На подобных вписках я уже бывал не раз. Там, как сказал Пельмень, можно и бабу подснять, и закинуться хорошенько. Чму безродному туда дорога была закрыта. Звали только своих или же заслуживших особое приглашение. И хорошее расположение Пельменя ко мне было вполне объяснимо. Нормальные пацаны всегда ценили силу, и сильных предпочитали держать возле себя. На всякий случай. Про махач с Малым, естественно, все уже знали. Кто-то, как Зуб, не смущался нагонять красок в рассказах, а я отмалчивался, пока он не начинал гнать слишком уж откровенную хуйню. Беру приглашение Пельменя тоже не удивило. Он, как и остальные, прекрасно все понимал. И втайне гордился, что первым успел со мной скорешиться. Ну а я с нетерпением ждал выходных, чтобы, так сказать, подать себя в правильном свете приличному обществу. Сэкономленную на школьных обедах сотку я с чистой совестью отдал Зубу, чтобы тот вложился в общак на предстоящую вписку. На сигареты деньги найти всегда можно. Либо у мамки стрельнуть, либо пару пиздюков из школы развести. Так что я не волновался малость поистрепавшейся казне.

– Ты к Муку на выходных пойдешь? – шепотом спросила меня Ленка на уроке физики. Как-то так получилось, что мы продолжили сидеть вместе почти на всех уроках.

– Ага. А ты?

– Тоже. Мы с Верой собираемся, – кивнула она в сторону Васнецовой, делившей с ней парту на алгебре, геометрии и географии. – Вписки у Мука чаще всего цивильные. Без долбоебов, конечно, не обходится, но в целом нормально.

– И чо, серьезное что-то случается? – криво улыбнулся я. Ленка чуть подумала и тряхнула рыжими косичками.

– Не, не особо. Философ, если накурится, чудит. Да пара знакомых Гвоздя могут подраться за какую-нибудь сиповку.

Ленка к сиповкам, само собой, не относилась. Ее уважали, а сама она не торопилась греть постель всяким идиотам. Уважали ее не просто так. Ленкин отец был комерсом. Держал на центральном рынке пару палаток с видеокассетами. Отсюда и погоняло Ленкино пошло. Кассета. Кассетами она исправно снабжала всех желающих. Не за бесплатно, конечно. Потому как бесплатно работают только работяги, да пидорасы. А Ленка ни к тем, ни к другим не относилась. Старшаки тоже быстро приняли рыжую в свою компашку. Человек, способный подогнать пару кассет порнухи, определенно ценился на районе.

– К тому же к Муку на вписки обычно брат захаживает, – продолжила она. – С друзьями. А при них желающих рыпаться нет.

– Серьезные пацаны?

– Ага. Сам скоро познакомишься. Брат Мука… ну, он сидел, понимаешь?

– Понимаю, – улыбнулся я. – И?

– Да нет никакого «и», – улыбнулась в ответ Ленка. – Этого хватает обычно, если кто бузить начинает. Еще у него друг есть. Из бригады Толика Спортсмена.

– А, слышал о таком. С Речки пацан. Приличный.

– Отморозков он к себе не берет. Ну и на вписках запросто можно увидеть, как вместе пьют старшаки из разных районов.

– Угу. Типа нейтральная территория.

– Именно, – снова улыбнулась она. – Плюс большинство и так друг друга знают. Если не с детства, так все равно долго. Многие росли вместе, пока не разбежались кто куда.

– Слушай… А может тогда вместе пойдем? Ну. Я могу за тобой зайти.

– Не надо. Я с Верой приду. А вот обратно… посмотрим. Можешь и проводить, – Ленку определенно позабавило, как я покраснел. – Если других желающих не будет.

– Каких это «других»? – напрягся я, заставив Ленку тихо рассмеяться. Она тут же уткнулась в учебник, когда Лягушка, учительница физики, резко развернулась в нашу сторону.

– Потапов, Трофименко!

– Мы тему обсуждали, – пояснил я.

– Тему на перемене обсуждать будете, а сейчас слушайте учителя, – перебила меня Лягушка, вытаращив и без того огромные зеленые глаза. Бера и Зуб, сидящие на задней парте, синхронно прыснули. Я тоже не удержался от улыбки. Хули Лягушка сделать сможет? Класс занят чем угодно, но только не физикой. Вон, Малой, никого не стесняясь, доебывает лошка по прозвищу Гузно. Гузном его назвали не из-за излишней тучности, а из-за огромной жопы, размерами которой он мог запросто помериться с завучем и директором. Малой частенько грозился выебать Гузно в гузно, чем веселил остальных пацанов и пугал лошка.

– Ладно, потом поболтаем, – улыбнулась Ленка, возвращаясь к уроку и оставляя меня терзаться догадками, о каких это «других» шла речь.

После уроков мы с Берой, Зубом и Малым отправились в промку. По пути удалось развести пару пиздюков на деньги, а Малой до кучи отжал шапку с радужным помпоном. Эту шапку он очень скоро выкинул, когда Бера сказал ему, что тот похож на пидора. Поэтому мозжечок Малого вновь принялась покрывать обычная черная пидорка.

В сарае Беры, как и положено, выпили вина и до вечера резались в карты, да пиздели ни о чем, пока не пришли две сиповки с параллельного класса – Ермолка и Сосок. Ермолку тут же утащил в другую комнату Бера и до нас то и дело доносился их стон и ритмичное постукивание чем-то железным об стену. Сосок ебать не стали. Только Малой дал той отсосать, пока напряженно думал над тем, какие карты выбросить, чтобы снова не остаться в дураках. В дураках остался Зуб, который больше пялился на минет, чем в карты, и поэтому был отправлен в ларек за пивом и закусью, чему Жмых, разомлевший в кресле, только порадовался.

В субботу я предупредил родителей, что пойду с ночевкой к одноклассникам, праздновать день рождения одного из них. Мамка, конечно, поворчала немного, но поняла, что удержать меня не сможет, а папке было похуй. Он рисовал очередную картину, которая скоро осядет в подвале, как и остальное его «творчество». То, что его картины нахуй никому не нужны, он как-то не принимал во внимание, пачкая холсты один за другим. Мамка вздыхала, но поделать ничего не могла. «Хотя бы не пьет», говорила она, раскладывая получку по кучкам и понимая, что часть денег придется потратить на краски и прочую художественную херню.

Дождавшись вечера, я переоделся в чистое, отдав предпочтение уже привычному стилю. Синие джинсы, однотонная футболка и папкина кожаная куртка. В кармане пачка сигарет и мелочевка на всякий пожарный. А еще кастет, с которым я с шестого класса не расставался. Его мне выплавил из аккумуляторного свинца старшой с моего двора на Речке, и несколько раз вещице приходилось вступать в дело, пока я не окреп настолько, чтобы обходиться без кастета. Таскал я его по старой привычке. Кто знает, когда он может пригодиться. Лучше уж быть готовым, чем потом проклинать себя за излишнюю самоуверенность.

Хата Мука находилась через два двора от моего, поэтому идти пришлось недолго. Осень уже вступила в свои права. Было сыро, прохладно и как-то особенно тоскливо. Но я, мотнув головой, прогнал тоскливые мысли и, запахнув куртку, ускорил шаг. И так уже опоздал на час, помогая мамке разобрать кладовку. Дернул ее черт этим заниматься именно в субботу вечером.

У подъезда сидели незнакомые мне пацаны. Один заливисто смеялся, слушая историю другого. Правда они, как по команде, умолкли, когда я нарисовался в поле их зрения. В воздухе чувствовалось напряжение, колючие глаза оценивали, а в бритых головах крутились разные, не слишком уж законные мысли. Усмехнувшись, я оттер одного из пацанов плечом и взялся за ручку двери, ведущей в подъезд.

– Слышь, тебя здороваться не учили? – в голосе одного из них, весьма толстого, прозвучала угроза. Само собой. Раз ты один, так доебаться можно. В лицо они меня еще не знали.

– А ты, блядь, знаменитость, чтобы я с тобой первым здоровался? – ответил я, поворачиваясь к пацанам лицом. Пальцы нащупали в кармане кастет и холодный металл приятно скользнул в руку.

– А ты чо дерзишь? Мы тебе чо, шныри какие-то?

– А хуй вас знает. Первый раз ваши рожи вижу, – усмехнулся я. Улыбка у меня была паскудной. Иногда ее хватало, чтобы погасить конфликт. Но эти пацаны уже глотнули бухла, о чем говорил перегар, и определенно нарывались. И кто знает, чем бы закончился вечер, кабы не Малой, вынырнувший из-за угла дома.

– О, Потап. Здарова, – прогудел он, подходя ко мне и крепко пожимая протянутую руку. – Здарова, пацаны.

– Кент твой, Малой?

– Ага. Свой пацан. Ровный.

– Дерзит дохуя, – покачал головой крепкий пацан. Одет он был куда лучше своих дружков и, судя по голосу, являлся старшим в этой компашке.

– Первыми доебались, – парировал я. – Ладно. Чо решать будем?

– Ты к Мукалтину?

– Ага.

– Ладно, непонятка случилась, – сдался старшак и, встав с лавочки, протянул мне руку. – Дэн.

– Потап.

– Это Зяба, Кот и Глаза.

– Здарова, пацаны.

– Сразу бы так, – осклабился толстый, откликавшийся на Кота. – Погодь… Малой, эт он тебе пизды дал?

– Он, он, – улыбнулся Малой. – Так что спасибо скажи, что я вовремя нарисовался. А ну как отпиздил бы вас.

– Охуеть, как благодарны, – глумливо захихикал второй. Зяба. Неприятный тип. Мне он сразу не понравился. Как и Кот. Только Дэн в их компашке производил приятное впечатление сильного человека, с которым стоит считаться. Глаза с момента перепалки так и не открыл рот. Только задумчиво следил за событиями, вертя в руках самодельные четки.

– А вы чо тут третесь? – спросил Малой, ежась от холодного ветерка.

– Да покурить вышли. Воздухом подышать. А тут кент твой, – ответил ему Кот. – Чо, погнали? А то там всю водку выжрут. Нам хуй останется.

– Погнали, – разрешил Дэн, стрельнув окурком мимо урны.

Квартира – трёшка, но выглядит как коммуналка после взрыва и затяжного похмелья. Воняет так, будто тут неделю назад сдохла бабка Мука, ее не нашли, а теперь кто-то просто открыл окна и решил «погнали»… На вешалке – две куртки, остальные просто на полу в куче. Пахнет ботинками, потом, тухлым мясом. В углу стоит велосипед «Школьник» без колёс – как памятник детству, которое отрезало себе ноги. Может на нем гонял по улице маленький Мук, а может транспорт просто отжали и забыли про него. Грохотал на всю старенький магнитофон, выводя очередную нетленку из сборника «Союз». На кухне курили, открыв окно и харкая вязкой слюной вниз. У холодильника сидел на полу мой одноклассник Матроскин. Его так звали, потому что он носил усы и полосатую шапочку. Матроскин жует сосиску без хлеба и улыбается, смотря в пустоту. В гостиной резались в карты, причем накал был нешуточным. То и дело слышались угрозы, которые затем сменял смех. На стареньком диване сидели трое, причем их позы и поведение сразу говорили о том, что это серьезные пацаны. Они, не обращая внимания на шум, негромко о чем-то говорили и передавали друг другу дымящуюся самокрутку. У двери на балкон тощий тип зажимал повизгивавшую девчонку, но пищала та негромко. Только делала вид, что сопротивляется. Тощий это понимал и налегал на примитивные ласки с двойным усердием. Малой, только переступив порог, тут же приметил знакомого и, не разуваясь, кинулся к нему обниматься. Все свои. Шум, запах, мерзость – привычные. Разговоры ни о чём, время течёт, как капля из крана в раковине – медленно, без цели, без звона.

– Здарова, Потап, – поприветствовал меня Пельмень и махнул рукой в сторону вешалки. – Гнидник не советую тут бросать. Сопрут нахуй.

– Гнидник? – переспросил я. Пельмень сморщил лицо и мелко закивал.

– Ну, куртку, блядь. Хорошую кожанку хуй достанешь, а твоя тут многим понравится.

– Ну, пусть рискнут, – вздохнул я, заставив Пельменя рассмеяться.

– Ладно, не бзди. Закинь в кладовку. Мы свою одежку там побросали.

– Лады.

– Раз лады, погнали, с парнями тебя познакомлю.

Пельмень повел меня к троице, сидящей на диване. Так уж сложилось на районе, что представляли сначала старшим, и потом всем остальным. Без старшаков ничего не решалось, и вес они имели большой во всем: от споров, до серьезных предъяв. Пельмень дождался паузы в разговоре пацанов и кашлянул, привлекая внимание. Сидящий по центру жилистый парень нахмурился и оценивающе осмотрел меня, после чего кивнул, разрешая Пельменю говорить.

– Эт новенький, – сразу перешел к делу Пельмень. – Свой пацан. Ровный. Раньше на Речке жил, теперь в Окурок перебрался.

– Как зовут? – коротко спросил жилистый. Руку он протягивать не спешил. Не дело старшим краба наперед подавать, не рассказав о себе.

– Потап, – представился я.

– Меня Флаконом кличут. Братана моего ты уже знаешь.

– Мук?

– Ага. Это, – палец описал полукруг и указал на здоровяка слева, – Штангист.

– Здарова, – прогудел тот, смотря на меня исподлобья.

– А это, Емеля.

Блондин, сидящий справа, кивнул. Крепкий, можно даже сказать красивый. По таким бабы текут обильнее всего.

– Где на Речке жил? – спросил Штангист.

– Васильева восемь.

– Кого знаешь оттуда?

– Толика Спортсмена, Мафона, Дрона…

– Достаточно, – перебил меня он. – Где с Толиком пересекался?

– В секцию одну ходили. Я в младшей группе был.

– К Гончаренко?

– Ага. К Владимиру Ивановичу.