Зашипел Стас, окутываясь облаком пара. И пламя облепило щиты, превратив приятеля в огненного человека. А потом огонь свернулся тугой спиралью, которая распрямилась, выбивая внешнюю оболочку.

Крепкий.

Хрена с два. Зато Данила, кажется, третий ранг взял…

С хрустом раскололся потолок. Взвыли сирены, зашипела система подавления, накрывая зал облаками удушливого дыма. И Данила, глотнув его, покачнулся.

Упал.

А потом подумал, что это же цветок! Роза. Аккурат, как та, которую он подарил Таракановой… только большая. Очень-очень большая.

Но красивая.

Подумал и захихикал…

Глава 4. О родственниках разной степени близости

Так вот, каждый новый рывок заставлял космолет соплами загребать только что переработанный ими же газ, а точнее, то, что не успело раствориться в вакууме открытого космоса.

Очень душевная история о том, как корабли бороздят просторы Вселенной

– Ой, тут такое, что прям сразу и не знаешь, с чего рассказать, – Ляля сунула ноги в тазик с водой и пальцы растопырила. – В туфлях перепонки сохнут со страшной силой, а если шелушится начнут, то вообще мрак…

Ульяна кивнула.

Кажется… кажется, это всё-таки не бред. Блондинка, устроившаяся на кухне, точно была вполне материальною. И тазик. Тазик, к слову, старый, с трещиною, но вода в нём держалась, не спеша трещиною пользоваться.

– Болтаете? – на кухню заглянула бабушка. – Правильно, знакомьтесь… а дом, конечно, подзапустили…

Мягко говоря.

Ульяне он и достался в не самом лучшем состоянии, а за прошедшие годы постарел ещё больше. Нет, она старалась, но… оставленных папой денег хватало на обучение и жизнь, но никак не на ремонт.

Потом ещё и кредит этот.

И главное, сама же виновата, но всё равно обидно.

– Ничего, разберемся… так, я чайку поставлю?

– Только у меня к чаю ничего… хлеб вот. И батон, – Ульяна вздохнула, признаваться в собственной несостоятельности было… в общем, неудобно было.

– У меня найдётся. Чай, пирожки не все съели, да и так-то… ты вон, возьми Лялю и погуляйте…

– Ба, у меня ноги!

– Вижу, что не руки. Зальин пруд ещё стоит?

– Это… который за деревней? Я просто не знаю, как он называется, – Ульяне снова стало неловко. Вообще ей довольно часто становилось неловко и по самым дурацким поводам, и она честно пыталась работать с этой своей чертой характера, да без толку.

– Вот, своди, пусть искупнётся, а мы пока с Женечкой поработаем. Мальчики помогут…

– Яв, – возмутился шпиц, пытаясь спрятаться под столом, но был пойман за шкирку.

– Игорёк… твой приятель опять сбежать собирается, – сказала бабушка громко.

– Здрасьте, – в дверях показался парень.

– Здравствуйте…

– Он не сбегает. Он просто перенервничал, – парень забрал шпица и прижал к груди. – Ба, ты ж знаешь, что у него на нервах оборот клинит…

И погладил Никитку.

– Это Игорёк, – Ляля указала на парня. – Игорёк, это Ульяна. Наша… в общем, какая-то там родственница, бабушка потом скажет, какая именно.

– Доброго дня, – повторился Игорёк, чуть пятясь, точно опасаясь, что Ульяна захочет познакомиться поближе. А вообще странный он. Длинный, на полголовы выше Ульяны, и ещё очень тощий. Из майки, которая висела этакою хламидой, торчали болезненно-худые обтянутые кожей руки с круглыми мозолями локтей. На неестественно-тонкой, будто из одного позвоночника состоящей, шее чудом, не иначе, удерживалась вытянутая голова.

Кожа Игорька была фарфорово-белой.

Глаза – красными.

А изо рта проглядывали клыки. И он, поймав Ульянин взгляд, смутился, поспешно прикрыв рот рукой.

– Да она нормальная, – поспешила заверить Ляля, выбираясь из тазика. – Прикольная…

– А Игорёк… ты… извини, если о таком не спрашивают… ты тоже оборотень?

– Вампир, – отозвалась Ляля.

– Это если на заграничный манер, – бабушка склонилась к духовке, в которую Ульяна уже год как не заглядывала. А чего в ней смотреть, если всё равно не работает. – По нашему если, по-простому, то упырь.

Упырь Игорёк виновато потупился.

– Да ты не думай… он хороший… и вообще молодой совсем, маленький. Даже не упырь. А так, упырёк.

Упырёк Игорёк.

Оборотень Никитка. И кузина-русалка. Может, это у Ульяны от столкновения с Данилой Антоновичем сотрясение приключилось? И теперь вот мерещится всякое.

– И на кровь у него аллергия…

– Как аллергия? – удивилась Ульяна. Нет, с вампирами она прежде не встречалась… ну, разве что в кино, только Игорёк до киношных определённо не дотягивал, и ужасности ему не хватало, и лоску.

– Ай, говорю же ж… длинная история…

– Так, молодёжь, – бабушка вытащила противень и решётку, крепко обжитую пауками. – А сходите-ка все прогуляйтесь. Пообщаетесь, познакомитесь. Обсудите, а то всё одно от вас толку… Я ж пока осмотрюсь, если Ульяна не против…

Что-то подсказывало, что выражать протест уже поздно.

– Идём, не стоит тут мешаться, а то сама не заметишь, как очнёшься на чердаке с веником в руках и желанием окна помыть, – сказала Ляля, шлёпая босыми ногами по полу. – Боже, какая благодать… ненавижу босоножки.

– Ага, а кто трещал, что они прелесть и каблук совсем не чувствуется, – не удержался Игорёк, поспешно, впрочем, отступая.

– А… ему не опасно. Там солнце ведь…

– Так у него на кровь аллергия, а не на солнце, – ответила бабушка, с грохотом выбрасывая содержимое нижнего кухонного короба на пол. Кажется, там были кастрюли. – Иди, Улечка, иди… чую, твоя матушка скоро прибудет. Побеседовать. Не надо оно тебе пока с нею…

И вот эти слова заставили поторопиться, потому как с матушкой Ульяна встречаться не желала.

Категорически.

– … и вот все на свадьбу собрались, – Ляля устроилась на старой коряжине, сунув длиннющие свои ноги в зелёную муть пруда. Игорёк сумел спрятаться в тени, причём он был рядом, но стоило отвести взгляд, и упырь пропадал.

Просто брал и пропадал. И всякий раз Ульяне приходилось снова и снова выискивать его взглядом.

– Ну, оно ж водится, чтоб все на свадьбу… ты фотографии же видела?

– Нет, – Ульяна с опаской опустилась на камень.

Пруд этот существовал, пожалуй, столько же, сколько стояла деревня. Он начинался сразу за околицей, вытягиваясь этакою подковой, что упиралась одним краем в огороды, а другим – в дальний лес. И главное, что пруд этот, неглубокий, умудрялся одинаково игнорировать и летнюю засуху, и весенне-осенние разливы, никогда и ни при каких обстоятельствах не меняя своих очертаний.

– Не видела?

– Мама говорила, что фотограф напился, а потому снимки пропали. Все… и потом тоже… у нас из фотографий есть, как меня из роддома забирали.

– А… – Ляля явно хотела что-то сказать, но закрыла рот. Правда, ненадолго. – У бабушки есть. Если хочешь, попроси, она покажет.

– Попрошу, – Ульяна отмахнулась от комара. – Значит, вы поехали на свадьбу…

– Не мы. Меня тогда ещё не было. И их вот тоже не было. Родители наши, значит. Они тогда ещё дружили, твоя мама и моя… и с тётей Беляной, это Никиткина мама. А у Игорька – Теофилия.

– Необычные имена.

– Ага, она сама не отсюда… в общем, они поехали…

– Тяв…

– Сейчас отпущу. Чур лягушек не жрать! Никитос, ну я серьёзно. Ты как их нажрёшься, так потом всю ночь живот болит…

– Он что…

– Оборотень всё-таки, – пояснила Ляля, бултыхая ногами в темно-зелёной, какой-то густой воде. – Инстинкты… братья его старшие, те за косулями носятся, кабанами. А вот Никитка… ну где он, а где кабан.

И вправду, если по размерам, то лягушка – самая подходящая для Никитки добыча.

– Стрекоз вот ещё ловит, – Ляля вытянула ногу. В сумерках вода стекала и чешуя поблескивала зеленью. – Приехали ещё до свадьбы. Там стилисты заказаны, примерки платьев и всё такое. Саму вовсе во дворце каком-то гуляли, который сняли на два дня…

– А мама сказала, что просто расписались и вот… что она сирота, и отец тоже. Почему?

– Так… поругалась она, с бабушкой. Из-за чего – не спрашивай… вот прямо на свадьбе и поругались. И с бабушкой. И со всеми нашими тоже. О ней, честно, и не говорили… ну… когда мы засобирались, то заговорили. А так – не говорили.

Где-то далеко громыхнуло.

Или не далеко?

Главное, небо ясное, не облачка, а гром вот… и силой пахнуло, холодною, будто ветер кто-то призвал.

– Не, – Лялька перехватила Ульяну за руку. – Ты это… не лезь под горячую руку. Бабушка, она хорошая, но всё ж ведьма.

– В каком смысле?

– Да в прямом. Вот как ты.

– Я?

– Р-р-р, – из густой прибрежной травы раздалось грозное рычание, которое смолкло, а слева мелькнул рыжий хвост. И уже в другой стороны.

– Не жри только! – взмолился Игорек, ныряя в траву.

– Дети, – важно ответила Ляля, сама на эти игры глядя со взрослым снисхождением и некоторой завистью. А так-то… ну ты ж ведьма.

– Я – ведьма? – Ульяна подошла к пруду и заглянула. Конечно, искать в чёрной жиже отражение – так себе занятие, но… обычное лицо.

Симпатичное где-то даже, хотя мама всегда вздыхала, повторяя, что природа несправедлива, если Ульяне достались лишь крохи красоты. И в целом внешностью она, Ульяна, в отца пошла, а тот никогда не был красавцем.

Но… ведьма?

Волосы тёмные. Взъерошенные.

Глаза тоже тёмные, цвета непонятного, потому что он то ли зеленый, то ли серый, а порой и почти чёрный. Ресницы свои.

Брови тоже.

Губы… в меру пухлые, хотя Люська утверждала, что немного можно и подколоть.

– Ведьма, ведьма… она тебе не рассказывала?

– Кто?

– Мама твоя. Она ведь тоже…

– Ведьма?

– Ведьма…

Что-то плюхнулось в воду.

– Никитос! – возопил Игорек на берегу. – Ну я за тобой не полезу! И мыть тебя не стану! Сам вляпался, сам и вылизывайся…

– Станет. Они с малых лет дружат… короче, бабушка объяснит. А я пока так, чего знаю… ну твоя мама… она как бы сильно в девках засиделась. Характер у неё такой, что никто из наших и не решался посвататься… бабушка говорила, что поначалу ещё были те, кто решался, но… не сложилось.

Это да. Характер у мамы всегда был непростым.

Мягко говоря.

– Вот она и уехала. Поступать. Учиться. Выучилась и осталась. И свадьбу стала играть… решила то есть…

Сзади опять громыхнуло, но на сей раз жаром окатило.

– Ой, блин…

Волна пронеслась и по пруду, отчего белые волосы Ляли встали дыбом, Игорек отряхнулся, а откуда-то из камышей на противоположном бережку, донеслось:

– Да чтоб вас…

И дальше. Непечатно.

– Никитос, будешь ругаться, – сказала Ляля. – Я бабушке расскажу. В следующий раз она тебе и хвост, и рот шампунем вымоет.

– Язва ты, Лялька, – раздалось из темноты донельзя обиженное. – Посмотрел бы я, что ты сказала, если б с жабой и во рту…

– А я предупреждал, – крикнул в ответ Игорек. – Но разве ж ты слушаешь…

– Я, может, и рад бы, только это ж инстинкт… могучий инстинкт охотника. С ним разве совладаешь? Блин, вода тут грязная…

– В доме помоешься.

– Игорек, а ты не захватил… ну…

– Труселей – не взял, – Ляля ответила за Игорька. – И майки не взял. Потому что всё в багаже, а его ещё распаковывать надо.

Ульяна с трудом сдержала улыбку. А стена камышей зашаталась, выпуская рыжего веснучшатого паренька. Волосы его завивались спиральками, а веснушки захватили не только лицо и шею, но и плечи, и руки.

– Издеваешься? – с надеждой спросил он.

– Нет, – Игорек вздохнул. – Ты… может, обратно? А завтра уже опять.

– Ага… чтоб оно так просто… захотел и обратно.

– На втором этаже, – Ульяна всё же постаралась не улыбнуться. – Там в комнате, в шкафу, папины вещи… рубашки там, майки. Конечно, великоваты будут. Я сейчас сбегаю.

– Сиди, – Ляля взяла за руку. – Игорёк, давай сам… ей туда соваться не след.

– Почему?

– А не чуешь? – Ляля прищурилась.

– Что?