Эля начинала жалеть, что безоговорочно согласилась на условия Михаила Леоновича и подписала тот бланк в регистратуре. Когда Саша был так близко, а посторонние ушли, ей стоило больших усилий сдерживаться и не прикасаться к его лицу или груди, чтобы почувствовать стук сердца. Но что-то подсказывало, что тогда удержаться от запретных объятий и поцелуев будет еще сложнее. А Эля слишком сильно боялась, что случайно навредит ему. Поэтому она сидела рядом, пока не задремала и едва не свалилась со стула, все еще удерживая его за руку, а потом ушла на свою половину палаты, прикрыв за собой стеклянную дверь. За все время он ни разу не открыл глаза.

Офисные блузку и брюки ей позволили снять, дав вместо этого чистую форму медсестры, а обувь принесли из запасов для пациентов с другого этажа. Постелью ей служила низкая скрипучая раскладушка с тонкой подушкой. В боксе было так узко, что она с трудом могла пройти вдоль стеклянной стены, рискуя в полумраке споткнуться об изогнутые железные ножки. Михаил Леонович не врал: в сериалах все действительно выглядело куда удобнее.

О том, чтобы заснуть, не было и речи, и дело было не только в том, что Эле было сложно засыпать на новом месте. Хотя ее душа знала, что поиски были окончены, разуму же пока требовалось подтверждение. Свернувшись калачиком поверх простыней, она не сводила глаз с неподвижного тела Саши, вспоминая видения, сопровождавшие ее в течение жизни. Занятия плаванием. Горы книг. Страницы тетрадей, исписанных длинными и запутанными формулами, чашки кофе в любое время дня. Заснеженные горы и большие окна, за которыми виднелось лиловое рассветное небо.

Два раза приходили санитары, чтобы поменять положение его тела и не допустить пролежней, заодно делая положенные гигиенические процедуры. Всякий раз она поспешно отворачивалась, чтобы обеспечить ему приватность и побороть желание проследить, что ему не причиняют вреда, – инстинкт защищать друг друга у родственных душ в это время был особенно силен. Она надеялась услышать, что санитары отметят, что он открыл глаза или что-то сказал, но в палате стояла тишина.

Незадолго до рассвета, когда их снова оставили одних, она подтащила стул к его кровати и села, морщась от боли в спине. Прикосновение к его руке сразу сделало дискомфорт более терпимым, будто он придавал ей сил даже сквозь сон.

– Доброе утро, Саша, – зевнув, поздоровалась Эля и погладила неподвижные пальцы.

Вчера вечером она была слишком растеряна, пытаясь осмыслить все произошедшее за столь короткий срок. Но ночью прочитала несколько статей об исследованиях комы и родственных душах и поняла, что имел в виду Михаил Леонович. Лишь в сказке о Спящей Красавице поцелуй родственной души смог сразу же пробудить принцессу от заколдованного сна и вернуть способность говорить и даже танцевать. В реальности влияние ее близости на человека в подобной ситуации было невозможно предсказать точно. Учитывая травмы и возникшее осложнение, могли пройти часы или дни, прежде чем Саше станет лучше. В пяти из ста случаев, если ситуация была совсем безнадежной, даже в присутствии родственной души человек считался потерянным. Хотя у них дела обстояли иначе, Эля узнала, что позже первоначальная эйфория от встречи ослабнет и ей, как и всем, кто пошел на пробуждение связи в больнице, придется столкнуться со страхом. «Что, если жизнь в очередной раз решит отнять что-то дорогое, даже не дав насладиться этим в полной мере? – задавал вопрос один из авторов статьи. – В стенах здания, где каждый день кто-то умирает, невозможно не думать об этом». Но пока, слушая размеренный писк мониторов у его кровати и вспоминая заверения Михаила Леоновича, Эля отгоняла от себя мрачные мысли.

Она поправила давившую на нос маску и сделала глубокий вдох. Среди правил посещения реанимации ей запомнилось требование соблюдать тишину, но, к счастью, это не значило, что оставшееся время она должна была молча смотреть на Сашу. Вчера перед уходом из палаты грозная медсестра Надежда Ильинична, заметив растерянность девушки, смягчилась и посоветовала говорить на приятные, не связанные с работой темы. Звуки знакомых голосов, по мнению многих врачей, положительно влияли на мозговую деятельность пациентов – как и голос родственной души, даже если прежде они его не слышали.

– Вчера я забыла назвать тебе свое имя. Меня зовут Эля, сокращенно от Ангелины. Знаешь, – она тихо размышляла вслух, разглядывая знакомое лицо, – я очень долго ждала нашей встречи и часто гадала, где она произойдет. В метро, на улице или в магазине, как у Зои. Это моя лучшая подруга, тебе еще предстоит познакомиться с ней. И с Сеней – мы трое дружим почти десять лет. А может, ты бы написал мне, прочитав описание одного из моих видений, и мы бы встретились в тот же день, уже неслучайно. Я бы отвела тебя в свое любимое место, на Арбатской, где очень вкусные круассаны. Или ты бы отвел меня туда, где сам любишь бывать, чтобы мы отпраздновали твой день рождения. Это абсолютно неважно. А потом, если бы это был вечер, мы бы думали, куда пойти дальше, к тебе или ко мне домой, чтобы не страдать от сепарации. Хотя я не люблю, когда в моем доме посторонние, на тебя, конечно, это бы не распространялось. Не знаю, как ты живешь, но у меня всего одна комната. Зато есть цифровое пианино и аквариум. Пока твоего дяди нет, скажу, что раскладушки тут просто отвратительные, а вместо кресел, как в сериалах, жесткие стулья. Хотя главное, чтобы все эти мониторы вокруг тебя отлично работали, да?

Эля улыбнулась уголками губ. Ей очень хотелось знать, что видел из ее жизни Саша, но это должно было подождать.

Неожиданно его веки затрепетали, и, боясь пошевелиться, она наблюдала, как он медленно открыл глаза и повернул к ней голову. Взгляд Саши был рассеянным, но доказательство пробуждения связи было неоспоримо. Темно-карий цвет в его радужках незаметно перетекал в голубой, и Эля поймала себя на мысли, что это было все равно что смотреть в глубь драгоценного камня. Это было самым прекрасным, что она видела за всю жизнь.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и она думала о том, как всего двадцать четыре часа назад боялась, что уже не найдет его. А теперь держала за руку.

– Саша? – Она погладила тыльную сторону его ладони большим пальцем. – Это я, Эля. У тебя…

Она запнулась, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось о ребра так быстро, будто вот-вот вырвется наружу. Следующие слова она мечтала произнести с момента своего первого видения.

– У тебя теперь мои глаза. А у меня твои. Мы родственные души. Я поняла это на пути сюда и уже не могла уйти.

– Уйти, – хрипло повторил он после длительной паузы. Его голос был низким, лишенным выражения, но в глазах появилось узнавание. – Г-глаза. Эля.

Он не стал высвобождать свою руку, и это придало Эле уверенности. Не всегда первая встреча родственных душ проходила гладко, даже если один из них не лежал в отделении реанимации.

– Так вот, – продолжала она, цепляясь за заготовленные фразы. – Когда у меня перед глазами впервые появилась темнота, я запретила себе паниковать. Как раз накануне в новостях рассказывали о девушке, с которой случилось то же самое. Потом выяснилось, что ее родственная душа была под наркозом во время операции, и они встретились спустя пару дней. Но для меня ничего не изменилось ни спустя два дня, ни неделю. Тогда я решила, что попробую найти тебя, подав заявление и приложив к нему твои портреты. Реклама Департамента поиска при Центре статистики и изучения связей была очень убедительна – он ведь должен собирать данные со всех больниц и отделений полиций как раз в подобных ситуациях. Но мое заявление так и зависло на стадии рассмотрения. А создать новое по тому же запросу, оказывается, невозможно. Нужно было сперва почитать отзывы об их работе.

Саша приоткрыл губы, но молчал, не сводя с нее глаз.

– Жаль, что нам не повезло и видения не помогли нам встретиться раньше, при других обстоятельствах. К одной моей однокласснице парень приехал на выпускной из другого города. Все было как в кино: они бежали друг к другу на глазах у всех, потом поцеловались под общие аплодисменты, и в итоге он поехал с нами. Ее родители были в восторге, но тетя сказала мне, что так везет одному человеку из десяти.

Тут она запнулась, ощутив, как, несмотря на присутствие Саши, внутри что-то неприятно сжалось. Это был последний год, когда они жили вместе, и все пошло наперекосяк за несколько месяцев до выпускного. Но говорить об этом вслух сейчас она не хотела. Ни к чему было портить их первый разговор.

– В общем, тогда я лишний раз убедилась, что найти тебя будет сложно. Но, несмотря ни на что, рада, что это наконец получилось. Я так долго была одна. Я бы очень хотела обнять тебя, но мне запретили, – мягко добавила она. Взгляд Саши пробежал по ее халату и вернулся к глазам. – Придется немного подождать. Есть ли что-нибудь, о чем ты хотел бы спросить, пока не придут санитары?

Саша молчал так долго, что она начала думать, что он ничего не понял. Возможно, запоздало подумала Эля, зря она наговорила так много, когда он только-только начал просыпаться. Четких инструкций на этот счет ей не оставили, а искать помощи в Интернете уже было поздно.

– Рыбы.

– Что? – сперва она не поверила своим ушам.

– Рыбы, – медленно повторил Саша, словно тоже боялся, что его не поймут. – Я в-видел их. У тебя. Они… – он нахмурился и, не придумав ничего лучше, добавил: – …яркие.

Он молчал не потому, что не понял ее, с облегчением осознала Эля. Он вспоминал свои видения и выбирал, с чего начать. Почему-то все это время она была уверена, что прежде всего он захочет узнать о ее занятиях музыкой.

– Да, это правда. Вообще-то аквариум у меня появился, когда я еще училась в школе…

– Б-без маски, – хрипло перебил Саша. Настойчивый взгляд остановился на нижней части ее лица.

– Мне нельзя ее снимать. Меня могут выгнать из палаты, – предупредила Эля, не решаясь нарушить запрет, хотя ее решимость слабела с каждой секундой. Он насупился и произнес, делая долгие паузы между словами:

– Я не дам. С-сними ее.

– Думаешь, твой дядя меня простит?

– Сними, – упрямо повторил он.

Ее взгляд скользнул к закрытой двери. Несколько секунд ничего не изменят, правильно? Она не выходила из бокса всю ночь. И желание Саши увидеть ее лицо полностью было абсолютно понятно.

Она опустила маску под подбородок, боясь и одновременно с нетерпением ожидая его реакции. Саша шумно втянул ртом воздух, но не произнес ни слова. Расширившиеся глаза заметались по ее лицу, будто он старался соединить видения о ней с тем, что видел сейчас. В его взгляде не было разочарования, но не было и радости. Он напоминал Эле саму себя много лет назад, когда она впервые поехала на школьную экскурсию в Третьяковскую галерею и увидела там огромные, в несколько раз выше ее роста картины, поражавшие воображение. Саша казался таким же завороженным, какой она чувствовала себя в тот день. Даже годы мечтаний об их встрече не смогли подготовить ее к этому. Как и к тому, что она была способна лишить другого человека дара речи.

Лицо Эли запылало, и она переключила свое внимание на монитор над его кроватью. Его пульс был выше, чем раньше, ладонь стала влажной. Ее собственное сердце все еще билось с такой силой, что, казалось, могло сломать грудную клетку.

– Я все же должна надеть маску, – мягко сказала она. Сделать это оказалось сложнее, чем могло показаться: Саша смотрел на нее с таким напряжением, будто надеялся удержать силой мысли. Когда ее лицо снова было наполовину скрыто, он откинулся на подушку и кивнул, прося вернуться к разговору.