Но вот рассмотреть выключатель в виде маленького бочонка с крутилкой посередине мне не дали. Позвали в гости к местному главе. Оное светило больше всего напомнило мне этакого бармалея, переодевшегося в айболита. Шапочка, очки и халат были на месте, но вот борода… Вместо клинышка или там других привычных фасонов передо мной красовался распушенный веник. Но сразу было видно, что за веником ухаживали, холили и лелеяли, поэтому он визуального отторжения не вызывал.

Бармалейский айболит, в свою очередь, не менее пристально рассматривал меня. Почувствовав, что пауза затянулась, я шагнул к нему, протянул руку и представился:

– Вячеслав, можно просто Слава. Кажется, потерял память.

– Успенский, Василий Васильевич. Хирург и главный врач. Садитесь, пожалуйста, мы вас обязательно вылечим, – включил улыбку айболит и приглашающим жестом указал на стоящее около стола кресло.

Подождав, пока я устроюсь в кресле, он скрестил руки домиком и начал форменный допрос, замаскированный под участливую беседу. Я стойко держался версии «сел, выпил, заснул, очнулся тут» и отказывался вспоминать что-то, кроме событий, в которых был полностью уверен. Например, я соглашался с тем, что Великая Отечественная война окончилась нашей победой, но удивленно пожимал плечами на вопросы, служил ли я и где. Или я «вспоминал» про Жукова и Рокоссовского, но не смог назвать фронтов, которыми они командовали. Василий Васильевич оказался упорным и под чай с пряниками гонял меня практически по всем областям знания человечества. От географии до приснопамятной химии. Я стойко держал оборону, одновременно всем своим видом выказывая желание помочь.

Наконец, составив обо мне какое-то мнение, полностью его устраивавшее, он перешел к событиям сегодняшней ночи. Я еще раз повинился перед ним, что нечаянно напугал Евгению Александровну. Однако его интересовали мои познания в электричестве, где я тоже ничего не помнил, кроме неизвестного (или уже хорошо забытого) врачу закона Ома.

– Вот, смотрите, настольная лампа, – он поставил передо мной на стол копию лампы со стола медсестры. – У нее есть неисправность. Сможете починить?

– Ну, смотря что за неисправность, – осторожно протянул я.

Василий Васильевич распутал шнур от лампы и воткнул вилку в розетку. Я внимательно поглядел на шнур – никакой тканевой оплетки, изоляция похожа на современную.

– Вот видите, так она не горит, – пощелкал он белой пипкой, – а вот так зажигается, – пошевелил шнур около подставки, и лампа, мигнув, осветила стол.

– Такое, кажется, я умею чинить. Есть какие-нибудь инструменты? – внутренне ликуя, спросил я. Проблема-то пустяковая.

Сначала айболит хотел послать за слесарем, но я остановил его, мотивируя, что попробую починить чем-нибудь подручным. Дескать, вдруг что-то вспомнится. Доктор с удовольствием согласился со мной, и мы вместе стали перебирать имеющееся в кабинете.

Самым подходящим оказался старый и уже тупой скальпель. Василий Васильевич вскрывал им приходящие на его имя конверты. Проверив, что вилка вынута из розетки, я взял лампу в руки. Лампа была увесистой, сделанной на совесть из какого-то материала, отдаленно похожего на пластмассу. Не эбонит, но что-то похожее. Карболит? Бакелит? Не разбираюсь совершенно в таких древностях.

Перевернув лампу вниз головой, я обнаружил на подставке два массивных винта, крепивших дно. Зажав лампу между ног, я воспользовался скальпелем как отверткой и открутил их. Приподняв дно, я увидел ожидаемую картину: около колодки выключателя светлый шнур становился коричневым. Именно там провод то ли лопнул, то ли перегорел.

Дальше все просто. Открутив провод от контактов выключателя, я с помощью ножниц обрезал его прямо за сгоревшей частью. Затем я аккуратно разделил провод вдоль на две части и, поочередно зажав концы в зубах и потянув, оголил кончики. Примерив расстояние, я завязал провод обычным узелком с внутренней стороны лампы. Теперь, когда за провод будут дергать, все усилие примет на себя узелок, а не кусочек на контактах выключателя. Закручивая все в обратной последовательности, я краем глаза наблюдал за доктором. Тот не отрываясь смотрел на доселе неизвестное ему применение скальпеля с искренним интересом.

– Ну вот, принимайте работу, – поставил я лампу назад на стол.

– И что, даже не проверите? – удивился врач.

– А чего проверять-то – поломка была пустяковая.

Доктор включил лампу в розетку и пару минут то щелкал выключателем, то шевелил шнур. Лампа вела себя безукоризненно.

– Нда-с, – растерянно произнес врач, отодвигая лампу на край стола, – признаюсь откровенно, я в полнейшей растерянности.

– Знали бы вы, в какой растерянности я был ночью, – откликнулся я.

– Даже не хочется представлять. Видите ли, науке известны случаи ретроградной амнезии, они далеко не редки. Но вот про такой обширный случай я раньше не слышал. А о том, что смогу наблюдать лично, даже и не мечтал, – он как-то плотоядно потер руки, снова превратившись в бармалея в белом халате.

– Доктор, так это… эта мнезия лечится? – сыграл я немного под дурака.

– Иногда да, иногда нет. Но могу вас обрадовать, процедурная память у вас не затронута совершенно, и это вселяет очень большие надежды даже мне, хоть я и не специалист в мозговой деятельности.

– Процедурная память – это какая? – заинтересованно спросил я. Ведь явно же не компьютерный термин используется тут.

– Навыки и умения. Ходить в туалет, держать ложку… Использовать скальпель как слесарный инструмент, – он снова щелкнул выключателем лампы. – Сегодня же позвоню Борису Григорьевичу, обрадую его таким феноменом.

– А Борис Григорьевич – это кто? – немного с опаской спросил я.

– Егоров, глава института нейрофизиологии, ученик Николая Нилыча Бурденко, мой хороший товарищ.

Ни фига себе, какие люди. Хотя про Бурденко я знал только то, что его именем назван крутой госпиталь в Москве. Пару раз проходил мимо, и все.

– Так, а теперь давайте поговорим о вашем будущем, – Василий Васильевич, опершись о стол, встал. – Нет, сидите-сидите, мне просто стоя лучше думается, – остановил он меня, попытавшегося встать следом.

– Итак, моей власти хватит, чтобы вы задержались в больнице на пару недель, а может, и на месяц. Так что про кров и писчу вы пока не беспокойтесь, – исковеркав букву «щ», произнес он.

– За это время вы получите в милиции необходимые документы, и я смогу вас определить в общежитие при больнице, – продолжил он, сомкнув руки в замок за спиной. – А там вы найдете себе работу… Хотя… Постойте-ка, мне только что пришла замечательная мысль!

Разглядывая задумавшегося врача, я внутренне ликовал. Кажется, у меня получится вписаться в местное общество с железобетонной легендой. Если и этот Егоров меня не выведет на чистую воду, то мне в дальнейшем вообще бояться нечего. Внезапно доктор вышел из зависания и повернулся ко мне.

– У нас в больнице есть определенные проблемы с электрическим оборудованием. Электрослесарь крайне небрежно относится к своим обязанностям, через что врачи и младший медицинский персонал часто не могут удовлетворительно выполнять свои обязанности.

– Бывает, но при чем тут я? – не понял я. – Обучить его чему-то? Так я не знаю…

– Нет-нет, – перебил меня воодушевившийся доктор, – вы попробуйте заменить его! Все равно его, оглоеда, когда надо, не найдешь. Вон, лампу уже который месяц просил починить.

Я задумался над подводными камнями. Ну, лампу я починил, а если что серьезное сломаю… Списать на потерю памяти?

– И вдобавок, очень часто привычные действия способствуют возвращению памяти, – решил добить меня доктор.

Эх, дорогой ты мой бармалей, знал бы ты, какие действия для меня привычные. Подвигал немного бровями, имитируя непростые размышления, и кивнул.

– Хорошо, доктор, надеюсь, что вы совершенно правы, и ваша теория полностью реализуется, – взволнованно ответил я. А чего? Должен соответствовать. Ведь пока не стукнет 220, человек не превращается в повелителя мрака. Так что электрик я теперь. Почти всамделишный, и пусть кто попробует мне в этом возразить.

Глава 3

Для начала «всамделишного электрика» перевели из отделения интенсивной терапии в отделение для выздоравливающих. Странно, весь мой редкий опыт посещения больниц в моем времени не содержал подобного. Куда в больнице приняли, оттуда и выпнули потом. Ну, если только в реанимацию не попал.

После осторожного выяснения о месте назначения оказалось, что тут есть места, где уже выздоровевшие больные дожидаются официальной выписки. Лечить их уже не надо, максимум пару таблеток скормить, но присмотреть необходимо. Или люди ждут подходящего транспорта до дома. В общем, этакий отстойник-накопитель.

Перевод осуществился до безобразия просто: меня всего лишь привели в другое место и, указав на койку, сообщили, что она теперь моя. На вопросы про обед и прочие развлечения очередная фея в белом коротко проинформировала о стенде, на котором «вся необходимая информация присутствует в достаточном объеме». Нет, все-таки как прикольно, с таким пафосом в построении фраз разговаривают наши предки. Надо тренироваться, чтобы поменьше выделяться.

Немного покачавшись вверх-вниз на кровати, я не обнаружил в себе хоть какого-то желания полежать, а тем более поспать. А значит, надо пройтись по окрестностям и разведать все места. Обнаруженный туалет встретил меня плотной дымовой завесой, сквозь которую проглядывало несколько силуэтов и слышались мужские голоса, обсуждающие вечное, то есть баб и чем они отличаются от женщин. Особого желания присоединиться к дискуссии не было, поэтому было принято решение проинспектировать это место чуточку позднее.

В остальном отделение выздоравливающих повторяло то, в котором я очнулся. Только вместо календаря со Сталиным я обнаружил тот самый стенд с информацией. В принципе, ничего необычного. Подъем в 7, завтрак в 8, обед в 13, ужин снова в 7, в 22 всем спать. В промежутке – медицинские процедуры и прочие обходы. Я обернулся, разыскивая часы. Оные обнаружились в закутке около медсестры. Большие напольные часы, медленно раскачивая маятником, сообщили мне, что сейчас три часа. Значит, обед я пропустил. Но чай с пряниками от главврача еще не переварился, поэтому я не стал больше заморачиваться на эту тему.

– Кто тут Слава, ну, который из новеньких? – раздался от дверей громогласный голос. О! Это по мою душу.

– Я тут, – выйдя из закутка в коридор, сообщил я.

Передо мной стоял и улыбался высокий черноволосый кавказец в военной форме, на плечи был накинут халат. Однако быстро тут милиция работает…

– Михаил, – представился он, пожимая протянутую руку, – заведующий местным хозяйством. Мне Василий Васильевич сообщил, что вы наш новый электрик.

– Вячеслав, – ответил я. – Ну, как «электрик»… Лампочку вот починил ему, и все.

– Скажешь тоже, лампочку. У нас сейчас и такого нет, – он чуть наклонился ко мне. – Я вот в электротоке вообще не понимаю, темная вода он для меня, так что любая помощь очень нужна.

– А электрик по штату как? Хотя мне сказали, что он не очень.

– Да какое «не очень»! Пьет он, как сивый мерин, и откуда только деньги берет, спиноза мокроногая. Что между запоями починит, тем и спасаемся.

* * *

– В таком одеянии электрику ходить негоже, – немного отстранившись, Михаил осмотрел меня в пижаме и покачал головой.

– Ну, пока успел обзавестись только пижамой и тапочками, да и те казенные.

– Так, а жить тебе есть где? – внезапно озаботился завхоз.

– Ну, койку в палате выделили вроде…

– И что за крохоборы! У нас же есть свободные койки, – взмахнул руками Михаил.

– Да ладно, общежитие тоже обещали, но потом, когда милиция документы справит, и я покажу себя, – попытался я выгородить главврача.