– Хорош зубы заговаривать, братцы! – опять этот писклявый урод, вот же сука, какой настойчивый. – Разве вы не видите, что он просто брешет, наши братья уже мирятся с немцами и перестали воевать, нам тоже надо бросить винтовки, перебить своих сатрапов-офицеров и идти домой. Мы больше не будем подчиняться этим гадам.

– Не будете подчиняться офицерам русской армии? – усмехнулся я. – Зато уже подчиняетесь буржуям, устроившим переворот и приказавшим вам стрелять в офицеров. Вы же не сами это придумали, не врите себе. Я вот вам что скажу, уважаемые. Всего полгода назад меня должны были упечь на каторгу, за убийство офицера, – спокойно, можно сказать, тихим голосом начал я, – я убил его на честной дуэли. Офицер был провокатором и заслужил своё. С тех пор я ненавижу провокаторов.

С этими словами я спокойно вытянул из кобуры свой верный «кольт» и, вытянув руку в направлении «писклявого», не дал ему больше раскрыть рот. Один выстрел, чётко в лоб. Стоявшие позади солдаты, которых окропило содержимым его черепной коробки, брезгливо отпрыгнули в стороны. Я же, даже не думая направлять оружие ещё на кого-либо, так же спокойно убрал его назад в кобуру.

– Не ошибитесь, братцы, в своём решении, – равнодушно произнёс я и приготовился к развязке. Стрелять в своих я не стану, тот, кого только что убил, был не своим.

– Да-да, ребятки, не ошибитесь! – раздалось позади меня.

Я не обернулся, прекрасно понял, кто это сказал.

Солдаты потупили глаза и, развернувшись, побрели по траншее по своим, наверное, революционным делам. Сказать, что мне повезло, ничего не сказать. Всё решили их неуверенность и нерешительность. Не стали бы меня слушать, просто разорвали бы и баста.

– Успели? – произнёс Старый.

– Успели, дружище, успели, – повернувшись, я по очереди обнял всех своих товарищей. Мы снова вместе, а значит, ещё поживём.

Командующий нашим первым корпусом генерал Лохвицкий в этот раз не будет служить Колчаку. Взбешённые солдаты соседнего с нами полка застрелили его во время оглашения приказа о наступлении. Французы отреагировали, как и в прошлый раз, то есть так же, как в моей истории, решили всех арестовать и запереть в лагерь. Не вышло. Точнее, мы уже не знаем, вышло или нет, я-то к такому был готов, так что уже через пару дней мы пересекали границу Швейцарии. Нам здорово помогли деньги, которые Старый нашёл после убийства нами Троцкого и Парвуса. В саквояже последнего мы обнаружили сто тысяч американских долларов, очень большие деньги в это время. Малой проявил смекалку и свой опыт разведчика, найдя нужных людей в Париже для изготовления липовых документов. Теперь мы представители Красного Креста и вполне себе можем пересекать границы дружественных государств. С языками у нас более или менее нормально, а немецкий у меня и вовсе отличный, так что проблему мы видели только одну – переправка через границу того арсенала, что был нами накоплен за время службы во Франции. Много тащить не стали, наши снайперские винтовки, пистолеты и небольшую кучку патронов. Винтовки разобрали полностью, уложив в сумки, пистолеты у каждого под пальто. Да, мы теперь не военные. Осознание этого пришло, когда мы уже сидели в легковом автомобиле, одетые в отличную гражданскую одежду, и направлялись в сторону границы. Машину купили, не стали угонять, хотя в этом времени, да во время таких событий, война вообще-то идёт, это можно было сделать легко. Как и говорил, документы у нас хоть и липовые, но сейчас у многих такие, в том смысле, что тут, во Франции и Швейцарии кого только нет. Революционеры всех мастей с двумя, а иногда и тремя паспортами, вон у Троцкого при себе было два, а у Парвуса целых три, жили себе с такими бумагами и в ус не дули. Ну и мы вполне себе спокойно выкупили машину у одного таксиста, уж больно она нам подходила, да и направились к границе.

Впервые дезертирую, но почему-то совсем не ощущаю себя виноватым, мы домой едем, там, если всё так и пойдёт, гражданская вот-вот начнётся, так что мы скоро снова будем в армии. Как бы я ни пытался избежать участия в революции, думаю, она всё же и до меня дойдёт. С мужиками договорились, что по возвращению на родину расходимся каждый к себе домой, а дальше как пойдёт. Я, не имея ничего и никаких родственников, поеду в одну из деревень Ярославской губернии, примерное своё местонахождение я парням объяснил, но не факт, что буду там. Адреса всех своих боевых товарищей у меня тоже есть, мало ли как оно все пройдёт, надеюсь, что встретимся мы не по разные стороны баррикад.

Оказавшись в Цюрихе, почти сразу выяснилось, что мы всё же опоздали, Ленин со своими товарищами по партии уже уехал, обидно, но не смертельно. Ликвидировать вождя я не собирался, хотя и думал об этом. Очень много думал. То, что у Временного правительства нет будущего, было понятно, вот и будем посмотреть, как и что выйдет у Ленина в этом варианте истории. Мне очень хотелось избавить вождя ещё от пары дружков-болтунов, которых при нем сейчас целая толпа, я убрал бы их с превеликим удовольствием, но, видимо, предстоит сделать это позже, на родине. Как всё пойдет теперь, уму непостижимо, но мне кажется, что в этот раз большевики должны гораздо проще взять власть, ведь на их пути нет теперь искусного оратора Керенского. А вот кто создаст Красную гвардию, а затем армию, уже вопрос.

В Цюрихе пробыли совсем недолго, удалось добыть документы, благо благодаря моей памяти, я знал куда обращаться, и мы вновь пересекли границу с Францией. Наш путь лежал в Марсель, будем пытаться выехать морем, сколько это займёт времени – неизвестно, но выбора особо и нет.

Путь к южному побережью Франции был труден и кровав, война идёт, дороги контролировались армией и полицией, пришлось всерьёз пострелять. Бросив поломавшуюся машину (совсем не хотелось ей заниматься), добирались до конечного пункта различными видами транспорта, ну и пешком, разумеется, пришлось походить. Так или иначе, но через неделю мы прибыли наконец в город Марсель и охренели от количества желающих покинуть Францию. Перебраться на африканский континент проблем нет, в любое время, причём почти бесплатно, но вот на север, в Швецию… Пришлось серьёзно постараться, чтобы сначала найти подходящее судно, а затем убедить его капитана взять нас с собой.

Английское судно, частное, занималось тем, что на свой страх и риск перевозило контрабанду из Швеции во Францию. Вновь помогли деньги Парвуса, а точнее, германской разведки, ведь именно их деньгами орудовал господин Гельфанд. Даже смешно. За десять тысяч долларов, а это очень большие деньги, нас всё же взяли на борт. Риск, конечно, огромный, могут банально потопить в море, германский флот все ещё ползает, хоть и не так активно, но мы настроены решительно, делать нам во Франции нечего. Чувствовали ли мы себя дезертирами? Не знаю, если честно, червячок немного грызёт, но… Я вижу настрой моих людей, вижу их переживания, они же не роботы, у них свои чувства. Все очень переживали о том, что сейчас происходит в родной стране, все давно не были дома, да и всем, наконец, надоела эта война.

В Швеции происходило большое бурление, казалось, все сейчас едут в Россию, абсолютно все. Вся шушера, называющая себя революционерами, все прут в Петроград, и поэтому нам легко удалось попасть в струю, то есть на поезд сначала до Финляндии, а уже оттуда в Петроград.

Финляндия, в отличие от Швеции, заинтересовала подвешенным настроением граждан, кажется, все чего-то ждут и надеются. Ну ещё бы, им вот-вот независимость от «ненавистного царского режима» в руки свалится, вот и ждут.

А в Петрограде… Черт… Да, я видел, конечно, большие массы людей, но чтобы настолько! Видел я полки на марше, батальоны в окопах, что гораздо реже, обычно на фронте, ты можешь разглядеть одновременно максимум роту солдат, и то если сам шляешься по позициям, а не сидишь в таком же окопе, как все. Здесь, казалось бы, в мирном городе, ведь Петроград не прифронтовой город, народа было столько, что становилось даже страшно. Поодиночке, группами от нескольких человек до нескольких десятков, люди гуляли, веселились, употребляли всякую хрень, жгли костры и просто передвигались по одним им известным маршрутам. Мужчины, дети и женщины, старики и старушки, все перемешались в большом городе, но больше всего, конечно, было военных. Меня с самого начала, с того момента, как вообще узнал о революции, интересовало одно. Как, а главное, кто умудрился всё это провернуть! Ведь Николай был в курсе, я ж его предупредил, ещё и через Распутина, и по первым его действиям становилось понятно, что царь намерен действовать. Так что же пошло не так?

По различным разговорам, слухам по пути нашего следования мы узнавали всё новые и новые подробности произошедшего. По всему выходило, что власть взяли… Военные! И это было для меня самым странным во всём происходящем. Если власть у военных, то почему развалилась армия? Такого просто не могло быть, и это не укладывалось в голове.

Но действительность оказалась ещё страшнее. Власть-то военные взяли, да вот зачем-то передали её Думе, а сами ушли в тень. Кто теперь рулит в Думе, непонятно, убирая таких одиозных личностей, как самоуверенного болтуна Керенского или маразматика Милюкова, мне в голову даже не приходило, кто бы смог их заменить. Но вот смогли как-то, и даже вновь, как и в известной мне истории, удалось развалить армию! Но сейчас тут, в Петрограде находится Ленин и стоит ждать Великую Октябрьскую! Ленин всю жизнь этого ждал, а значит, обязательно будет стремиться достичь своего, раз уж это оказалось так близко.

– Ну что, Коля, увидимся ещё?

Мы прощались с моими бойцами на вокзале, к нашему удивлению, поезда ходили, даже Старому удалось взять билет к себе на родину, а ведь он с Дона, там особенно шумно сейчас.

– Как знать, – пожимая плечами, задумчиво ответил я. – Может, и свидимся. Ребята, главное, не теряйте голову.

– Даже не верится, свобода! – Метёлкин всегда был настроен лояльно к революции, сколько бы я ни объяснял ему все последствия оной. Что-либо объяснить человеку, который для себя всё уже решил, невозможно, поэтому и я оставил все попытки. Надо отдать должное парню, на службе он идеален и нареканий у меня к нему не было, всегда исполнителен и отзывчив, но что у него в голове, большой вопрос.

Мне нравится в этом отношении наш самый молодой боец, Малой. Чем-то он мне напоминает меня же самого. Старый же колеблется, вижу по глазам, что перемены ему нравятся, но никак не пойму, какое движение он поддерживает. Сам же я на все вопросы парней отвечал всегда одинаково: в своих стрелять не буду, точка.

Удалось разузнать, что поезд на Москву, откуда я буду добираться уже до Ярославской губернии, уходил поздно вечером, время ещё было, и я пошёл прогуляться. Правда, надо ещё добраться до Николаевского вокзала. Все ещё ходили трамваи, и, прыгнув на это чудо образца начала века с номером «1», я поехал в центр. Проехав через Троицкий мост, смотрел во все глаза, интересно же. Так как я находился в здравом уме, то ещё издалека приметил огромное количество людей в районе Гостинки. Испытывать судьбу я как-то не спешил, поэтому на углу Садовой и Итальянской спрыгнул и пошёл пешком до Фонтанки. Суета в Петрограде, конечно, не сильно располагала к прогулкам, но мне очень хотелось посмотреть на город, быстро теряющий свой лоск и блеск. Уже никогда он снова не станет прежним, хуже или лучше будет, ответ не найти, но вот тот факт, что именно таким, каким я вижу его сейчас, он точно не будет, неоспорим.

Возле Аничкова дворца движуха, толпы солдат и матросов. Обернувшись, вновь поглядел в сторону Гостиного двора, там ещё хлеще. Я хоть и не по форме одет, но вооружён, а главное, большая сумка за спиной может привлечь нехорошее внимание, поэтому, недолго думая, свернул на одну из узких, маленьких улочек, едва перейдя мост.

Мысль не успела оформиться во что-либо действенное, как впереди, в одной из подворотен, я рассмотрел какое-то нехорошее движение. Шёл я именно в ту сторону и сворачивать было уже поздно, поэтому только расстегнул пиджак, чтобы быстрее можно было добраться до пистолета.

– Эй, братишка, ты чего творишь? – окликнул я внушительного роста матроса, который привлёк моё внимание.