– Что ж, задам пятый вопрос… – Впрочем, из тысячи фрагментов пазла осталось заполнить уже меньше половины. – Вы, наверное, совсем недавно постриглись?

Выражение лица Судзуки стало жестким. Это не было чем-то наигранным; казалось, что он внезапно пришел в себя.

– Мое внимание к внешнему виду, – продолжил следователь, – в той же степени касается и других людей. Я непроизвольно наблюдаю за ними. Это плохая привычка, но я уже не пытаюсь от нее избавиться, в моем возрасте это бесполезно. Вы заметили, тут был мой помощник, который только что вышел? Знаете, он способный человек, но простить ему эти белые кроссовки я никак не могу. Молодежь сейчас такая – сколько ни делай им замечания, как об стену горох.

Даже не улыбнувшись на это, Судзуки пристально вглядывался в лицо Киёмии.

– Волосы на вашей голове, господин Судзуки, очень ровно уложены. Я сразу же обратил на это внимание, как только увидел вас.

– На моей лысой голове нет и в помине какой-то там укладки или прочей хрени.

– Что вы, это совсем не так. Мне, как человеку, который много лет наблюдает за такими вещами, это, можно сказать, видно с первого взгляда. – Киёмия слегка подался вперед. – Вы ведь совсем недавно привели свои волосы в порядок у профессионального парикмахера?

– И что, если так?

Киёмия наблюдал за Судзуки с удвоенным вниманием. Надо собрать всю концентрацию и проникнуть в самое нутро Судзуки – так, чтобы не ускользнуло ничего, вплоть до легких изменений мимики и мельчайших движений пальцев. «Если он сделает недовольное лицо и замолчит, это будет означать мое поражение. Надо считывать тонкие детали в психологическом портрете противника и направлять его. Надо изображать поединок на равных – и при этом владеть инициативой».

– Да, действительно, я сходил постричься. Вы попали в точку. Идеально попали в точку, – с огорченным видом сказал Судзуки и тоже подался вперед. – Но что из этого следует? Да, я тоже стригусь. Это что, странно? Это преступление?

– Нет, ничего плохого в этом нет. Я сам раз в две недели хожу к парикмахеру. Просто без этого мне не успокоиться. Но обычно мужчины так часто не стригутся. И если это не случайное совпадение, я просто подумал, что вы, господин Судзуки, пошли в салон красоты потому, что сегодняшний день для вас какой-то особенный.

– Я не люблю такие снобистские места, как салоны красоты.

– По правде говоря, я тоже. Уж слишком там вычурные там интерьеры, постеры… Больше всего не люблю беспредметные разговоры, которые персонал там ведет с клиентами.

Судзуки сделал круглые глаза, потом – слегка смущенное лицо.

– Вы, господин сыщик, тоже?

– Да. У меня всегда душа кричит: «Хватит болтать, когда ты орудуешь лезвием!»

– Хотя вы и часто ходите к парикмахеру?

– Она кричит именно потому, что я хожу часто.

– Ну да, можно понять, – пробормотал Судзуки, будто соглашаясь с Киёмией, и добавил со смехом: – Я это тоже терпеть не могу. Разговоры с такими стильными людьми для менее сложнее, чем иностранный язык. Я всегда чувствую себя жалким, с меня струями течет пот. Во мне даже ярость закипает. У вас, господин Киёмия, по-другому? Глупо раз за разом ходить в место, в котором тебе башку выносят ^[17]. Это не для меня.

– Тем не менее вы пошли… И недавно.

Киёмия натянул ослабевшие было вожжи, и Судзуки слегка фыркнул. Для него это была весьма необычная реакция.

– Мои пять вопросов закончились. Давайте дальше задавать вопросы по очереди. Для начала, господин Судзуки, пожалуйста, задайте ваш шестой вопрос.

Киёмия осознавал, что сейчас ключевой момент: какой вопрос Судзуки сейчас задаст и с какой целью? «Исходя из этого, можно будет оценить, как глубоко вонзилась игла, которую я ему подложил. Если получится, игру можно будет моментально завершить. И добиться его признательных показаний».

Судзуки пристально рассматривал Киёмию. Казалось, что он не всматривался в него, а как-то рассеянно, но при этом серьезно наблюдал за ним. Именно наблюдал, не отрывая глаз. Киёмия почувствовал, что его слегка мутит от того, что эта картина не соответствует его ожиданиям, и решил, что сам тоже ни в коем случае не будет отводить взгляд.

– Господин сыщик, – Судзуки довольно улыбнулся, – можно я для начала схожу в туалет?

Словно на замену Судзуки, в сопровождении Исэ вышедшему из комнаты, вернулся Руйкэ. Он четко доложил суть разговора с Цуруку и заглянул в лэптоп. Ознакомившись с протоколом беседы, которая шла в его отсутствие, и не пересекаясь взглядом с Киёмией, спросил:

– Ну и как дела?

Формулировка не особо вежливая, но эффективная, так что жаловаться не приходится. По крайней мере, не так раздражает, как его белые кроссовки. Киёмия, верный себе, и как прежде, держа спину прямо, вперился взглядом в пустое место, где до этого сидел Судзуки. Раз начав общение с преступником, он не хотел бы ни на что отвлекаться до окончания дела. «Возможно, подход не самый эффективный, но я установил для себя это правило и теперь следую ему…»

– Интеллект у Судзуки достаточно высокий. Он и сам это осознаёт. У него не было ни условий, ни характера для того, чтобы реализовать свои способности. Можно предположить, что он пошел на преступление, так как разочаровался в жизни. Но его действия далеки от случайности, он тщательно все планирует. Он действует без колебаний. Полностью осознаёт и последствия своих преступлений, и наносимый ущерб, и свою ответственность за это… – Киёмия с небольшим усилием моргнул. – Проблем не будет. Он немного чудаковат, но среди преступников, получающих удовольствие от реакции на свои преступления, такой тип встречается часто.

Он продолжал смотреть перед собой с таким напряжением, будто Судзуки по-прежнему находился перед ним.

– Значит, дело Хасэбэ было просто одной из тем разговора?

– Не могу сказать наверняка. Хотя надо признать: он не производит впечатления того, кто движим праведным гневом или желанием мести. Категорически отрицает какие-либо отношения с Хасэбэ, но невозможно игнорировать то общее, что есть между ними, – они оба фанаты «Дрэгонс».

– Так или иначе, теперь вырисовывается причина, почему он выбрал отделение Ногата, и то, почему не хотел переходить в другую комнату. В тот момент Судзуки ошибочно решил, что его собираются переместить в Главное управление. А там эффект от произнесения имени Хасэбэ был бы намного меньше.

– Как бы то ни было, нам, пожалуй, следует начать поиски семьи Хасэбэ. Нельзя исключать возможность того, что преступник выбрал их своей мишенью.

Руйкэ ответил, что уже дал распоряжение на сей счет.

– Что там в штабе по расследованию? – спросил Киёмия.

– Они отправили людей забрать материал с камер наблюдения в Кавасаки. По поводу бомб в Акихабаре и у стадиона «Токио доум»: использовались, скорее всего, бомбы сходного типа. Детальный анализ потребует времени, но похоже, что и дилетант при наличии некоторых знаний и нужного оборудования может такие изготовить.

– Кроме Судзуки, есть подозреваемые?

– Проверяют всех – экстремистских недобитков, приверженцев опасных идеологий, шпионов и диверсантов из соседних стран… Правда, источники в Комитете общественной безопасности исключают, что это преступление – дело рук какой-то организации. Заявлений об ответственности за преступления тоже не поступало. Ни сами бомбы, ни выбор места преступлений – ничто из этого не похоже на политический экстремизм или диверсионный акт. Конечно, вполне можно предположить наличие сообщников и коллаборантов, но… – Руйкэ перешел на вопросительный тон. – У господина Тодороки сложилось впечатление, что он преступник-одиночка. Как вы думаете?

– Это одна из возможных точек зрения. Не больше и не меньше.

– Да, пожалуй, – согласился Руйкэ. На этом этапе он не был намерен голословно утверждать это. – И еще: у нас есть приятное сообщение от интенданта Столичного управления ^[18]: «Быстро заканчивайте эту канитель. Мы уже подготовили бригаду саперов, она в любой момент отправится в любую точку».

– А заодно и бригада врачей?

– Интересно, – Руйкэ проигнорировал этот риторический вопрос, – что собирается Судзуки делать со следующей бомбой? Не может ли быть так, что в самый разгар его болтовни неожиданно бабахнет…

– Не может.

Необъявленный взрыв – то, что больше всего беспокоит всех лиц, вовлеченных в это дело, включая высшее полицейское руководство.

– Его цель – не диверсионные акты как таковые. Его цель – заявить о себе обществу и доказать миру свои способности.

«Если б он просто хотел разрушений, ему не нужно было оказываться в следственной комнате. Достаточно сидеть перед телевизором и наслаждаться экстренными выпусками новостей. Но этим Судзуки насытиться не мог, поэтому он взял такси в Кавасаки и проделал весь этот путь сюда. Сейчас для него весь мир стал почти равен мне. Это я, Киёмия, постарался, чтобы так получилось, а этот тип с ликованием вцепился в наживку».

– Этот тип наверняка думает, что отказ от поединка на равных будет означать для него поражение.

Естественно, это «равенство» является таковым только с точки зрения Судзуки. Абсурдно говорить о равенстве сторон, когда речь о захвате гражданских лиц в заложники и принуждении к игре с неопределенными правилами. Такое является справедливым только в голове Судзуки. Что это – его эгоцентрическое мышление? Или следует думать, что этот тип изначально шел по неправедному жизненному пути?.. Не стоит думать об этом. Менее чем за секунду Киёмия принял решение.

– Если только я не перепутаю, как дергать вожжи, он наверняка даст подсказку о бомбе. Его импровизированный психологический тест, наверное, просто развлекательный номер в преддверии этого.

– И он даст подсказку за четыре оставшихся вопроса?

– Или, может быть, он собирается начать следующую игру.

– Кстати, что вы имели в виду под стрельбой?

Не совсем понимая смысл вопроса, Киёмия непроизвольно повернулся в сторону Руйкэ. И одновременно вспомнил, что сам упомянул стрельбу в ответе на второй вопрос. «Во время подъема на холм встретилось большое здание. Что вы будете делать в нем?»

– Никакого смысла в этом не было. Сказал первое, что пришло в голову.

– Что пришло в голову?

– Это была дебютная стадия игры, и я решил для начала ему немного подыграть.

– Хм-м… Что ж, ясно, – сам себе сказал Руйкэ и посмотрел вверх.

Киёмия подумал, что его своенравный подчиненный имеет некоторую склонность к многозначительности. Впрочем, он не был склонен упрекать Руйкэ: «Я и сам сужу о людях по их внешнему виду. Пускай у каждого из нас будет свой стиль».

– Результат не окончательный, но по крайней мере поиском в интернете игру «Девять хвостов» найти не удалось.

– А форму души?

Руйкэ пожал плечами.

– Если вы дадите мне время, чтобы добраться в поиске до текстов поп-песен, я могу…

– Разумеется, такого запаса времени нет. Необходимости в этом тоже нет. Все равно это не более чем забава.

Руйкэ приблизил лицо к экрану лэптопа.

– Может быть, игра слов – его хобби?

– Ты про его слова «взял деньги в кошельке»?

– Нет, это он экспромтом сказал. Я о другом. О том, что он сказал в последней части. «Глупо раз за разом ходить в место, в котором тебе башку выносят. Это не для меня». Здесь, наверное, имелось в виду что-то другое. Он говорил не про то, что его что-то злит. Наверное, здесь он специально изменил членение слов и интонацию. Настоящий смысл такой: «Ты раз за разом ходишь в место, тебе там волосы режут, а прическа выглядит дурацкой и тебе не идет» ^[19]