Нет… Ульяна что-то чуяла. Вот терпкий плотный запах тины, исходящий от воды. И сыроватый травяной – луга. Жар летний. Землю… и воздух. Воздух будто нити силы пронизали.

– М-да… бабушка, конечно, говорила, что всё не просто, – Ляля руку не выпустила, дернула. – Да садись ты…

– Я с тобой, Игорёк! – камыши вновь зашатались. – Ты только это… давай… на двоих под тенью.

Подумалось, что сосед, если вдруг увидит двух подростков, один из которых в полном неглиже, точно жалобу напишет. Разве что растеряется немного, не зная, куда – в СОП, полицию или ещё куда. Но потом возьмёт и напишет всюду.

– Морок! – рявкнула Ляля. – Тут вам не там!

Тут действительно было не там.

А Ульяна моргнула, когда Игорёк взял и растворился.

– Хоть поговорим по-человечески… слушай, ты не против, если я окунусь? Водица здесь такая… прелесть просто, – и не дожидаясь ответа, Ляля нырнула в воду.

С головой.

– Подожди, вода тут… тут…

Ульяна хотела сказать, что здешняя вода, она своеобразная. В посёлке упорно ходили слухи, что пруд этот питается не от подземных вод, а с очистных сооружений фермы. И что чистят там так себе. И порой даже вот совсем не чистят. А случается, и заводы окрестные отходы сбрасывают. Правда, какие именно отходы и какие именно заводы, молва не уточняла.

– Ух, хорошо, – Ляля вынырнула, и волосы её растянулись по воде этакими водорослями. Цвет тоже обрели зелёный.

– Тут… как бы… сказать… вода так себе. Не очень, чтобы очень, – осторожно произнесла Ульяна. Но Ляля только фыркнула:

– Кто тебе сказал? Отличная вода. Чуть застоявшаяся, но это родники прибило, видно, что никто не ходит… я сейчас.

И она вновь под водой исчезла.

Вот прямо раз и всё. Даже без всплеска… и волосы вниз утянуло. И подумалось, что там, внизу, глубоко ведь, никто не знал, насколько, но уже совсем другие слухи утверждали, что пруд этот не пересыхает именно из-за небывалой глубины.

И вообще, местные в нём купаться остерегались.

– Ляля… – робко поинтересовалась Ульяна, думая, пора ли за помощью бежать. – Ляля… ты…

Сколько времени прошло?

Минута?

Две?

А если… если вдруг Ляля там? Ногой зацепилась. Рукой. Волосами вот. Волосы длиннющие, а там, на дне…

– Ляля… – Ульяна решилась и соскользнула в воду. Та была тёплой и какой-то тяжёлой, что ли. Или густой? Главное, что ноги по щиколотки утонули в вязкой жиже. И даже опустились чуть глубже, но… но дно вот оно, ощущалось. И глубины тут – по шею. И если так, то… где Ляля?

Или дальше надо нырять?

Ульяна вдохнула воздух, мысленно готовясь к подвигу, хотя где-то там было понимание, что смысла в подвиге немного, потому что сама Ульяна плавает мало лучше топора, но…

– О, – вода поднялась пузырём. – Тоже искупаться решила?

Ляля выглядела донельзя довольной.

– Ты… ты… ты исчезла! – Ульяна выдохнула. – Ты взяла и… и тебя не было!

– Извини. Не удержалась. И вправду всё пересохло, а тут ещё роднички эти… слушай, ты не будешь против, если я один к дому подведу? В ванной всё-таки не то немного, а каждый раз сюда бегать замаешься. Ты покажешь, где можно, и я пруд устрою. Хочешь – даже с рыбками! Ты рыбок любишь?!

– Я думала, что ты утонула!

– Я? – искренне удивилась Ляля. – Я ж русалка. Наполовину, правда, но всё равно…

– Русалка.

Бред.

Русалок не существует. Это… мифические персонажи. Как и оборотни… точнее нет, существование оборотней пока под вопросом, хотя Ульяна вот со всею определённостью, пожалуй, могла на вопрос ответить.

– Русалка, русалка… какие ж вы, городские, дикие-то… – Ляля покачала головой и сняла со лба зелёный листик. – Ты что, никогда русалок не видела?

– Никогда… вообще вас не существует. С научной точки зрения.

– А… ну да, если с научной, то да… ладно, извини. Я и вправду не подумала, – из воды выглянула узкая ладошка, покрытая изумрудной чешуёй. С длинными чёрными коготками и перепонками, которые Ляля, заметив взгляд, с охотой продемонстрировала, растопырив пальцы. – Это чтоб плавать легче было.

– А когти?

– Охотится. Ты когда-нибудь пробовала руками рыбу поймать?

Ульяна мотнула головой.

– Скользкая… но это так… раньше… сейчас-то никто не ловит руками. Да и вообще… ты… нырни. А хочешь… погоди, – Ляля зачерпнула воду. – Закрой глаза.

Ульяна закрыла и открыла тотчас, потому что вода оказалась у неё на макушке.

– Стой. Я, конечно, не ведьма, но вода – это моё… вот сейчас умоемся и заботы уйдут, и тревоги, – голос Ляли стал ниже, он проникал словно в голову, а вода больше не раздражала.

Вода…

Подумаешь.

Мелочь, если так-то… и теплая она. И пахнет вовсе даже не болотом, а наоборот, звенящей свежестью, которую тянуло нюхать и нюхать.

– И набрала же ты, – раздалось рядом. – Ишь, сколько всего… ошмётки какие-то… ну кто ж так колдует? Потом, небось, маешься с головной болью…

– Я не колдую…

– Ага, а откуда тогда? – перед носом повисла чёрная капля на длинной паутинке.

– Что это?

– Это? Это то, что ты не колдуешь…

– У меня дар нестабильный, – призналась Ульяна и впервые, кажется, произнесла это без обиды и стыда. – Раньше ещё, после школы, был просто слабым, но как-то управлялась. И поступить даже поступила…

На бытовую магию.

Платно.

Это, конечно, не высокий практикум, как у Данилы, но… но ведь неплохо.

– Училась вот… чем дальше, тем хуже. Я пыталась. Честно… последний год вообще по старой памяти отметки ставили. Сила вообще ни в какую… я её чувствую, а вот работать… элементарный конструкт создать не могу.

– Это потому что ты ведьма, – Ляля плеснула водой в лицо. – А ведьмам эти костыли не нужны… ну, это как если бы мне плавники обрезать и ласты всучить, чтоб плавала. Понимаешь?

– Нет.

– М-да… ладно… пошли на берег, что ли? Там договорим.

Глава 5. Где речь идёт о скоропостижных последствиях недавних событий

Сидя на куче мусора и жуя яблоко, ворона смотрела на пейзаж городской свалки.

Один очень современный роман молодого и, безусловно, до крайности талантливого автора

Данила открыл глаза.

Белое.

Красивое.

Кто бы знал, до чего красив и многообразен белый цвет. Какой он… насыщенный. Впечатляющий. И оттенков… раз-два-три…

– Четыре и пять, – произнёс Данила вслух и почему-то хихикнул. – Вышел зайчик погулять…

Смех вырвался из горла клокочущими шариками. Разноцветными. Вот как в детстве, когда он с няней в парке гулял, и там шарики продавали. Данила помнит. Пусть говорят, что детские воспоминания – это ерунда, что до трёх или четырёх лет вовсе на них рассчитывать смысла нет, но он помнит.

И человека.

И шарики у него на ниточке. И что няня отказалась покупать, а он расплакался. Теперь вот и у него шарики есть.

Бум.

Надо рот открыть и шарик выпустить.

Бам.

И второй.

Бум-бам…

– Доктор, что с ним? – обеспокоенный голос матушки заставил закрыть рот и замереть. Данила и руки вытянул, уставившись в потолок.

Где он вообще?

Какая разница. На потолке трещинки смешные. Вон те на рожицу похожи, а в углу группа целая, будто живопись наскальная. Только мало, надо бы добавить, чтоб уж целое полотно.

– Как бы вам сказать…

А это Савельев. Целитель? И лично? Стало быть, всё плохо. Данила попытался заставить себя думать, но как это сделать, когда рот полон разноцветных шариков и те норовят выбраться на свободу. Ему же приходится стискивать зубы и не выпускать. Шарики стукались о зубы и уходили в голову, где вязли в мозгах. А мозги были как кисель.

И ещё вон трещинки не отпускали.

Они есть.

Но если Данила отвернётся, то их не останется.

– Он… он умрёт?! – нервная нота спугнула трещинки и те поспешили спрятаться под толстый слой побелки.

– Нет-нет, Мария Игнатьевна, что вы. Его жизни ничего не угрожает… это просто… последствия.

– Чего?

– Отравления… – Савельев явно мялся.

– Его отравили? Тоша! Тоша, ты это слышал?!

И отец тут?

Плохо.

Ругаться станет. Всегда недоволен. С детства прямо. Данила хотел, чтобы отец был доволен. И рисунки рисовал. Стишки учил тоже. Но почему-то забывал. Вот в детской – помнил, а стоило няньке в кабинет отца его проводить, как всё, все слова из головы вылетали.

С шариками.

Точно.

Он тогда, раньше, про шарики не знал. Вот и не удерживал. А теперь стиснул зубы. Щеки же сами собой надулись.

– Тоша, мы должны привлечь… твоя служба безопасности… почему твоя служба безопасности это пропустила! Как ты позволил, чтобы наш сын…

– Это не то отравление, – выдохнул Савельев. – Которое опасно для жизни. Не думаю, что его травили целенаправленно… скорее уж… полагаю, он сам.

– Отравился?! Тоша… я говорила, что ты слишком давишь на мальчика! У него нервный срыв!

– Он обдолбался, – прогудел голос отца и шарики во рту затаились. – Маша, угомонись. Я ведь правильно всё понял?

– Боюсь… да.

– Нет, – в голосе матушки слышалось сомнение. – Это… этого не может быть.

– Но это есть, – отец был сух. – Ты посмотри на него. Лежит. Улыбается. И пузыри из слюны пускает. Тоже мне… наследник и надежда рода.

Ой.

А Даниле казалось, что шарики. Это пузыри? Он вытянул губы и скосил глаза, пытаясь разглядеть. Но получалось не очень. Палата большая, отец с матерью далеко и разглядеть получается только тени. Но они тоже смешные. Особенно отцовская. Длинная такая и кривобокая.

– Это ошибка какая-то…

– Ошибкой было не вмешиваться, – голос отца раздался ближе и лицо его, мрачное, округлое, нависло над Данилой. – Слышишь меня?

– Слы-ы-ышу, – отозвался Данила. Получилось как-то растянуто.

Растянуто-натянута.

Рифма.

Смешная.

Смешок сдержать не получилось.

– Что ты принял?

– Н-не знаю, – надо сосредоточиться, потому что то, что происходит, это нехорошо. Очень-очень нехорошо… а рисунок был с шариками. Красивый. Отец же не взял, велел секретарю отдать… а Данила хотел отцу. Секретарь потом выкинул. Смял и выкинул.

Данила видел. В урне.

Так. Надо не о том.

– Это… случайно… получилось.

– Видишь, мальчик ни в чём не виноват! Это всё Стас! Я уверена, что именно он виноват! А я говорила, что он на Данечку дурно влияет…

– Ему не пять лет, чтобы на друга всё сваливать. В его возрасте пора уже головой думать, а не… – Данилу рывком приподняли.

– Тоша, ему дурно…

– Судя по роже, ему как раз хорошо. Ты понимаешь, что ты натворил, полудурок?

Нет.

Не очень.

– Все новости… из каждой дыры только и говорят, как Мелецкий устроил погром в клубе.

Какой Мелецкий?

Мелецких двое. Данила и отец… нет, есть ещё младший брат отца, а у него двое племянников. Те ещё падлы, вечно норовят похвастать грамотами там, олимпиадами…

Они тоже Мелецкие.

– Сам ты, – отец отвесил затрещину.

– Тоша! – мама схватилась за сердце, но на неё внимания не обратили. А выходит, что Данила вслух сказал.

– Вслух, – подтвердил отец. – Тебе бы не завидовать, а пример брать. Они с малых лет при деле, работают… а ты…

– Господи, Тоша… ну нельзя же вот так с мальчиком…

– А как можно? Я на выборы собираюсь, в Думу, а родной сын… устраивает… ладно, убытки погашу… за счёт твоего содержания.

– Тоша!

– Маша… сходи погуляй, пока я и твоё содержание не обрезал.

Мама разом замолчала и вышла. Ну вот… теперь точно конец.

– Правильно понимаешь, – взгляд отца был донельзя мрачен. Настолько, что даже веселость взяла и куда-то исчезла. Данила ощутил, как на языке лопаются шарики. Те самые, разноцветные, из парка. Только вкус у них нехороший, такой, железный, что ли.