Женя прикусила внутреннюю сторону щеки и опустила руку с телефоном. Вдох-выдох. В груди будто зашевелились паучьи лапки, посылая мурашки по позвоночнику к затылку. Щеки запылали.

– …сказал, что ему нравится учиться. Ну ты, наверное, в курсе, – услышала Женя, когда вновь поднесла телефон к уху. – Такой смышленый мальчик.

– Мама, ты как будто про щенка говоришь.

Женя постучала костяшками пальцев по бедру.

– Ну ты же понимаешь, о чем я. Мне кажется, он будет рад тебя видеть. Разве Сава не говорил тебе, что приедет?

– Говорил. – Женя сильнее прикусила щеку, подошла к окну и открыла форточку. Тюль тут же запузырился. – Мы редко общаемся, пары, учеба и все такое. Сава тоже занят. Вот так и получается.

Женя прикрыла глаза и сделала глубокий вдох: несмотря на середину июня, погода позволяла дышать прохладным воздухом, особенно по вечерам. Жара в городе, среди асфальта и кирпичных стен, обычно ощущалась тяжело. В родном городе Женя могла выйти из бабушкиного дома и почти сразу оказаться у озера. Похоже, она все-таки скучала по любимой Озерной улице. Или по тому, что делало ее любимой. Женя, перестав слушать маму, самоустранилась из разговора – посмотрела на отклеившийся уголок обоев под потолком и подумала, что во время каникул как раз можно заняться ремонтом и немного облагородить их комнату. Мысленно она составила список продуктов для покупки и решила, что вечером приготовит омлет. Голос мамы зазвучал громче, словно ему прибавили громкость кнопкой пульта:

– Знаешь, за год Сава так изменился… Вырос, что ли. А еще я передала ему от тебя привет.

– Супер. – Ненастоящая улыбка приклеилась к губам. – Мам, мне пора, правда. Созвонимся завтра, ладно? Люблю, целую.

– И я тебя. Звони почаще. И еще… – Женя услышала шуршание, словно мама разворачивала конфету. – Я вообще чего звонила-то. Понимаю, что это для тебя непросто, но ты же помнишь, что скоро будет годовщина?

У мамы и бабушки были довольно натянутые отношения. Острые углы они маскировали подчеркнуто вежливо-нейтральными улыбками и фальшивой любезностью, в которую никто не верил, но они все равно продолжали играть. Мама обижалась на бабушку за то, что та во время конфликтов вставала на сторону своего сына, а бабушка, похоже, обижалась на маму за то, что та не сумела сберечь их семью. А Женя любила их обеих – каждую по-своему.

Вот почему Женя все реже созванивалась с мамой: любой разговор заканчивался мамиными попытками уговорить ее приехать домой на выходные, на праздники или, как сейчас, на лето и поиском отмазок, которых становилось все меньше.

– Помню. Ладно, пока.

Женя сбросила звонок. Она никак не могла забыть, хоть и хотела, потому что видела тот день, после которого – неужели так быстро? – прошел почти год, в кошмарах. Она запомнила все до мельчайших деталей, но только не лицо бабушки – память стерла его и заполнила другими воспоминаниями. Как Женя могла верить кому-то, если собственный мозг обманывал ее? В кошмарах бабушкино лицо было смазано, как на нечетких фотографиях. Женя отказывалась принимать реальность, в которой не существовало бабушки: в детстве она была убеждена, что все бабушки живут вечно.

Кристина давно перестала любоваться ногтями и с любопытством глядела на Женю, склонив голову набок. Длинные каштановые волосы блестели, как в рекламе шампуня Pantene. А ее светлая кожа наверняка была гладкой и бархатистой как в рекламе геля для душа Palmolive. Кристина точно сбежала из телика, чтобы раздражать Женю своей идеальностью. Она не раз слышала, как Кристина пела в кабинке душа: общая душевая в общаге лишала их последнего личного пространства. Кристина до сих пор припоминала Жене, что она, заселившись в комнату и познакомившись c ней, сделала презентацию и показала ее Кристине – на слайдах были предложения о том, как им лучше организовать комфортный совместный быт: кто и когда выносит мусор, убирается в комнате и не посягает на и так крошечное личное пространство другого. Кристина старалась не смеяться и подыгрывала Жене, которая с видом училки объясняла ей по презентации с котиками, как они могут существовать вместе. В целом у них неплохо получалось.

– Никогда не слышала о Саве. Как мы к нему относимся? И кто это? Наш старый любовный интерес? Злейший враг? Мимолетный романчик?

Женя кинула телефон на кровать и молча закрыла форточку, хотя хотелось кричать в подушку.

– Кстати. Устроим сегодня марафон «Сумерек»?

Внезапный вопрос сбил Женю с толку. Она вопросительно посмотрела на Кристину – потревоженная мамой боль успокаивалась, отыскивая себе укромный уголок где-то в Женином теле, чтобы вернуться вновь, когда ее позовут. Женя жила с ней все время: иногда она становилась почти незаметной, но никогда не пропадала полностью.

– «Сумерки»? Но сейчас же не осень.

– Ну и что? Есть какие-то особые графики просмотра фильмов?

– Ты нарушаешь законы мироздания. – Мимолетная улыбка появилась на губах Жени. – Один из них – пересматривать «Сумерки» осенью.

– Ну так что? Я сделаю кофе?

Женя бросила взгляд на пончик и кивнула. От кофе не отказываются – тот находился в копилке ее зависимостей чуть ли не с детства. Благодаря бабушке. Сначала она пила растворимый с тремя ложками сахара в огромной кружке, которая едва помещалась в детских ладонях (маме знать об этом было необязательно), потом перешла на молотый с банановым молоком.

– И хорошо, что ты закрыла форточку. Не хочу, чтобы Эдвард Каллен оказался в нашей комнате.

– Поверь, наша коменда этого бы не допустила.

– Ему придется получить пропуск. К тому же я в команде Карлайла.

Они рассмеялись. Женя приложила ладонь к груди – боль снова притихла и дала ей передышку.

Глава 2
Мысли обо всем и ни о чем

Мысли. Мысли. Мысли. Они были повсюду. Иногда разлетались, как воробьи, напуганные непоседливым ребенком, иногда прилипали, как водоросли к коже на мели озера в цветущей мутной воде. Женя медленно переставляла ноги, словно они вязли в тине сомнений, которые уже не помещались внутри нее.

Как же трудно жить, когда к людям при рождении не прилагаются инструкции, будто к технике: на какую кнопку нажать и что делать, чтобы ничего не сломалось. Хотя, скорее всего, если бы такие инструкции существовали, их бы все равно никто не читал.

Недавний разговор с мамой снова поселил в Жене мысль, от которой она пыталась безуспешно избавиться. Выяснилось, что проще вытравить тараканов из общаги, которых все мило называли стасиками, чем Саву из ее головы.

Первое правило Жени Котиковой: не думать о Савелии Омутове.

Второе правило Жени Котиковой: совсем не думать о Савелии Омутове.

Женя нагрузила себя работой, а в свободное время пропадала в сериалах и подкастах – чужие драмы уменьшали собственную. Ей нравилось составлять распорядок дня и списки дел: такие бытовые мелочи позволяли заземлиться и почувствовать контроль хоть над чем-то. Если она распланировала завтракать в девять утра, значит, она будет завтракать ровно в девять утра, и ничто, ни одна самая блестящая мысль, ее не остановит. Выполненные дела она отмечала галочками в заметках телефона, которые создавала чуть ли не каждый день, забивая память устройства, и рост галочек в оранжевых кружочках прямиком соотносился с ростом ее настроения.

Июнь уже не чувствовался таким свободным, как раньше: половину месяца Женя потратила на закрытие сессии, слоняясь по коридорам с тетрадками и учебниками. На указательном пальце до сих пор немного болела мозоль – одна из преподавательниц принимала контрольные только в письменном виде, и вечерами под разговоры Кристины она садилась на неудобную деревянную табуретку, раскладывала тетради на столе и постигала современный русский язык.

Женя гуляла по бульвару, держа в руке шуршащий крафтовый пакет с двумя апельсиновыми круассанами – оба для нее. Кристина предпочитала придерживаться здорового питания (плюс один к раздражающим факторам). Она успела поработать в кафе и выпить три чашки латте – теперь ее организм наполовину должен был состоять из молочной пенки, молока и эспрессо. В наушниках звучала песня Wildest Dreams – проводки белыми змейками спускались в карман блейзера. Женя любила гулять с наушниками, чтобы перебивать шум улиц. Город, приютивший ее, воплощался в людях, которые постоянно куда-то спешили – парочками, поодиночке, шумные, веселые или грустные. Женя так и не почувствовала здесь себя своей – иногда город, казалось, относился к ней благосклонно и включал зеленый свет в светофорах, позволяя ей прибежать на пары вовремя, освобождал места в кофейнях прямо перед Жениным приходом и показывал багряные закаты – как на картинах Куинджи. Порой Женя ощущала себя отвергнутой – вспотыкалась на ровном месте, не догоняла уходящие трамваи и попадала под внезапно начавшийся дождь. Может быть, город мстил ей, ведь она не желала слышать его, поэтому затыкала уши наушниками.

«Если ты не хочешь узнать меня, то я отвечу тебе тем же, – как будто сообщал ей город, отправляя очередной трамвай в депо. И смотрел на нее глазами-окнами пятиэтажек – уютными и светящимися теплым светом по вечерам и уныло-тревожными по утрам.

Теплый июньский воздух уже согревал, но пока еще не обжигал. Женя прогуливалась по бульвару в тени деревьев, растягивая время, чтобы подольше не появляться в общаге. Ей хотелось побыть наедине с собой, а в общаге это невозможно: порой она представляла себя муравьем на муравьиной ферме, за которым постоянно следили сквозь стеклянные стены. В толпе незнакомых людей ей было комфортно, потому что никому не было до нее никакого дела.

Женя до сих пор помнила время, как только заехала в общагу, чуть ли не с одним рюкзаком, и плакала почти каждую ночь – беззвучно, совсем не шевелясь, чтобы Кристина ничего не услышала. Она старалась влиться в учебу и научиться жить в новых обстоятельствах – без бабушки и Савы. Сава еще недолго писал ей, но, не получая ответа, вскоре перестал. Тогда их связь окончательно оборвалась. Или это произошло гораздо раньше, просто Женя не распознала сигналы?

Она отписалась от него в соцсетях, потому что в свободные минуты рука так и тянулась к телефону, чтобы узнать, как и чем живет Сава: скроллинг его ленты создавал ощущение причастности к жизни бывшего друга и был вынесен чуть ли не в отдельный пункт в делах, отмечаемых галочками. Сава не выкладывал селфи, но по фото Женя видела, что тот учился, ходил в бассейн и знакомился с новыми людьми.

Позже он закрыл профиль – как будто почувствовал, что за ним подглядывают. Интересно, делал ли он так же? В любом случае Женя даже устыдилась своих порывов и решила двигаться дальше. Но, как оказалось, решить – не значит воплотить это в жизнь. Несмотря на то что Сава стал ее первым настоящим другом, они не были обязаны общаться до гробовой доски: люди часто сходятся и расходятся, это нужно принять как данность. Некоторые задерживаются дольше, некоторые – чуть меньше, но все так или иначе оставляют след, даже если проносятся вихрем по твоей жизни и сносят там все к чертям. Сава не был вихрем и ничего не ломал, наоборот, только чинил: Женя не была популярной в школе и иногда подвергалась насмешкам, последствия которых Сава умел устранять своим присутствием.

Когда-то их было трое – Сава, Рита и Женя. После окончания школы все, кроме Риты, разъехались, но Женя и Рита продолжили общаться. Женя забрала с собой подаренный Ритой английский темно-синий блейзер с гербом на нагрудном кармане, который сейчас и был накинут на ее плечи. Рита – королева секонд-хендов – часто выискивала там винтажные вещи. Ее шкаф, как ненасытный монстр с огромной пастью, требовал все больше и больше одежды. Рита не могла ему противиться, поэтому полки нередко пополнялись новыми нарядами.

В кармане завибрировал телефон. Женя остановилась и увидела на экране высветившееся имя подруги.

Рита-сеньорита (14:37)

Тревога: код красный!!!

Рита-сеньорита (14:37)

Сава в городе!