycat Dolls.

– О-о-о! Врубай погромче, это то, что надо.

Пританцовывая, заботливая соседка нанесла на волосы Фаины масло и укутала их в полиэтиленовую шапочку. Вино в бокале как раз закончилось, а на лицах у всех красовалось что-то по цвету похожее на скорлупу перепелиных яиц.

Лиза обещала, что при смывании скраба через двадцать минут они не узнают своей кожи. Фаине было все равно. Ее заботило лишь то, что не вышло растянуть вино на весь вечер. Но она поклялась себе, что больше не выпьет ни капли этой чудесной темно-красной жидкости с терпким послевкусием на языке.

Вскоре остальные начали танцевать, смеяться без причины и кидаться подушками. Лиза опрокинула пустую бутылку, та разбилась где-то за креслом с тяжелым глухим звуком, но на это не обратили внимания.

Потом Наташа предложила всем взвеситься – тоже традиционное занятие вечера пятницы. Узнать, сколько ты набрал или скинул за неделю. Каждая из девушек хорошо знала не только свой вес, но и вес соседки. Поэтому, когда Фаина встала на прибор, Даша с восхищением сказала:

– Ого, минус три, ну ты молодец. На диете сидишь?

– Нет.

Фаина не худела последние лет пять, без труда держась в одном и том же весе чуть выше нормы. Тело привыкло. Поэтому столь быстрое изменение показалось зловещим. Она тут же вспомнила, что среди основных симптомов сахарного диабета значилось резкое снижение веса… Это испортило ей настроение. Гадко было осознавать, что независимо от тебя все это время внутри организма происходят процессы, медленно, но верно ведущие к летальному исходу.

Поганая червоточина, которую она себе не просила.

Больше не хотелось слушать веселое щебетание девушек, которые не замечали своего счастья – счастья быть здоровыми. Сославшись на плохое самочувствие, Фаина отправилась в душ – смывать масло с волос и маску с лица, а затем к себе.

Соседки не заподозрили ничего особенного. Они давно знали Фаину – как резко и необъяснимо у нее меняется настроение, как она молчалива и порой непредсказуема. Только Даше пришло в голову, что это похудение как-то связано с жаждой, на которую Фаина жаловалась в последнее время.

Стоило угрюмой девушке удалиться, подвыпившая компания снова принялась обсуждать новенького из 405-й. Этим же они развлекали себя и до того, как позвали на посиделки Фаину. При ней им не хотелось говорить о симпатичном молодом мужчине, который заселился на этаж в начале недели и не горел желанием с кем-либо знакомиться. Чем вызывал еще более бурный интерес.

Хорошо зная индифферентное отношение Фаи к изменениям, которые не касались ее лично, соседки не собирались делиться с ней своими соображениями насчет нового персонажа – это не имело смысла. Даша помнила ее реакцию в день заселения новенького. Абсолютное безразличие. Толстая броня и ни одной искорки в глазах. В этом вся Фаина. Ей всегда все равно, лишь бы ее не трогали. Казалось, не было в мире такого события, которое могло бы разрушить ее апатию.

Вернувшись в свою комнату, девушка взялась за фен. Процесс был длительным и утомляющим. Полностью просушить столько волос обычно занимало не менее часа. А если лечь спать с влажной головой, наутро ожидают мигрень, заложенный нос и першение в горле.

Волосы были единственной отличительной чертой Фаины. Больше в ее внешности не было ничего выдающегося. Излишне пышная и густая шевелюра часто электризовалась, придавая ей сходство с ведьмой. Волос было так много, что добраться до кожи головы составляло сложность. Они отяжеляли череп, и казалось, будто временами хотят плотно овить шею, закупорить глаза и рот, придушить.

Покончив с феном, Фаина завалилась на кровать и быстро отключилась. Этот день вымотал ее. Перед сном девушка решила: может, она и несчастна, но думать об этом ей некогда.

Глава III,
в которой Фаина видит и сразу забывает

Впрочем, в этой земной жизни нет ничего абсолютно счастливого. Счастливое обыкновенно носит отраву в себе самом или же отравляется чем-нибудь извне.

Антон Павлович Чехов, «Злой мальчик»

Фаина неважно себя чувствовала.

Либо снова подскочил сахар, либо что-то с давлением. Едва тебе переваливает за двадцать, сложно разобрать, каким именно щупальцем смерть присосалась на этот раз.

Голова кружилась, глазные яблоки пухли, во рту пересыхало, хотя желудок уже разрывало от выпитой воды. С ориентацией в пространстве все было паршиво как никогда. Двери уплывали куда-то прямо перед глазами, ручки и парапеты возникали в ином месте, нежели то, к которому тянулись промахивающиеся пальцы.

Омыв лицо и окинув себя строгим взором в зеркало, Фаина вернулась на рабочее место. Избегая настороженных взглядов коллег, она пошарила в сумке, умоляя мироздание подкинуть хоть парочку из тех таблеток, что удалось купить по совету врача, накопив немного денег.

Чуда не случилось. Если ты не заботишься о том, чтобы носить с собой какую-либо вещь, она не появится сама по себе. Когда-нибудь халатность сведет ее в могилу, но явно не сегодня. Сегодня не в планах умирать. Девушка поднялась и направилась прямо в застекленный светлый кабинет.

– Фаина? Ты чего это?

Степа нашел для нее анальгин, парацетамол и эналаприл. Неизвестно, где он их достал среди рабочего дня – Фаина снова уходила в уборную, подальше от глаз, чтобы можно было побыть слабой. Наверное, пока ее не было, Степа побегал по офису, либо в его кабинете хранилась личная аптечка.

Девушка посмотрела на крошечные белые пуговицы на протянутой ладони начальника и изъявила сомнение в том, что все это следует принять одновременно. Но Степа был уверен в этом, его прабабка лечилась так от мигрени, метод стопроцентный… Все же он убедил Фаину.

Таблетки неохотно опустились по пищеводу, оставляя за собой ужасное царапающее ощущение, словно стремились застрять, едва преодолев гортань. Девушке стало лучше, но ненадолго. Это было неправильное лекарство, никак не связанное с ее болезнью. Оно могло помочь только как плацебо.

Степе пришлось отпустить ее домой, когда она вновь явилась в его кабинет спустя четверть часа. Вялая, с мутными глазами, Фаина цеплялась за дверные косяки и не рисковала отходить далеко от стен, чтобы в случае чего успеть облокотиться. Молодой начальник вызвал ей такси и приказал Диме из отдела кадров проводить девушку до машины, ведь он и так после обеда «мается ерундой». Фаина была слишком слаба, чтобы отпираться.

На заднем сиденье она сразу же приняла горизонтальное положение, не спрашивая мнения водителя. Шофер угрюмо глянул на нее в продолговатое зеркало, изрезавшее его лицо до полоски глаз и темных, почти сросшихся бровей, но ничего не сказал. И хорошо. Порой молчание – лучший выбор, который может предоставить нам судьба. Лежа было получше. Лежа всегда было лучше, какое бы дерьмо ни происходило. И неважно, что на поворотах голову вдавливало в дверь. Фаина почти не ощущала этого.

– Приехали.

– А?..

Она сама не заметила, как стала проваливаться словно в большой холодный сугроб, от которого все тело цепенеет. Наверное, то же самое чувствуют полярники, пока снежный буран баюкает их где-нибудь за тысячи километров от цивилизации.

– Девушка, вам плохо?

– Все… в норме. – Пришлось подняться: сначала на локтях, затем и полностью, цепляясь за переднее пассажирское. Фаина мысленно сравнила себя с Беатрикс Киддо^[1] после комы, когда у той отказали ноги.

– Может, вас провести? – Таксист нахмурился.

– Не надо. Держите. – Девушка протянула заранее приготовленную, изрядно помятую и пропотевшую в ее ладони купюру. – Сдачи тоже не надо.

По правде говоря, она и не помнила, какую сумму ей назвали в начале поездки. Надеялась, в ее положении это простительно. Слова расплывались сами по себе, непослушно покидая рот. Словно водяные капли, падающие на раскаленный асфальт. Девушка с усилием выдавила наружу тугую дверь иномарки и вытолкнула себя следом. Колени подрагивали.

Впервые она не обратила внимания ни на марку авто, ни на внешность водителя, ни даже на брелок, который обычно болтался у всех таксистов на зеркальце или ключах. Неравнодушная к подобным безделушкам, сейчас она не сумела бы восстановить в памяти и цвет машины.

Слабые ноги понесли к ограждению, ладонь машинально нащупывала пропуск в кармане. Подошвы ботинок раздражающе громко шаркали по земле, и россыпи щебня, непонятно откуда тут взявшиеся, хрустели, отзываясь покалыванием в ступнях.

Глаза почти ничего не воспринимали, переключившись на «аварийный режим» тоннельного зрения, – видели только то, что прямо перед ними, и никаких лишних деталей. У тела тоже есть экономия энергии.

Девушка молила всех известных богов о том, чтобы никакое глупое препятствие не помешало ей добраться до комнаты. Не теперь, когда она уже так близка к цели. Интуиция подсказывала, что препятствие обязано быть, а Фаина привыкла опираться на шестое чувство даже больше, чем на объективные факты.

Какое-никакое облегчение появилось, едва Фаина оказалась на территории общежития. Разум прояснялся в прямой зависимости от сокращения расстояния до жилого корпуса. Перетерпеть физическую боль возможно, если сознание остается в порядке, но наоборот – никогда. Это правило Фаина уяснила давно. Но чтобы освободиться от боли, надо победить в себе животное, коим являешься в большей степени.

Шаг за шагом она проклинала поганую наследственность. А заодно и себя. За то, что никогда не может взять себя в руки и решить проблему, которая действительно мешает жить. Казалось бы, все карты на руках, чтобы себя спасти. Просто бери инструкцию и следуй ей. Но нет. Придерживаться заданного алгоритма – не в ее стиле.

Лифт не работал, в отличие от закона Мерфи^[2]. Но хотя бы никто из встречных не пытался с нею заговорить, и на том спасибо. Что может быть хуже разговора, который завел не ты сам?

Подъем по лестнице дался тяжело. Кровь пульсировала в висках, словно под кожей трепыхалось небольшое насекомое, курсируя по венам в агонии. Цвет стен, за которые Фаина держалась на случай падения, напоминал ей сейчас порошок из высушенной морской воды, смешанный с пеплом. Ее не волновало, что эту бледно-зеленую водицу невозможно высушить до состояния порошка. Она-то себе это прекрасно представляла, так какое значение имеет реальное положение вещей?

На своем этаже Фаина не встретила ни единой души. Будто все вымерли. В общежитии всегда кто-то шумит: шляется без дела, готовит, смывает унитаз, курит на балконе, громко слушает музыку, кричит или смеется, убирает комнату или принимает душ. Пустые коридоры несвойственны этому социальному организму, особенно ближе к вечеру.

Едва преодолев порог своей комнаты, она, не разуваясь и в чем была, без сил повалилась на пол и пролежала так, пока ей не стало лучше. Настолько, чтобы подняться на ноги и отыскать лекарство.

Кто знает, сколько времени прошло. Периодически девушка засыпала, урывками успевая подумать о работе или вспомнить какие-то ужасно неприятные случаи из детства. Например, когда поругалась с соседским хулиганом и он насыпал ей земли в глаза. Пришлось идти к родителям и жаловаться. Был, конечно, скандал. Что сейчас с тем мальчиком? Где он? И, самое главное, как же его звали…