При последней мысли Доминику так и хочется сжаться в комок. Нет, на понимание жены тут рассчитывать бесполезно. И чем меньше она знает, тем лучше для нее. Если будут неприятности, Джо они не затронут. Но эта история – лишь один пункт в длинном списке его секретов. Инцидент в Новом Орлеане, конечно, дело серьезное, но Доминик чувствует: если жена узнает про остальное, она с ним больше разговаривать не захочет.

– Я ничего не скрываю, Джо, – наконец отвечает Доминик.

Во взгляде жены он читает разочарование. Джо поджимает губы, Доминик делает еще один глоток чая. Со стороны он выглядит спокойным и невозмутимым, но на самом деле его сердце бьется с такой силой, что пульс стучит в ушах.

– Дело твое. – Джолин со вздохом отворачивается. – Захочешь рассказать мне правду – я готова. А сейчас пойду спать.

Не оглядываясь на Доминика, Джо выходит из кухни, и вот удаляющиеся шаги ее маленьких ножек уже доносятся с лестницы. Облокотившись на столешницу, он глядит на кружку Джолин: чай в ней так и остался нетронутым.

11

ДОМИНИК

Забрав кружку, Доминик идет в свой кабинет и опускает ее на подставку на письменном столе. От женщины-ведьмы, конечно, мурашки бегут по коже, но справедливости ради надо сказать, что чай у нее хороший. В «Фокстроте» Мелисса говорила, что Доминику надо распечатать и подписать какие-то бумаги, и, раз уж спать ему все равно не хочется, он решает не откладывать дело в долгий ящик. Убрав распечатанные документы в новый конверт из манильской пеньки, чтобы завтра отвезти их в администрацию, Доминик откидывается на спинку кресла и пьет чай.

Джолин догадывается, что у него какая-то тайна. Жена всегда видела его насквозь. Доминик не знает, чем искупить вину перед Джо. Может, все-таки сказать ей правду и тогда Джолин станет легче? Она же как-никак его жена. Джо в любом случае на стороне мужа, она никогда не выдаст его тайну. В какую бы трудную ситуацию он ни угодил, обязательно придет на выручку. Но тут ведь совсем другое дело. С этой проб лемой Доминик должен справиться сам.

Тут он уголком глаза замечает какое-то движение и в следующую секунду, едва не поперхнувшись чаем, наблюдает, как снаружи к стеклянной двойной двери приближается темный силуэт. Дверь ведет в один из внутренних двориков, а на участок можно попасть только через высоченные металлические ворота, однако Доминик ясно видит, как человек в капюшоне подходит все ближе. Последние сомнения отпадают, когда незнакомец берется за дверную ручку и нажимает на нее, пытаясь попасть в дом.

Губернатор прирастает к креслу, сердце в груди стучит, как молот. Мобильник остался наверху, в гостевой спальне. Но Доминик быстро спохватывается, и его взгляд падает на стационарный аппарат. Он поспешно снимает трубку, а фигура в капюшоне продолжает дергать ручку так, что дверь трясется. Доминик набирает номер офицера, сидящего в машине в конце подъездной дорожки. Полиция дежурит там каждую ночь: необходимая предосторожность ради безопасности губернатора.

– Сэр, что случилось? – отвечает Стивен.

Доминик узнает его по сильному протяжному южному акценту. На дежурстве всегда либо Стивен, либо Тайлер.

– Иди к дому, и побыстрее, – выдыхает в трубку Доминик, не сводя глаз с трясущейся двери.

Человек в капюшоне поднимает руку и вглядывается в стекло, будто пытаясь разглядеть, что происходит за шторами.

– Кто-то ломится в дом. Скорее!

– Идем туда! – приказывает Стивен, и Доминик радуется, что офицер не один.

А ручка все дребезжит. Доминик вскакивает, хватает пресс-папье и бросает взгляд на дверь. Вдруг дребезжание прекращается так же внезапно, как и началось. Незнакомец отступает и скрывается из виду. Несколько секунд Доминик выжидает, тяжело дыша и сжимая в руке пресс-папье. В комнате воцаряется тишина. Ни одного подозрительного звука. И тут Доминик вспоминает о жене.

Черт! Джолин!

Пулей вылетев из кабинета, он с громким топотом взбегает по лестнице. Рвется в спальню к жене, но дверь, конечно же, заперта, и он молотит в нее кулаком.

– Джо! – кричит он. – Джо, открой!

Дверь распахивается, и Джолин взирает на него, будто олень, остолбеневший в свете фар.

– Ну ты вообще нормальный? – сердито восклицает она, вытирая заплаканные глаза.

– Кто-то лезет в дом, – переводя дыхание, сообщает Доминик.

Растерянность Джолин сменяется ужасом. Она оглядывается, и тут раздается стук в дверь.

12

ДОМИНИК

– Периметр чист, сэр.

Во внешности Стивена произошли перемены. Раньше он носил бороду, теперь же оставил только густые, напоминающие щетку усы.

На Стивене полицейская форма, козырек фуражки низко надвинут на глаза. Второй офицер – женщина, невысокая, но крепкая. Она представляется как Бёрнелл.

– Следов возле дома мы не нашли, все окна и двери закрыты. На участке ничего подозрительного не обнаружено. Если здесь действительно побывал незваный гость, то он, видимо, испугался и сбежал, перепрыгнув через изгородь. Мы распорядились, чтобы сюда дополнительно прислали патрульные машины, пусть полицейские прочешут окрестности. Если заметят что-то странное – сразу доложат.

– Это хорошо, потому что я уверен: кто-то ломился в дом, – настаивает Доминик.

Джолин круговыми движениями массирует ему спину. Нервы у Доминика на пределе. Он своими глазами видел, как чужак пытался открыть дверь. Что, если этот же человек бросил в почтовый ящик записку? Доминик едва не лопается от гнева, но держит себя в руках, а офицер Стивен между тем рассказывает про ограбления, произошедшие в округе. Доминик же не может отделаться от навязчивых вопросов. Кто нарушил его покой? И почему именно сейчас, в самый разгар тяжелейшей избирательной кампании?

– Хочу, чтобы офицеры дежурили здесь и утром, и днем, и ночью, – требует он.

– Разумеется, сэр, – отвечает Стивен.

– Будем глядеть в оба, сэр, – кивает Бёрнелл.

Доминик преисполняется гордости. Полиция обязана его защищать. Обязана заботиться о его безопасности. Надо будет еще связаться с Фрэнком и его группой охранников. К их услугам Доминик прибегает только во время митингов и других массовых мероприятий, но, видимо, эту привычку пора менять.

Обычно Доминик не любит, когда вокруг его дома бродит охрана. Ему дорого личное пространство, поэтому в губернаторской резиденции он не живет, но, когда становишься губернатором, о частной жизни приходится забыть.

Каждую ночь возле дома дежурит один офицер, а когда Доминику нужно ехать в резиденцию, его сопровождает другой. Но записка в почтовом ящике, которая сейчас лежит, скомканная, в нижнем ящике письменного стола, а теперь еще и попытка проникнуть в дом убедили Доминика, что рисковать нельзя. Такое чувство, будто незнакомец знал: дверь кабинета – единственный вход, возле которого нет камер. Офицеры посмотрели записи с других камер видеонаблюдения. Ничего из ряда вон выходящего они там не обнаружили, а дворик перед кабинетом в кадр, естественно, не попал. Доминик решает, что у этой двери надо срочно установить камеру. Ему и в голову не приходило, что она может понадобиться. Доминику казалось, что камеры на заднем дворе вполне достаточно. К тому же во внутреннем дворике перед кабинетом он частенько курил травку. Не хватало еще, чтобы подобные записи стали достоянием обществен ности. Взломать домашнюю систему видеонаблюдения – задача вполне реальная. Что скажут граждане, увидев своего губернатора с косячком? Ненавистников у Доминика Бейкера и так хватает, его имя вечно полощут в грязи, и вовсе незачем давать противникам лишний повод утянуть его на дно. Вообще-то, с травкой в любом случае надо завязывать. Так почему бы не сейчас?

Когда офицеры уходят, Доминик запирает дверь, включает сигнализацию и идет в гостиную, где его ждет Джолин.

– Зачем кому-то лезть к нам в дом? – спрашивает она, но под угрюмым взглядом мужа тут же исправляется: – Вернее, кто на такое осмелится?

– Не знаю.

Доминик проводит ладонью по голове и только тут замечает, что у него трясутся руки. Доминик прячет их в карманы пижамных штанов. Нельзя показывать Джо, насколько он перепуган. Жена будет задавать вопросы, чтобы докопаться до истины. Интуиция подсказывает Доминику, что и незваный гость, и записка – звенья одной цепи.

– Если хочешь, можешь сегодня ночевать со мной, – предлагает Джо, придвинувшись ближе к нему.

– Да. Сейчас приду. Только наберу Фрэнка и еще кое-кого.

Джолин смотрит мужу в глаза, будто пытаясь увидеть в них правду, но Доминик не врет. Точнее, почти не врет. Доминик и правда хочет связаться с Фрэнком, но больше никому он звонить не собирается. Джо ободряюще гладит мужа по плечу, затем выходит из комнаты и поднимается по лестнице.

А когда сверху доносятся шаги – судя по всему, жена зашла в спальню, – Доминик возвращается в кабинет, время от времени поглядывая на запертую стеклянную дверь и отчаянно надеясь, что человек в капюшоне не вернется. А впрочем, со стороны незнакомца это было бы глупо.

Закрыв дверь кабинета, выходящую в коридор, Доминик садится в кресло на колесиках, берет ключи, приклеенные скотчем к внутренней стороне столешницы, и отпирает нижний ящик. Затем вытаскивает телефон «Нокиа»; чуть-чуть заряда в аккумуляторе еще осталось.

Доминик торопливо настукивает сообщение Боазу:

Встретимся завтра в десять утра в губернаторской резиденции.

Отправив эсэмэску, Доминик терпеливо ждет ответа, попивая остывший чай. Наконец приходит сообщение – всего одно короткое слово:

ОК.

Выключив мобильник, Доминик снова запирает его в ящике. Позвонив Фрэнку и велев ему установить график дежурств возле дома, он выходит из кабинета с кружкой, несет ее на кухню и выливает остатки чая в раковину. Но стоит Доминику поднять глаза, как кружка выскальзывает у него из рук и разбивается.

Снаружи к окну скотчем приклеена еще одна записка, написанная несмываемым маркером:

В ТОМ, ЧТО УСЛАДА ГРЕХОМ ОБЕРНУЛАСЬ,
ВИНОВЕН ТЫ ОДИН.
О ГДЕ ЖЕ ОНА, ПОЧЕМУ НЕ ВЕРНУЛАСЬ?
ГДЕ ЖЕ ЛЮБОВЬ ТВОЯ, БРИНН?

13

БРИНН

Моя нога ни разу не переступала порога отеля «Риц-Карлтон». Смеетесь вы, что ли? Это место для богатых, и вашей покорной слуге было до него как до луны. Уже в лобби я поняла, что в своем обтягивающем красном платье и босоножках на каблуке выгляжу здесь неуместно. Угораздило же меня напялить совершенно неподходящие вещи! Другие женщины были в элегантных туалетах или деловых костюмах ярких цветов, одна я явилась сюда одетой, как чертова проститутка.

Чувствуя на себе недобрые, осуждающие взгляды, но стараясь не обращать на них внимания, я направилась в лаунж-бар. На мое счастье, по сравнению с лобби там было довольно темно. Приглушенный свет, ненавязчивая музыка. Музыканты на сцене играли на саксофонах, барабанах и пианино, а в центре у микрофона стояла певица и исполняла восхитительный блюз. Макияж у нее был яркий, сценический: густая подводка для глаз, очень много хайлайтера и румян. Мерцало золотистое коктейльное платье, матово светился жемчуг на шее и запястьях. Не женщина – картина, только очень грустная, и пела она душевно и искренне.

Я обвела взглядом посетителей. С бокалами в руках, они сидели на роскошных диванах с серебристой обивкой и вели друг с другом светские беседы. Я не сразу заметила мужчину, которого искала. Но стоило мне его увидеть, и я больше не могла отвести от него глаз. Он ждал меня здесь, сдержав обещание.

Доминик Бейкер стоял в дальнем углу, возле столика на двоих. Он был в белой рубашке, аккуратно заправленной в коричневые, тщательно отутюженные брюки. Темно-коричневые ботинки поблескивали в приглушенном свете. На лице Доминика играла теплая, приветливая улыбка. При виде меня он вскинул бокал, который держал в правой руке, и я постаралась сдержать улыбку. Направившись к нему, я остановилась у столика.

– Вот это да! – выдохнул Доминик. – Тебя прямо не узнать, Бринн! Совсем взрослая стала.