– Боксер от бога, – улыбнулся Штангист. У него явно недоставало зубов, а те, что остались были неровными и гнилыми. – Ну, будем знакомы, Потап. Спросим за тебя у пацанов.

– А уж они расскажут, кто ты по жизни и надо ли тебя уважать, – усмехнувшись, спросил Емеля, выпуская в сторону сизый дым. Кашлянув, он передал самокрутку Флакону и протянул мне руку. – Падай пока. Пельмень, притащи нам холодненькой из морозилки, не в падлу.

– Ща сделаем, – откликнулся Пельмень и умчался на кухню, оставив меня в компании старшаков.

Поначалу казалось, что они обо мне забыли, но это было не так. К нам подозвали еще одного пацана, здорово так налакавшегося водки, и завели беседу уже с ним. Тот отвечал невпопад, чем откровенно веселил Емелю, хохотавшего в полный голос. Однако пацан этого веселья не разделил и, заткнувшись, с неприязнью посмотрел на блондина.

– Чо ты ржешь-то? Я правду говорю, – обидевшись, буркнул он. Веселье с Емели, как ветром сдуло.

– А ты не дерзи, Гусь. Статью не вышел, – жестко ответил тот. – Ты на свое ебало посмотри, а потом сам подумай, кто тебе поверит-то? Трех баб он у Гонтаря на вписке выебал. Как же.

– Факт, – задумчиво протянул Флакон. В холодных черных глазах блеснула хитреца. – Сиповки у Гонтаря не водятся. Только приличные бабы. А приличные бабы абы кому не дают. Давай вон Потапа спросим. Чо думаешь? Брешет Гусь или нет?

– Хуй его знает, – честно ответил я. – Обычно, кто о делах своих амурных трещит без умолку, чаще всего брешет. Нормальные пацаны в детали не вдаются.

– Чо, пиздаболом меня выставить решили? – взбеленился Гусь. По ленивой улыбке Емели я понял, что именно этого старшаки и добивались.

– Хочешь сказать, Потап неправду озвучил? – поинтересовался Емеля. – Я вот думаю правду. Есть еще правда. Жмых видел, как ты с Ермолкой сосался.

– Пиздит он. Не было такого, – покраснел то ли от злости, то ли от смущения Гусь. Но и дураку становилось понятно, что он брешет, как сивый мерин.

– Не, ну это зашквар, – покачал головой Штангист. – Ебать можно, на клыка дать можно. А чтоб в губы… Зашквар. Чо думаешь, Потап?

– Согласен, – меня передернуло от отвращения. Я вспомнил, как Ермолку драли в сарае Беры все, кому не лень.

– Может и пизду ейную лизал? – елейно улыбнулся Емеля. Этого Гусь не стерпел. Вскочив, он сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на старшака.

– Ты перья-то пригладь, – холодно бросил Флакон. – На кого залупнуться решил?

– А чо он меня пиздолизом называет? – пытаясь оправдаться, воскликнул Гусь.

– Тогда уж хуесосом. Рот Ермолки, что двор проходной, – кивнул Штангист. Гусь еще не понимал, что его ведут на убой. Стоит ему сознаться, как все… Уважения к нему больше не будет.

– Приличные люди за косяки свои отвечают, Гусь. А ты ерепенишься. Пиздишь вот. Выкручиваешься, – продолжил Флакон. – Ну, сосался-то с сиповкой? Ебарь-террорист.

– Бля, да по синьке перемкнуло, – попытался оправдаться Гусь. Старшакам этого было достаточно.

– О, как, – присвистнул Емеля. – Гусь-то у нас и не Гусь, получается. А Гусыня.

– Глохни, пидор, – жарко выдохнул Гусь, сжимая кулаки. Голубые глаза Емели затянул морозец.

– За пидора ответить придется.

– Чо сам или за Флакона спрячешься? – зло спросил Гусь. Он искоса посмотрел на меня. – Или фраера этого спустите.

– Ты за базаром следи, а? – нахмурился я. – Я с тобой не пил, чтобы ты меня перед приличными людьми опускал, хуесос.

– Чо?

– Хуй в очо, – вздохнул я, вставая с дивана. Флакон одобрительно хмыкнул. – Емель, давай я?

– А давай, – благодушно разрешил тот, с интересом посматривая на кипящего Гуся.

Драться Гусь не умел, и, пропустив двоечку по подбородку, упал на пол, после чего заскулил. Флакон презрительно рассмеялся, а Емеля и вовсе плюнул в лежащего.

– Хорошо приложил, – похвалил Штангист. – Узнаю школу дяди Вовы. Чисто Толик в молодости.

– Тебе тут не рады, Гусь. Ковыляй отсюда, – тихо добавил Емеля. Остальные гости, не стесняясь, посмеивались, будто подобное на вписках случалось не раз. Может так оно и было. Кто его знает.

– Чо за беспредел, пацаны? – простонал Гусь, тщетно пытаясь подняться.

– Никакого беспредела, – мотнул головой Флакон. – По делам своим и получил. А теперь… Емелю ты слышал. Чеши отсюда, баклан. Увижу еще раз в обществе приличных людей, сам с тебя спрошу.

Когда Гуся выгнали с квартиры, веселье продолжилось, словно всего этого и не было.

– Это ты правильно сделал, что за хорошего человека вступился. Не дело Емеле руки об такого, как Гусь, марать, – обронил он, затягиваясь сигаретой. – Чтоб ты не думал, Гусь наш с гнильцой оказался. Ладно бы сиповку облизал. На это глаза закрыть можно. А вот то, что язык у него болтается без удержу, уже проблемка.

– Факт, – туманно добавил Емеля. – Любитель он потрепаться кому не надо. А так, новое место ему указали, и хороших людей он не подставит. Кто с ним теперь дела вести будет, раз он не только пиздабол, но и пиздолиз. Ладно, Потап, беги, развлекайся. Нам потрещать по делу надо.

– Ага. Удачи, парни, – я пожал протянутые руки и, встав с дивана, отправился на кухню. После такого не грех выпить.

На кухне было многолюдно. И если знакомых лиц хватало, то были и те, кого я еще не знал. Особенно выделялся высокий пацан в засаленной кофте с всклокоченными волосами. В пальцах у него была зажата самокрутка, а глаза обильно подернулись дурманом. Увидев Ленку, я улыбнулся ей и кивнул. Та улыбнулась в ответ и подозвала меня поближе.

– А, Потап, – пробасил Бера. – Здарова.

– Привет, – ответил я. – Чо трете?

– Да Философа опять накрыло. Рассказывает, как он в третьем измерении на оленя охотился, – хохотнул Бера.

– Тот самый Философ? – уточнил я. Взъерошенный пацан неожиданно заткнулся и, посмотрев на меня, кивнул.

– Единственный в этом приличном, без сомнений, кодляке, – гордо ответил он. – Вторая ипостась Шеймуса Древознатка, урожденного друида в этом убогом теле.

– Лихо тебя накрыло, братан, – рассмеялся я, опираясь жопой на подоконник. Философ быстро потерял ко мне интерес и возобновил свой рассказ, уделяя особое внимание поиску некоего оленя по его дерьму.

– Философ у нас человек мира, – добавил Пельмень, наливая в стакан водки. Стакан он протянул мне. – Будем, Потап.

– Будем, – кивнул я и залпом осушил водку. В живот ухнула теплая волна и в голове приятно зашумело. – А человек мира – это как?

– Каждое создание я искренне люблю и уважаю, – ответил за Пельменя Философ, яростно тряся рукой с зажатым в ней стаканом, и не обращая внимания, что половина содержимого стакана уже вылилась на его изгаженную кофту.

– Прям уж всех, – усомнился я, вызвав у Ленки улыбку.

– Ну, тут я лиха дал, твоя правда, – кивнул Философ. – Каждое создание, что живет по понятиям человеческим и понятиям матери Природы. Чертей ебаных вот не уважаю. Не след помазаннику Гаэля Великого с хуйней тереться.

– Нам-то не гони, помазанник, – перебил его с улыбкой Бера. – Что-то я сомневаюсь, что друиды у соседей с балконов яйца и мясо пиздили.

– То великая охота, ибо потребны телу моему только чистые продукты, – парировал Философ.

– Угу, – согласился Пельмень. – И пизды ты получил не просто так?

– Увы, но вороги числом меня одолели. Кручинился я долго, отварами и мазями питаясь, покуда дух мой в норму не пришел.

– Он как-то раз на соседский балкон залез и сумку с продуктами, которая там лежала украл, – шепнула мне Ленка, обдав ухо жарким и сладким дыханием. – А сосед его за этим делом поймал и пизды дал. Еще и с балкона сбросил.

– Истинно так. Сверзся я, как сокол, чуть крылы свои не поломал. Но явился мне в видениях сам Лесной король и одарил своей милостью, – Философ, запнувшись, вытащил из кармана горсть чего-то бледного и склизкого. – Волшебными грибами, что сознание расширяют и помогают покидать его, стоит только пальцами щелкнуть.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересованно поддел я. – Продемонстрируй, как они работают.

– Узришь ты сейчас силу Лесного короля, который помазал меня в избранные свои, – пробормотал Философ и закинул горсть склизких грибов себе в рот. – Сейчас случится волшебство.

– Ох, блядь, – заржал Пельмень. – Ща веселуха начнется.

– И чо случится? – спросил я и осекся, когда Философ неожиданно начал раздеваться. – Хули он делает?

– Видишь? – громким голосом произнес тот. – Видишь, как сгорают на мне одеяния? Как исчезает кожа и теряется в третьем измерении мое тело?! Видишь?

– В натуре, – подтвердил Бера. – Одна голова осталась. Смотрите, пацаны! Не пиздел он оказывается.

– Факт. Исчез! – кивнула Вера, подруга Ленки, давясь смехом. Философ на раздевании не остановился. Он с тихим шипением начал скользить между людьми, но скользил осторожно, стараясь никого не касаться. Ехидные, сдавленные смешки его, казалось, не волновали совсем.

– Нет боле моего тела, – прошептал он. – Только незримый дух, который видит тайны природы, как вам никогда не увидеть.

– Бля, – подыграл Пельмень. – Откуда голос, пацаны? Куда он делся?

– Могу я печень вырвать, и никто не заметит, покуда я не захочу, – пробормотал Философ. – Могу тела младого отведать и ночью в постель прокрасться.

– В натуре, волшебник, – просипел пунцовый Бера. – Чудится мне, что рядом он, но я его не вижу.

– Вот, вот, – согласился я. Философ довольно засопел и вернулся к своей вонючей груде тряпья, после чего быстро оделся. – О, смотрите, пацаны! Воплотился обратно.

– Лишь малое это из искусств, коими я владею, – скромно ответил Философ, пытаясь пригладить торчащие волосы. Его глаза лихорадочно горели. То ли от водки, то ли от грибов, которыми он закинулся. – Могу душу из тела одним пальцем выгнать. Могу и стену этим же пальцем проломить.

– Не, братан. Калечить хату Мука не надо, – встрял Пельмень. – Прошлый раз ему бабка пизды дала за то, что ты кучу в ванной навалил.

– То скверна из меня вышла. Не след помазаннику Лесного короля скверну в себе держать.

– Твоя правда, мимо унитаза каждый промахнуться может, – вновь согласился я. – Ну, давай выпьем. Восстановим тебе силы, а то аура у тебя какая-то бледная.

– Факт, – кивнула Ленка. – Зеленая какая-то. Дрожит так слабо.

– Ваша правда, други, – вздохнул Философ. – Третье измерение силы точит изрядно. Только сильные духом могут там находиться.

– Ой, ебанат, – заржал Бера, утирая слезящиеся глаза. – Первостатейный, блядь, ебанат.

Заправившись на кухне водкой и покурив, мы отправились в гостиную и, рассевшись на полу, принялись резаться в «очко». Лесной король в этот раз Философу помогать не хотел и тот раз за разом то недобирал, то наоборот хапал слишком много. За проигрыш ему давали разные задания. То в третье измерение снова войти, то какую-нибудь бабу соблазнить. За последним наблюдать было особенно весело, потому что Философ надувал впалую грудь и грозным голосом начинал вещать о своей второй ипостаси, забитых им в астральном плане оленей и кабанов, а заканчивал тем, что начинал перечислять имена своих сыновей, рожденных от богинь третьего измерения. На мой вопрос, почему у него нет ни одной дочки, Философ побледнел и чуть было не кинулся на меня с кулаками, но по итогу простил дремучего дурака, пояснив, что у помазанника богов рождаются только сыновья. На подъеб Пельменя, что ему делать, когда бабы в третьем измерении кончатся, Философ промолчал и сосредоточился на картах, пытаясь обуздать и эту магию. Впрочем, это ему не помогло, потому что сдающим был Бера, ничуть не стеснявшийся подкидывать Философу не те карты, что ему были нужны.