Доминику хочется ему верить, но эти слова его не обнадеживают. Боаз – человек дотошный и аккуратный, но это еще не значит, что за ним никто не наблюдал. Дом, где Доминик был с Бринн, находился на частной территории, деревьев вокруг хватало, да и укромных мест, чтобы спрятаться, там более чем достаточно. Но кто мог за ними наблюдать? Никто не знал, куда отправился Доминик, кроме Джона, хозяина дома, а он уж точно ни при чем. У Джона свои секреты, и Доминику они известны, так что хозяин рта бы не раскрыл, боясь, что тайное станет явным.

– Мне надо идти, – ворчит Боаз. – И если тебя не убивают, на этот номер больше не звони.

С этими словами Боаз дает отбой, а Доминик опускает руку с телефоном и приваливается к стене.

Чем дольше он перебирает в уме разные варианты, тем плотнее ком у него в горле. В ту ночь там были только Боаз и Доминик. Больше никого. Даже Джолин ни о чем не подозревала. Доминик сказал ей, что остановился в отеле «Риц-Карлтон». Тогда он думал, что соблюдает все предосторожности, однако за ним явно кто-то следил. Кто, когда и как, непонятно. Однако факт налицо.

Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ. ГДЕ БРИНН?

Слова звучат у него в голове как злая насмешка, и вдруг Доминику становится нечем дышать. Схватившись за грудь, он ковыляет к креслу и падает в него. Он судорожно втягивает в себя воздух, желудок скручивается узлом.

В этот момент, когда телефон с номером, не зарегистрированным на фамилию владельца, выскальзывает из пальцев и падает на колени, Доминик твердо уверен в одном: жизнь, которую он для себя выстроил, кончена, если он не отыщет автора записки.

2

ДЖОЛИН

Напевая себе под нос, я режу грейпфрут, и красный сок брызжет на разделочную доску. На сковороде шкварчат сосиски из индейки, рядом варятся четыре яйца. Я снова вонзаю нож в грейпфрут, глядя на блестящее лезвие и крепко сжимая твердую рукоятку. Разжав пальцы, вздыхаю.

Понятия не имею, зачем я готовлю для мужа. Вряд ли он сядет за стол и разделит со мной завтрак. По-моему, наш брак превратился в союз без любви – все делается только для вида. Совсем не к этому я стремилась, и одиннадцать лет жизни, которые я посвятила Доминику, – тому доказательство. Я обеспечиваю ему стабильность. Толкаю его вперед. Отдаю всю себя без остатка, хотя он часто вовсе не заслуживает такой щедрости.

Вот дверь в кабинет Доминика со щелчком захлопывается, и я сразу понимаю: он что-то скрывает. Опять. Перестаю мурлыкать себе под нос и настораживаюсь. До меня долетает приглушенное бормотание. У моего мужа есть секреты. Как и у всех нас.

Бросаю мякоть грейпфрута в соковыжималку и наблюдаю, как она превращается в красивую красно-розовую смесь. Наконец, когда я разливаю сок по двум узким стаканам, дверь кабинета открывается и в коридоре раздаются шаги Доминика. Он входит на кухню, одетый в безупречный темно-синий костюм со значком в виде американского флага, прикрепленным к лацкану. На ткани – ни морщинки и благодаря нашей ближайшей химчистке ни пятнышка. Костюм сшит точно по фигуре и сидит на Доминике идеально.

Мой отец всегда говорил: «Чтобы тебя воспринимали всерьез, одевайся соответственно положению». Во времена нашего знакомства Доминик разгуливал в простых футболках, джинсах и кроссовках. Но как только он стал моим, я вложилась в его стиль. Начинала постепенно: джинсы пока остались, но на смену футболкам пришли рубашки. Кроссовки я ему носить разрешала, но лишь для того, чтобы он сам заметил: люди нашего круга не ходят в них каждый день, а уж если я что-то знаю про своего мужа, так это то, что он терпеть не может быть белой вороной. Так мы с ним вместе перешли на деловые костюмы и дизайнерскую обувь.

Подавляю вздох. Только взгляните на него! Красавец-мужчина! Иногда я скучаю по нам прежним. Его волосы, подстриженные по-армейски коротко, чуть вьются на затылке, а галстук висит так ровно, будто Доминик его только что поправил. В льющемся из окна солнечном свете его золотисто-коричневая кожа сияет и кажется атласной, а в светло-карих глазах пляшут искорки.

Было время, когда он входил ко мне на кухню и расплывался в широкой белозубой улыбке. Больше Доминик не улыбается. Вместо этого он направляется к барной стойке и берет стакан сока и три сосиски.

– Митинг сегодня. Придешь? – спрашивает Доминик, сделав несколько глотков сока.

– Конечно приду, – отвечаю я. – Для тебя главное, чтобы все выглядело как положено, да?

Доминик бросает на меня взгляд, выражающий нечто среднее между растерянностью и досадой. Быстро допив сок, он снимает с крючка на стене ключи и хватает папку, оставленную с вечера на столе, – в ней лежит распечатка его сегодняшней речи. Текст я написала для мужа примерно месяц назад. Думаете, он сказал мне спасибо? Как бы не так.

– Смотри не опоздай, Джо, – предупреждает меня Доминик и уходит.

За ним закрывается дверь, и я смотрю в кухонное окно над раковиной, провожая мужа взглядом. Если сегодня обошлось без накладок, в машине возле дома уже сидит охрана, дожидаясь, когда губернатор поедет по делам. На подъездной дорожке – черный «тахо» с включенным двигателем. Доминик забирается на заднее сиденье, и внедорожник трогается с места. Наша подъездная дорожка описывает дугу, поэтому из окна кухни не видно ни улицы, ни ворот. Слева и справа от них участок огорожен кирпичной стеной высотой до колена и зеленой изгородью.

Как только внедорожник исчезает за поворотом, я бегу из кухни в кабинет Доминика. Мой муж что-то скрывает. Не знаю, что именно, однако ключ к тайне наверняка там.

Ищу на столе незнакомые предметы, однако на нем лежит то же, что и обычно. Распечатанные речи, листы бумаги. Скрепки, авторучки, степлер. Дергаю ручку верхнего правого ящика, но внутри – одни канцтовары. Верхний левый ящик набит жвачкой и семечками подсолнечника – этой вредной привычкой мой муж заменяет алкоголь. Если у Доминика намечается мероприятие, накануне вечером он старается не пить спиртного.

Проверяю нижние ящики и ничуть не удивляюсь, обнаружив, что они заперты. С тех пор как мы переехали в этот дом, Доминик держит их на замке. В первое время это меня не смущало. Все мы нуждаемся в личном пространстве. У меня, например, есть тайник со сладостями, которые я храню в сундучке на своей половине гардеробной. Я тоже всегда запираю сундучок, чтобы Доминик не увидел, что там находится. Некоторое время сижу в задумчивости, гадая, где он прячет ключ.

У меня нет привычки рыться в вещах мужа, и я оправдываю себя тем, что, с тех пор как началась избирательная кампания, он стал нервным и скрытным. Уходит рано, приходит поздно. Он не тот Доминик Бейкер, за которого я когда-то вышла замуж. Передо мной будто другой человек, незнакомец в облике моего супруга. Хотя, может быть, это и есть настоящий Доминик?

Вдруг раздается звонок, заставляя меня ахнуть от неожиданности. Но я тут же расслабляюсь – это же мой телефон в кармане брюк! Вытащив мобильник, читаю напоминание:

– Кофе с Дафной.

Опаздывать нельзя, и, как бы мне ни хотелось отыскать ключи от запертых ящиков, я откладываю это дело на потом и задвигаю кресло под стол.

Спешу на кухню, делаю глоток-другой сока, беру сумку, ключи и выхожу из дому. По пути к лучшей подруге меня все больше одолевает уныние и в голове крутятся одни и те же мысли: «Он что-то скрывает. Врет. Разберись, в чем дело».

3

БРИНН

Четыре года назад. Новый Орлеан

В Новом Орлеане я ненавидела все. Конечно, такое отношение к городу возникло не сразу. С тех пор как я поступила в колледж и переехала сюда, прошло почти десять лет. В старших классах я была капитаном команды чирлидеров и, уж разрешите похвастаться, самой популярной девчонкой в школе, а после выпуска мне предложили всего одно место со стипендией – в Университете Лойолы в Новом Орлеане.

Сначала я просто летала на крыльях от восторга: во-первых, раньше мне не приходилось покидать Северную Каролину, во-вторых, лучше получить хотя бы завалящее предложение из колледжа, чем вообще никакого. Ведь многие девчонки из нашей команды окончили школу без каких-либо перспектив в обозримом будущем. В каком-то смысле я свою стипендию заслужила. Благодаря мне команда была в отличной форме. Я следила, чтобы тренировки шли точно по рас писанию: чирлидинг спасал меня от мрачной реальности, которая ждала дома. Расти в бедной семье, с отцом, от которого слышишь одни оскорбления, и с бесхребетной матерью, то еще удовольствие.

И вот, набив вещами два чемодана и спортивную сумку, я села в автобус до Нового Орлеана. От окна было не оторваться – всюду росли дубы, согревающие землю толстым слоем опавшей листвы, а улицы были полны ярко одетых прохожих. Мы проезжали мимо болот и стариц, деревьев, увешанных испанским мхом, разноцветных домов и ресторанов на воде. Я никогда не видела такого раньше – эти картины поражали новизной. Моя жизнь начиналась с чистого листа, и я была твердо намерена не выпускать удачу из рук.

Жаль, что нельзя вернуться в прошлое, чтобы влепить затрещину той счастливой и наивной дурехе, какой я тогда была. Новый Орлеан вы можете увидеть в каком-нибудь кинофильме, но это впечатление будет далеко не полным. Зрителю покажут фрагменты ночной жизни, парады на Марди Гра^[1], девичники в честь будущей невесты, бары или стриптиз-клубы, где весело проводят время мужской компанией. Но горькая правда заключается в том, что с изнанки в этом городе сплошная грязь и хаос. Я, вообще-то, не против суматохи, при условии, что все хоть немного регулируется, однако в Новом Орлеане никто ничего не контролирует. Люди вытворяют все, что взбредет в голову, женщины разгуливают с голой грудью, а кое-кто из мужчин даже вываливает наружу «хозяйство», лишь бы шокировать прохожих. На каждом углу лужи рвоты, бездомные попрошайки и чертова туча туристов, мешающих машинам проехать.

В тот день мне пришлось столкнуться с последней проблемой: сидя за рулем, я со стенаниями наблюдала, как дорогу переходит вереница стариков в одинаковых неоново-розовых футболках. Летом в Новом Орлеане, штат Луизиана, пик катастрофического нашествия туристов, и я этот сезон терпеть не могла. Все время думала, как бы накопить денег и сбежать в тихое местечко в пригороде, чтобы слушать стрекотание цикад, а не гудки автомобилей!

Барабаня по рулю, я взглянула на часы приборной панели; у меня был видавший виды серебристый «фольксваген-жук». До начала рабочего дня шесть минут, а ехать вдвое дольше. Как только старики освободили проезжую часть, я вдавила педаль газа в пол, радуясь, что ни красных сигналов светофора, ни пешеходных переходов на пути больше не будет.

Затормозив у итальянского ресторана «Франко», я схватила с сиденья сумку, выскочила из машины и влетела в здание через черный ход, на бегу извиняясь перед моим начальником Трентом за опоздание – уже третье за неделю.

– Еще раз – и вылетишь, Бринн! Я серьезно! – пророкотал Трент с креольским акцентом.

Больше не обращая на него внимания, я надела фартук и через двойные двери поспешила на кухню.

Ну как тут успеть вовремя, если вдобавок работаешь неполный день в минимаркете «Нулли»? Едва моя смена в магазине подходила к концу, я со всех ног мчалась в туалет переодеваться и неслась во «Франко».

Это дорогой ресторан на берегу озера, в сетевых отзывах его величают «райским уголком, о котором известно немногим». Других вариантов у меня не было, оставалось только ждать, когда найду работу получше. Откровенно говоря, я ненавидела свою жизнь. Зачем я столько лет горбатилась над учебниками в колледже? Чтобы влезть в чудовищные долги по кредиту на образование и даже с дипломом пахать за минимальную зарплату, лишь бы хоть как-то выживать? Моя специальность – бизнес, но у меня нет ни времени, ни средств, чтобы начать свое дело. Я мечтала в один прекрасный день открыть ресторан или заведение потише и поуютнее – скажем, мини-гостиницу типа «ночлег и завтрак». В моих мечтах эта гостиница находилась в Нью-Гэмпшире, люди приезжали туда весной и летом, с удовольствием отсыпались, а на завтрак баловали себя вкусными блюдами моей кухни. Потому что я хорошо умею еще кое-что – готовить.