Пиздец. Может, иррационально думать, что трагедия с её мамой может повториться, но чуть ли не на цыпочках иду. Осторожно следую за Катей, больше чтобы убедиться, что в порядке будет, безопасно сядет в такси.

Слышу, как всхлипывает, ладонь к губам подносит, видимо, пытаясь сдержаться. У меня аж сердце разрывается. Как же тянет вернуть долбанный день назад… Я бы снова обошёл всех врачей, нашёл бы того, кто готов рисковать и оперировать всё равно, сдал бы кучу анализов заново. Забавно, что я ещё вчера считал, что по сравнению с моим диагнозом нет нерешаемых проблем – а теперь чётко сознаю, что даже он херня полная по сравнению с тем, что происходит сейчас.

Катя уходит от меня.

Убегает даже. Не замечает перед собой ничего. Еле держится, чтобы не зарыдать. Иду за ней. В какой-то момент не выдерживаю и окликаю. Да, не простит. Да, нет смысла уже объяснять что-то – ничего не исправлю, только хуже сделаю. Но просто смотреть на неё такую разбитую и особенно маленькую в этом огромном бушующем сейчас мире просто невыносимо.

Катя вздрагивает и вдруг бросает чемодан и несётся вперёд. Охренеть какая яркая реакция. Совершенно безрассудная и не свойственная моей девочке. Аж шарашит по башке этим её спонтанным жестом.

И… Блять! Там же дороги впереди с машинами. Стоит только выйти из нашего двора, как впереди они, и движение там всегда скоростное. Несутся нон-стопом. Реагируют только на светофор.

Не уверен, что на него будет реагировать Катя. Бросаюсь за ней. Тоже наплевать на чемодан. Если понадобится, заново куплю всё то, что она туда загрузила. Сейчас важнее она…

Всегда важнее она.

Стоит только открыть ворота из нашего ЖК, как слышу оглушительный гудок автомобиля. Очевидный сигнал. Кате?..

Сердце нахрен останавливается, а в глазах вдруг темнеет. Дыхания не хватает… Несусь скорее по инерции. А потом и вовсе падаю.

И дальше только мрак…

***********

– Ну как вы себя чувствуете? – мягко спрашивает незнакомый мне врач, рассматривая меня с особой внимательностью. – Операция прошла успешно, хотя после неё вы никак не могли очнуться. Некоторое время были вынуждены держать вас в реанимации в состоянии, близком к коме.

Медленно моргаю, пытаясь осмыслить его слова. Не понимаю всё равно. Что я вообще здесь делаю?

Катя… Блять, Катя! И машина та гудящая. Я что, просто упал в обморок или типа того?

Пиздец. Подвёл её даже в этом.

Так и не дождавшись моей реакции, врач обрисовывает мне моё общее состояние, про анализы упоминает и рассказывает о ходе операции и дальнейшем. Толком не слышу. Всё перекрывает отчаяние на грани паники. Машина… Та хренова гудящая машина!

Как я вообще сюда попал? Что произошло? Что с Катей?!

Где она? Как?

Срочно надо выяснить. Резко сажусь, игнорируя головокружение и впивающиеся мне в руку и шею катетеры. Правда врач тут же реагирует, с места подрывается, пытается меня уложить. В лучшие времена я бы без труда его оттолкнул, но сейчас у него явно больше сил. Говорит мне что-то о том, что лечение ещё не закончено, что как минимум тут неделю должен быть под наблюдением. Объясняет, что гематома головного мозга в моём возрасте – редкое и опасное явление, а потому даже после её устранения надо особенно следить за здоровьем и довести восстановление до конца.

Хмурюсь. Гематома?

– Опухоль спровоцировала гематому? –  спрашиваю скорее механически, силясь вернуться воспоминаниями в тот момент, когда за Катей из ворот ЖК выбежал. Кому сигналила машина? Смогла затормозить?

– Опухоль? – переспрашивает врач. – Вам сказали, что у вас рак?

Я тупо молчу в ответ, теряясь сразу во всём. И это чувство долбанной дезориентации только усиливается в разы, стоит вспомнить слова о том, что некоторое время я валялся в реанимации в состоянии, близком к коме. Несколько дней, видимо. И что бы там ни произошло с Катей и той проклятой машиной – это произошло без меня. Я ничем не смог помешать. Я, блять, просто тупо вырубился.

Врач объясняет там что-то про то, что гематому довольно легко спутать со злокачественной опухолью на МРТ, и зачастую ставят ошибочный диагноз. И что для молодого специалиста это вполне естественно, потому что и анализы крови у меня сомнительные были. Конечно, он хотел перестраховаться.

Охренеть. Перестраховался, чтоб его.

Я даже не знаю, радоваться или наоборот тому, что мой диагноз оказывается другим. Более того, уже закрытой темой. Операция произошла успешно, прогнозов по рецидивам нет, а если я буду регулярно обследоваться, то вообще проблем быть не должно. Молодой, веду здоровый образ жизни, сильный сам по себе.

Сука, почему я не грохнулся в долбанный обморок вчера после бара? Тогда бы прооперировали и выяснили, что за штука у меня в мозгу на самом деле давила. И Катя осталась бы со мной. Готовился бы к свадьбе, а не к смерти, которая отменяется вот прям сейчас. Физически, в смысле. Морально я чуть ли не в агонии. Ищу взглядом телефон. Хотя бы позвонить ей… Узнать, как она.

Никаких гаджетов здесь, конечно, нет.

– Кто вызвал больницу? – тогда дёргаю за единственную ниточку, которая ещё может помочь.

Если это Катя… Конечно, всё равно не простит, но это хотя бы будет значить, что сама никак не пострадала от той долбанной машины.

Секунды, во время которых врач по имени Павел (судя по бейджику) хмурится, осмысливая мой внезапный для него вопрос, кажутся вечностью. Долбят напряжением и надеждой одновременно.

– Довольно милая девушка, – ровно отвечает он, даже не представляя, что со мной творит этими словами. Даже хорошо, что ко мне не приставлен измеритель пульса, иначе бы врач уже меры принимал. – Брюнетка. Регулярно навещает вас, кстати.

Снова приподнимаюсь. Не выдерживаю просто. Всё совпадает… И хотя то, что Катя будет регулярно навещать меня после увиденного ею, звучит не особо правдоподобно – я, блять, просто не могу не верить.

Перевожу дыхание, пытаясь успокоить совсем уже рвущееся наружу сердце.

– Катя? – спрашиваю, затаив дыхание.

Врач вздыхает и… качает головой. Простое движение, но от него внутри всё обрывается разом. От отчаяния выть хочется, слушая его скорее фоном:

– Нет, другое имя, редкое ещё такое… Красивое, – задумывается. – Точно! Виолетта, – смотрит на меня, довольный тем, что вспомнил.

Так-то он спас мне жизнь и не виноват в том, что я сам себе всё похерил с Катей, но смотреть в его это умиротворённое лицо становится просто невыносимо.

– Понятно, – выдавливаю с трудом. – А мой телефон? Мне надо позвонить, – ну и пусть Катя меня ненавидит, мне просто надо убедиться, что та машина её никак не зацепила.

И что сейчас моя девочка в порядке. Не представляю, каким образом буду добиваться её прощения. Наизнанку вывернусь, если понадобится. Через все круги ада пройду, сам себе их организую, если что. Всё что угодно – но не отпущу.

Правду, конечно, расскажу.

– Пока нельзя. Лежите здесь, отдыхайте, – Павел поднимается, видимо, намереваясь меня оставить.

Причём без телефона и какой-либо ясности. Снова силюсь привстать.

– Мне нужно! – настаиваю, и в ушах шумит. Через свой первый круг ада я прохожу именно сейчас: и это долбанная неизвестность о судьбе Кати. Хотя нет, это сразу седьмой круг. Самый ужасный. – Я не буду просто лежать.

– Спокойно-спокойно, – врач снова меня укладывает, устало вздохнув. – Все проблемы улажены, на работе в курсе, у вас куча времени.

Знал бы он, насколько мне похер на всё им перечисленное.

– Моя невеста… – потерянно бормочу, почему-то уверенный, что Павел должен понять.

– Виолетта?

– Нет! – чуть ли не рявкаю на ни в чём не виноватого врача, который ещё и вытащил меня чуть ли не с того света.

Но даже напоминание себе об этом не помогает успокоиться. Да и ничего не сможет. Кроме одного: если не увидеть Катю, то хотя бы знать, что она в порядке.

Павел хмыкает, ничуть не задетый. Настойчивее укладывает меня и заявляет непреклонно:

– В общем, я пока вас тут оставлю и без сюрпризов чтобы. Невесты подождут. Здоровье важнее.

Глава 4. Катя

Оглушительный гудок машины заставляет меня покачнуться на месте, почти забыв о Гордее. Застываю, как дура, посреди дороги, а прямо возле меня тормозит машина. Явно дорогая, элитная иномарка. И так чертовски близко… Чудом не зацепила.

Сердце лихорадочно колотится в груди, пока я сознаю весь ужас ситуации. Я ведь могла в точности повторить мамину судьбу. Пробирает жутью. И отчаянием одновременно.

Мне дан буквально второй шанс свыше, а я даже не знаю, радоваться этому или плакать.

Дверь машины оглушительно захлопывается за молодой и симпатичной девушкой, которая выходит ко мне. Да, тормозя при этом движение на нашей полосе.

– Смотри, куда идёшь! – выпаливает мне чудом не сбившая меня незнакомка. – Чуть не задавила тебя, – в её голосе почти паника: неудивительно, наверняка перенервничала.

Заставляю себя выйти из оцепенения. Люди вокруг не виноваты, что у меня сегодня мир перевернулся. Причём той стороной, где сплошной мрак.

– Извини, – выдавливаю, тоже обращаясь на «ты».

Как ко мне – так и я. Всегда так было.

– Сейчас бы убила нахрен… – не успокаивается девушка, уже и не ко мне обращаясь, а просто вслух выплёскивая. Могу понять. Хотя самой и выплёскивать как будто нечего, всё внутри умерло просто. – Не задела хоть? – она напряжённо оглядывает меня, а машины нам уже гудят.

Мешаем им ехать по своим делам.

– Нет, всё в порядке, – поспешно говорю, бросив взгляд в ту сторону, откуда за мной гнался Гордей.

Впрочем, тут же отвожу – вдруг понимаю, что не выдержу, увидев его ещё раз. Аж страх окутывает. Нет, не смогу…

– Что случилось? – не удивлюсь, если я сейчас и со стороны сильно не в себе, потому что в голосе девушки обеспокоенность. – Кто-то гонится? Садись давай, – кивает на свою машину, когда нам гудят уже совсем громко и долго, сопровождая эти сигналы и словами.

Я даже не колеблюсь – просто залезаю в машину к незнакомке. Вообще наплевать, чем это может обернуться. И на чемодан где-то там во дворе ЖК, в котором мы жили с Гордеем, тоже наплевать. Я туда не вернусь. Он, возможно, ещё где-то там ходит… Даже если уже и не пытается догнать меня – иначе бы уже поравнялся – всё равно во дворе может быть. И даже не один, а с Виолеттой. Скорее всего, она за ним побежала и остановила от идеи догонять меня.

– Спасибо, – тихо говорю чуткой незнакомке, которая сразу выезжает.

И да, мне совершенно всё равно, куда. Причём, кажется, это тоже безошибочно улавливают без лишних слов.

А когда мы выезжаем за МКАД, меня вдруг прорывает. Неожиданно для себя я вываливаю Эрике (так зовут чуть не сбившую меня девушку) всё, как есть. И про то, насколько любила Гордея и про то, как мы вместе с ним обсуждали нездоровую привязанность бывшей к нему, как к свадьбе готовились, а потом я обнаружила его с ней. Даже про ситуацию родителей и то умудряюсь рассказать. Сама не знаю, что на меня находит. Просто переполняет это всё настолько, что молчать не получается.

Эрика выслушивает, ухмыляется мрачно:

– М-да, засада. Все они одинаковые, – морщится, а потом вздыхает тяжело. А я и без того уже понимаю, что у неё свой опыт есть, ещё прежде чем слышу неохотное: – Мне вот тоже изменил не так давно, а всё в любви клялся. Так счастливы были…

Только и киваю, не зная, что тут сказать. Да и нечего, наверное. Просто переглядываемся понимающими сочувственно грустными взглядами.

Да уж… Некоторое время назад выражение: «Все они такие» меня скорее злило бы. Или смешило. Я бы в любом случае жалела несчастных, так думающих. Потому что была уверена в своём Гордее.

Дура.

Мы с Эрикой сидим в машине где-то на отшибе города, закусывая бургеры, которые купили по пути. Эта девушка явно привыкла питаться чем-то более качественным, но сейчас ей тоже хочется по-простецки, заедать тяжёлую тему калорийным и мясным, запивать довольно крепким кофе.