– Вы уверены? – как будто не мой голос.

Откуда в нём столько отчаяния, когда на деле я в полнейшей прострации, апатии какой-то?

– К сожалению, да, – видно, что довольно молодому врачу не по себе говорить такое.

Ещё привыкнуть не успел. На вид постарше меня, но вряд ли намного. Лет тридцать ему, наверное. А мне ещё нет.

Возможно, и не будет. Да что там – скорее всего.

– Неоперабельная, значит… – усмехаюсь зачем-то. – И сколько мне осталось?

– При комплексной терапии от четырёх месяцев до года, – мягко говорит врач. Ну вот. Не будет мне всё-таки тридцати. – В вашем молодом возрасте…

Он продолжает говорить что-то, что, наверное, должно меня утешить. На деле ни хрена, и мы оба это понимаем. Если бы у меня хватило духу, я бы организовал себе смерть прямо сейчас. Потому что боли в башке, тошнота и слабость – это лишь долбанное начало. Дальше могут отказывать конечности, случаться психозы, подводить зрение и прочее-прочее-прочее, превращающее меня не только в безнадёжно больного, но пиздец какую обузу для близких людей.

Родители живут в другом городе и можно им до последнего не говорить, чтобы не возились со мной зря. Но Катя…

Я слишком хорошо знаю свою девочку, чтобы быть уверенным, что она не бросит. До конца пойдёт со мной через всё это дерьмо. А потом ещё посмертную верность мне хранить будет, возможно, специально забеременев. Это если, конечно, вообще захочет идти дальше. Помню эти её рассуждения ещё давно, в начале наших отношений, когда мы говорили о всяком разном абстрактном.

«Если с тобой что-то случится, то со мной сразу тоже. Я без тебя жить не буду, понял?»

Запальчиво она говорила, с чувством. Не просто громкие слова. Я сразу уловил это в Кате – ещё когда моей не была. Такая любит раз и навсегда. Глубоко и всем существом.

– Я понял, – резко обрываю продолжающего мне говорить о разных нюансах врача. – Приду позже. Мне надо обдумать.

***********

Вваливаюсь в первый попавшийся бар. Не люблю алкоголь, но сейчас тянет именно надраться. Так, чтобы хоть немного менее сверлило внутри.

И, кстати, головная боль этому не мешает. Я вообще с ней в какой-то степени свыкся. Сегодня хотя бы не тошнит. И башка не кружится. Двигаюсь уверенно.

Впрочем, несколько шотов виски могут лишить меня и этого. А к херам всё. Даже если сдохну прямо сейчас. Останавливаюсь у барной стойки, заказываю. Даже закуску не буду.

Неоперабельный, мать его, рак. У меня.

– Не ожидала, что увижу тебя здесь, – подозрительно сладким и знакомым голосом сообщает мне барменша.

Только тогда вообще смотрю на неё и застываю. Блять… Как я мог забыть, что Виолетта подрабатывает здесь? Хм, до сих пор, кстати.

Это просто первое приемлемое заведение возле больницы.

– Забыл, что ты тут подрабатываешь, – бросаю, всё-таки принимая шот.

Не тянет искать другое место. Переться туда пешком или на такси… За руль не сяду.

– Забыл или специально пришёл? – провокационно склоняется ко мне она, опираясь о барную стойку.

Лениво скольжу взглядом по выпирающей передо мной груди. Виолетта вот уже несколько месяцев добивается моего внимания. Смотрит все мои соцсети, лайкает, пишет. Блокировал – создаёт новые страницы. На глаза мне тоже попадается периодически. Говорит, что любит. Вернуть хочет.

Не понимал никогда таких навязчивых. Хотя в своё время мы с ней здорово зажигали – девушка яркая, манкая, готовая на всё. Но далеко не в том же смысле, что моя Катя. Виолетта жаждет приключений, ярких эмоций, а сама вся в себе и о себе. Если она и будет о ком-то заботиться, то лишь для того, чтобы этот кто-то считал её очень хорошей. На чужом мнении, по сути, и строится её личность.

– Да похер, – кидаю то ли на свои мысли, то ли на её вопрос.

Тут же залпом осушаю шот. Морщусь. Виолетта смотрит на меня внимательнее, аж выпрямляется.

– Что-то не так? Проблемы на работе? На личном?

Усмехаюсь. Насколько всё ею перечисленное пустяками кажется для приговорённого к смерти. Всё можно решить, кроме этого.

Мажу бездумным взглядом по залу… Какая-то парочка беспечно смеётся. Красивые, влюблённые. Колет в груди – почему именно я, блять? Несправедливо. Мог бы так же быть счастлив, к свадьбе готовиться.

А теперь в лучшем случае буду довольствоваться одноразовыми потрахушками, и то до момента, когда секс совсем перестанет интересовать. А это, скорее всего, уже скоро будет. Херня, что сидит у меня в мозгу, быстро разрастается.

Катя со мной через это не пройдёт. Не допущу. Да, решаю за неё – но понимаю это кристально чётко, глядя на всю ту же парочку.

Виолетта фоном что-то говорит, напоминая о себе. Видимо, к ответу взывает. Изображает обеспокоенность. А может, и не играет. Не бесчувственная же, в конце концов. А я наверняка сейчас на мертвеца живого пока похож. Ощущаю себя уже так.

Снова смотрю на неё.

– Виолетта… – вздыхаю, поймав настороженный взгляд. – Ты способна найти себе кого-то более перспективного, чем я, – по-дружески советую.

Оказывается, перед смертью хочется что-то типа добрых напутствий дать. Отпустить всё плохое. Легче принимается, что все мы всего лишь люди.

– Ты самый перспективный, – горячо возражает она. – Но дело не в этом. Я люблю тебя.

– Правда? – усмехаюсь, жестом попросив налить ещё.

Виолетта так и делает.

– Да, – отвечает при этом.

– Осталась бы со мной, если бы я стал инвалидом? – сам не знаю, нафига вот насмехаюсь над её якобы любовью, хоть и спрашивая всерьёз. Ответ мне известен, даже если Виола озвучит другой. – Если бы у меня ехала крыша? Если бы я стал ни на что не способен и нуждался в уходе и вливании бабла?

Она хмурится. Затыкаюсь – не хватало ещё, чтобы поняла, что вполне себе реальную картинку рисую. И не столько для неё – её ответы мне нахрен не нужны. Как и Виолетта сама.

– Что за странные вопросы?

– О жизни думаю, – снова осушаю шот одним глотком. – И о любви. Любовь – это большее, чем тупо желание, чтобы человек был рядом и принадлежал тебе. Хочется, чтобы человек был счастлив. Даже далеко. Даже если будет ненавидеть.

Виолетта, конечно, на свой счёт принимает. Как и почти всё на свете. Думает, что я так завуалировано своё мнение о её поведении ко мне выражаю. Иногда мне кажется, что эта девчонка убеждена, что весь мир исключительно вокруг неё крутиться и должен.

Впрочем, сейчас это скорее кстати.

– Любящие люди тянутся к объекту своей любви, и это нормально, – с лёгкой обидой возражает Виолетта.

Да, мы с Катей слишком тянемся… Но если объективно, моя болезнь и последующая смерть её потопят, уничтожат. Не просто чувствую, знаю это наверняка.

– Только если не в ущерб этому самому объекту, – продолжаю этот необходимый мне разговор, и пускай Виолетта воспринимает его как ей угодно. Я о своём.

О том, что не отпускает никак…

Катя всегда на меня настроена, чувствует. Ей достаточно увидеть меня сейчас, чтобы понять, что что-то не то. А там и до сути докопается. Не смогу врать ей в лицо. Не смогу даже просто бросить – она потребует причины, не поверит мне. Не смогу уехать в какие-нибудь ебеня – Катя в этом случае уж точно не отступит.

Надо поставить оглушительную точку. Такую, после которой даже если дам слабину, не смогу отыграть назад.

И я, блять, знаю, какую. Единственное, что мне Катя никогда не простит.

– Вообще-то я уверена, что так будет лучше для нас обоих, – выдавливает оскорблённая Виолетта.

Смотрю на неё. Как впервые. Взгляд с грустинкой, напряжённый какой-то. Раньше так не было. В целом почти не изменилась… Всё та же эффектная миниатюрная брюнетка. Морщинки мимические поярче стали… И прядку переднюю в синий перекрасила.

– Запиши свой номер, – протягиваю телефон.

Потому что Виолетта – идеальный вариант для той самой жирной точки. Измена с любой другой будет выглядеть неправдоподобно, а бывшая конкретно так мозолила нам глаза, запомнилась. И было у  нас с ней уже когда-то.

– Ты удалил? – она с демонстративной обидой поджимает губы, но, наткнувшись на мой, видимо, серьёзный и мрачный взгляд, вздыхает. – Хотя ладно, – набирает цифры. – Записала.

– Наберу. Но не рассчитывай на что-то большее, чем одноразовый секс, – решаю обозначить сразу, чтобы не обнадёживать зря. Кто её знает, вдруг у Виолетты всё-таки серьёзно всё ко мне.

Она фыркает, качает головой, но вижу же, что и таким перспективам не хочет возмущаться. Скорее рада им. И не забивает себе голову вопросами, с чего это я вообще вдруг решил даже на такое сближение пойти.

В глазах темнеть начинает. Опять слабость наваливается. Пойду-ка я отсюда. Не хочу, чтобы Виолетта что-то заподозрила.

Завтра у нас с Катей выходной, но у неё с утра маникюр. Сегодня можно послоняться по улицам, вернуться позже типа усталым после работы над новыми проектами, вырубиться сразу, чтобы не смотреть ей в глаза и не говорить. А завтра… Будет тот самый день-икс. Не обрублю всё тогда, уже не смогу.

Что ж… Надо, чтобы Катя вовремя пришла домой. И для этого придётся выбить Бьянку. Не сомневаюсь, что при освободившемся времени моя девочка именно ко мне вернётся, учитывая, что мы сегодня толком не успеем ничего. А как обеспечить ей эту возможность, уже знаю. Отправлю коллегу к Бьянке на маникюр. Полина как раз у меня в долгу, вряд ли будет задавать лишние вопросы. Так что придёт в салон, скажет, что ей нужно вот именно в это время и именно к этому мастеру и что готова будет переплатить хоть в десять раз. За мой счёт, разумеется. Не думаю, что Бьянка откажется. Придумает что-нибудь, чтобы Катю отшить. И сделает это прямо перед самым-самым визитом любимой: потому что Полина нагрянет чуть раньше в этот же день.

Для Кати будет выглядеть правдоподобно, что я воспользуюсь её отсутствием, думая, что она на маникюре. И Виолетта тоже не случайная знакомая… Всё получится.

А то, что на душе так дерёт без остановки… Переживу. Хоть что-то же должен.

Глава 3. Гордей

Смотрю, как уходит Катя и как никогда остро понимаю, что это всё. Конец. Даже услышав диагноз, я такого не чувствовал.

Накрывает чуть ли не паникой, пугающей и раздирающей. Несу какой-то бред по типу того, кто к кому пришёл, толком не соображаю, силюсь остановить Катю. Забываю сразу обо всём. И о неоперабельной опухоли своей, и о Виолетте голой, на которой не смог и вряд ли смогу кончить: трахал бездушно, механически, больше выплёскивая ярость по поводу внезапного диагноза и перспектив распрощаться со всем, что дорого. И заодно доказывал себе, что ещё не инвалид, способен долго и жёстко.

Умом понимаю, что до конца теперь надо довести разрыв с Катей. Уже ведь начал. Уже нанёс удар, после которого она сама на себя похожа быть перестала, скорее в тень превратилась. Смысл теперь, блять, объяснять что-то, ещё серьёзнее уничтожать?

Но звук закрываемой двери всё-таки толкает меня вперёд. В башке воспоминания, как Катя рассказывала мне о трагедии своей семьи. Она ведь и говорить без слёз не могла. Плакала у меня на плече долго. Призналась, что никому другому об этом не рассказывала, потому что слишком больно было, и отца всё равно ведь любит. Но простить по-настоящему не может, и это её гложет.

А я окунул Катю в ту самую ситуацию сейчас, в тот триггер с детства. Думал, так максимально без шансов отыграть назад будет. Идиот. Что если я уничтожил не только нас, но и её?

Не это чувство испытывают, когда поступают правильно. Не должно всё внутри вот так на ошмётки кровавые рваться. Как будто непрерывная прямая на холтеровском мониторе пищит приговором безжалостным. В висках стучит.

Я, блять, даже не знаю, чего добиваюсь, идя за ней следом. Первым порывом было остановить, теперь даже страшно. Понятно же, что Катя сейчас меня ненавидит просто, в штыки воспримет. А там улица с движением…