– Ты спрашивал про моих рыб. Некоторые думают, что как питомцы они абсолютно бесполезны по сравнению с кошками или собаками, которых можно обнимать и гладить. Но мне они все равно нравятся. Они способны запоминать и узнавать тебя. Они играют друг с другом, и иногда после тяжелого рабочего дня наблюдать за ними все равно что медитировать. И хлопот с ними не так много, что меня полностью устраивает. Я никогда не была на море, поэтому создала свое в их аквариуме – купила им ракушки и кораллы.

Тут она сделала паузу, спохватившись, что слишком увлеклась, но на лице Саши оставалось все то же внимательное выражение.

– Я люблю музыку, поэтому всегда называла рыб в честь музыкантов. В школе у меня была собрана группа ABBA, потом «Могучая кучка». Те попугаи, которые живут сейчас, получили имена в честь тех, чьи песни я люблю уже много лет. И еще у меня есть сом, Андромеда. Ее окрас похож на звездное небо, и это имя было первым, что пришло в голову. В детстве я, как и многие другие, увлекалась греческой мифологией. Она социофоб, все время прячется, так что мне видно только ее хвост. Вот и все, – закончила Эля. – Моя жизнь не такая увлекательная, как у владельцев других питомцев. А у тебя они есть?

– Нет, – ответил Саша и пояснил, немного заикаясь на длинном слове: – Только Эс… Эсме… Эсмеральда.

– Кто это?

– Я ее создал.

– Ты про голосового помощника? – переспросила Эля, вспоминая, что успела прочитать о его работе во время визитов санитаров. «Иниго» первой в стране запустила подобную технологию, и с каждым годом область ее применения должна была становиться все шире – от «умных» колонок и домов до сочинения целых литературных произведений. СМИ рассказывали об этом достаточно часто, чтобы название Альда знали даже не погруженные в тему люди вроде нее самой. Имя Саши, что странно, упоминалось всего в паре статей много лет назад. – Ты настоящий гений. Не знала, что у него есть полное имя.

– Т-только для меня, – ответил он и заметно покраснел. – Ты п-пользуешься им?

– Сейчас нет. – Она не стала говорить, что не могла позволить себе большие лишние траты, и перевела разговор на другую тему. – «Эсмеральда» звучит мило. Значит, ты поклонник Гюго? Ты бывал в Париже?

– Мне не понр-равилось.

– Почему?

Он поморщился.

– Мусор. Г-грязь. И устрицы.

«Проблемы богачей», – насмешливо подумала Эля.

– Как же собор Парижской Богоматери? Или ты его уже не увидел из-за пожара?

– Нет.

– Эйфелева башня? Лувр? Может, ты ездил в «Диснейленд»?

Он фыркнул и покачал головой.

– А круассаны? Они правда самые вкусные именно во Франции?

– Я их не ем.

Она в притворном возмущении приложила к груди руку.

– Саша, будем считать, что я этого от тебя не слышала. Это лучшее изобретение человечества.

– Мое л-лучше, – тут же возразил он, но в глазах мелькнуло веселье.

– Тебе долго придется меня переубеждать.

Дверь в палату открылась, и она вздрогнула, забыв, что их уединение могли нарушить в любой момент.

– Доброе утро. Отлично, уже проснулись, – заметил один из санитаров, приходивших к Саше ночью. – Нам пора поработать.

Оба мужчины посмотрели на Элю: один выжидающе, другой – смущенно.

– Вы провели рядом достаточно времени, чтобы его состояние не ухудшилось, – продолжил он, видя, что девушка не спешила покинуть палату. – Можете пока пойти перекусить.

– Я скоро вернусь, – пообещала Эля Саше, сжав его руку перед тем, как подняться на ноги.

– Да не съем я его, не переживайте, – насмешливо закатил глаза другой мужчина.

– Иначе я съела бы вас, – без тени шутки пробормотала она. Саша ошеломленно вытаращил глаза, а санитар рассмеялся.

– Я это учту. Забыл, каково общаться с теми, кто в хрупкой связи.

Сходив в туалет и умывшись, она решила последовать совету и отправиться на поиски еды. Если не считать двух пирожков с вареньем, которые медсестра принесла ей вчера вместе с легкими тапочками, она ничего не ела почти пятнадцать часов, и от голода начала немного кружиться голова. Она спросила дорогу к магазину у новой дежурной медсестры и узнала, что вчерашняя смена попросила оставить для нее еду в сестринской. Ей даже разрешили сделать себе кофе. Врачи, многие из которых уже успешно завершили собственный поиск, понимали, что ей будет намного спокойнее, если она сможет быстро вернуться в палату, а не добираться с десятого до минус первого этажа и обратно. Эля подозревала, что это были не только рекомендации по поддержке хрупкой связи новых родственных душ, но и влияние Михаила Леоновича, но все равно была искренне благодарна за заботу.

Вчера в порядке исключения Надежда Ильинична разрешила ей поесть прямо в боксе, но предупредила, что впредь нужно будет поискать другое место. Чтобы не мешать медсестрам, Эля присела на диван в коридоре напротив палаты Саши и развернула пакет с рогаликами со сгущенкой, через окно наблюдая за машинами далеко внизу. Рассказы не врали – теперь мир вокруг будто действительно обрел новые краски, изменившись вместе с ней после прикосновения к Саше. Очень странно было думать, что еще вчера в то же самое время она бы гадала, нет ли в одной из них человека, рожденного быть ее родственной душой. Некоторые одинокие люди жаловались, что подобные мысли едва не сводили с ума, превращаясь в синдром пропущенной встречи^[2]. Каждый день приходилось делать выбор, который мог бы приблизить их к родственной душе или, наоборот, отдалить. С этим могла помочь только надежда на новые видения. Осознание, что после стольких лет одиночества они прекратятся навсегда, в какой-то степени было освобождающим.

– А кофе тут неплохой, – сказала Эля, вернувшись в палату в новой маске из запасов, оставленных медсестрой. В нос ударил сильный запах йода и дезинфицирующих средств. Кожа Саши, сонно следившего за ней из-под полуприкрытых век, слегка блестела. – Кстати, ты из тех, кто может начать день с чая и чувствовать себя отлично, или тебе тоже нужен кофеин? А может, у тебя дома целый стеллаж с сиропами?

– М-м-м, – после небольшой паузы протянул он. – Не п-помню.

Он выглядел очень расстроенным, и Эля ободряюще сжала его руку.

«Возможно, – тут же подсказал внутренний голос, – на все вопросы тебе совсем скоро ответит Софья».

Хотя о ее приезде Михаил Леонович предупредил еще накануне, только сейчас Эля в полной мере поняла, как изменится ее жизнь с пробуждением связи. Она не замечала в Софье высокомерия или снобизма, но одно дело хвалить ее за хорошую работу, и совсем другое – принять как неотъемлемую часть жизни ее сына. Даже если они останутся просто друзьями, их связь никуда не исчезнет, и с этим приходилось считаться. Вдобавок Эля понятия не имела, как Саша отнесется к тому факту, что она работает в «Марионе».

Она опустила взгляд на закрывшего глаза мужчину, лежавшего на больничной койке. В ее воображении они всегда сообщали радостную новость его родным вместе, поддерживая друг друга и не чувствуя ни малейшей тревоги.

– Саша?

– Да-да, – извиняющимся тоном пробормотал он, не открывая глаз. – Х-хотел отдохнуть.

Эля сомкнула губы, не найдя в себе силы возражать ему. Ночью она прочитала, что за выходом из комы следуют приливы усталости и сонливости и что в такие моменты даже родственной душе нужно проявить понимание. Спустя несколько минут его рука расслабилась; он уснул.

В ожидании Софьи она начала читать на телефоне очередную статью про Альду и только начала успокаиваться, как дверь в палату приоткрылась. При виде Софьи, с идеальным макияжем, как всегда, Эля невольно сжала пальцы Саши крепче и наклонилась к нему. Взгляд женщины опустился на их соединенные руки, метнулся к его лицу и наконец остановился на Эле, изучая изменившие цвет радужки. Выражение ее лица было скрыто за медицинской маской, но глаза подозрительно заблестели.

– Совсем не так я представляла себе встречу с родственной душой сына. Но я рада, – тихо добавила она, прежде чем Эля могла принять это на свой счет, – что это оказалась именно ты.

Оставив Сашу спать, они подписали документы, сидя на диване напротив палаты. Софья обещала сама отнести их в Центр регистрации родственных душ, расположенный при больнице. Одна из копий была нужна для руководства, чтобы обосновать решение Михаила Леоновича пустить Элю в реанимацию. Но зато теперь никто не мог помешать ей и Саше видеться так часто, как они того хотели, или жить вместе в любой точке мира. В случае смерти одного из них другой автоматически становился полноправным наследником. Эля могла похвастаться лишь небольшими накоплениями на зарплатной карте и купленным в кредит цифровым пианино, чего нельзя было сказать об успешном программисте и единственном сыне известной предпринимательницы. Впрочем, об этом она сейчас думала в последнюю очередь.

Софья поставила подпись за Сашу на всех листах не моргнув глазом.

– Знаешь, что больше всего меня ранит в этой ситуации? – спросила она, когда все было оформлено и бумаги лежали между ними аккуратной стопкой. – Что вы могли встретиться еще до аварии, если бы мой сын… если бы мы оба не были такими упрямцами. Миша все пытается убедить меня, что это не так, но я-то знаю правду.

Эля задала вопрос, не дававший ей покоя все это время.

– Что произошло?

Софья вздохнула, теребя рукав одноразового халата.

– Я должна попросить тебя пообещать, что все, что я скажу, останется между нами. Ни я, ни Саша, ни его отец никогда не хотели, чтобы наша семейная жизнь стала достоянием общественности.

– Обещаю, – кивнула Эля, вспомнив просьбу Михаила Леоновича.

– В последние годы мы с Сашей обычно встречаемся в новогодние праздники. Он вечно занят со своими функциями и алгоритмами, в которых я ничего не понимаю, но всегда любил Новый год. Даже после того, как его отец ушел, мы обменивались подарками и проводили время вместе. Семейный праздник и так далее…

По рукам Эли пробежали мурашки, но она заставила себя кивнуть.

– В прошлом году наши расписания не совпали. Я улетела в командировку, когда он был свободен. А когда вернулась, то он уже улетел в Швейцарию к своему прекрасному боссу, которого я ненавижу. – На последнем слове ее губы презрительно скривились. – Он похож на робота, но не на такого, как Вертер^[3] или тот золотой из «Звездных войн», а скорее как из «Терминатора». Саша считает его своим другом, верит всему, что он говорит. А тот этим пользуется. В тот вечер мы пытались договориться о новой встрече и поссорились. Саша разозлился и больше не брал трубку. А несколько дней спустя Миша позвонил мне и сказал, кого к ним привезли ночью на «скорой». Авария на окраине Москвы, в него врезались сзади, к счастью, обошлось без жертв. Я даже не помню, как добралась до больницы и как писала тебе сообщение. Не смотри так, я все понимаю, – печально попросила она. – Я знаю, что должна была уговорить его встретиться несмотря ни на что.

Эля моргнула, осознав, что ее брови были сурово сведены вместе, а губы сжались в тонкую линию. Даже самые близкие люди могли иногда ссориться, но инстинкт поддержать Сашу, даже если ей стала известна всего лишь крупица его семейной истории, взял верх. «Ему было больно, – настаивал голос в душе, принадлежавший их связи. – Он был одинок и расстроен. Это больше не должно повториться».

– Простите, я не специально, – поспешно произнесла она. Софья покачала головой.

– Это все эффект пробуждения. В первые дни из-за малейшей ссоры может начаться драка. Мне приходилось такое видеть. У меня нет родственной души, – напомнила она, – но отец Саши встретил свою несколько лет назад. А твои родители?

– Они были родственными душами. Погибли, когда мне было восемь.

– Мне очень жаль. Кто же тебя вырастил? – с участием спросила Софья.

– Мамина сестра. Я очень мало с ней общаюсь, – добавила Эля, чтобы ей не пришло в голову предложить встретиться семьями, как это было заведено у некоторых после пробуждения связи.