Кричащая Башня знает (страница 14)
Ритка – это Аринкина школьная подруга, и первое время мы тусили вместе, втроем. Ровно до того дня, когда Аринка узнала, что Ритка запала на Макса. После грандиозного разбора полетов Шарапова ушла из нашей жизни – она училась в колледже, и даже случайно мы не пересекались. Я не видела ее до сего дня – по меньшей мере три месяца.
Мысли вихрем закрутились в моей голове: скандал, который устроила ей Аринка, Риткины слезы и унижение, и – да, да! – она призналась, что любит Макса.
И вот она сидит в Ванькиной машине, позади места, куда вот-вот усядется Макс, и как ни в чем не бывало говорит мне «привет» – после того, как Аринку закопали в черной яме!
Я порывисто вздыхаю, не зная, как именно поступить: начать визжать в бешенстве или вцепиться ей в лицо.
Но пока я только сверлю ее взглядом, потом смотрю на Макса, курящего за окном, потом снова на Ритку – надеюсь, она прочитала все, что я секунду назад намеревалась ей сказать. А мальчишки тоже хороши – посадили меня к этой сучке, чтоб я, не успели Аринку похоронить, почувствовала себя предательницей. Что обо мне подумает Аринка? Она бы на моем месте уже давно вытолкала эту дрянь из машины и прилюдно оттаскала за волосы!
Мне кажется, что Ритку немного смутили мои выразительные взгляды и порывистые вздохи. Она опускает голову и начинает теребить край шарфа, выглядывающий из-под черной куртки. В этот момент мальчишки садятся внутрь: Ванька за руль, прямо передо мной, Макс – на переднее сиденье.
Изогнувшись, Ванька смотрит на меня все с той же мягкой улыбкой:
– Ну что, поехали?
Я киваю, и мы трогаемся с места.
– Как себя чувствуешь, Насть? – Он ловит мой взгляд в зеркале заднего вида. Я бессознательно двигаюсь чуть правее – ближе к Ритке, чтобы оставаться в поле его зрения.
– Устала, – отвечаю.
– Понятное дело.
Макс ворчит, что он не помнит, когда спал в последний раз, и я воспринимаю эту попытку вести светскую беседу как знак мира. Ритка встревает с фразой о пользе успокоительных таблеток и начинает швыряться названиями и рекомендациями по применению. Как будто кто-то сейчас в состоянии что-то запомнить.
Я снова и снова ловлю глаза Ваньки в прямоугольнике зеркала. Вижу только его синие глазки, заключенные в рамку стекла, – но по взгляду понимаю: он улыбается – мягко, ободряюще.
В голове начинается диалог.
Я: Арин, оставь мне его, пожалуйста. Он добрый.
Аринка: Пф! И что он тебе доброго сделал?
Я: Заступился за меня перед Максом.
Аринка: Можно подумать! Ты и без Ваньки бы с ним справилась!
Аринка (мягче): Не раскисай, Насть! Не время терять разум и нацеплять розовые очки. Только этого нам сейчас не хватало!
Голос Аринки в голове постепенно начинает напоминать мой собственный.
В следующий раз, когда Ванька смотрит на меня в зеркало, я торопливо опускаю взгляд.
– Насть, тебя в столовку отвезти? – спрашивает он. В окне мелькает город. – Ты идешь на поминки?
– Нет, – торопливо отвечаю я. – Можешь высадить на ближайшей остановке.
– А можно до дома довезу? – улыбается он. Ритка рядом тихо хихикает. Макс бормочет что-то про холодные троллейбусы. Я киваю и чувствую, как розовеют щеки. Поправляю волосы, чтобы скрыть румянец, верчу башкой, типа рассматриваю улицы. Тут же вижу ошарашенную Ритку – она не сводит глаз с моих рук.
Кольцо.
Я совсем про него забыла. Я-то ожидала, что в этот силок угодит кто-то из мальчишек, но ни Ванька, ни Макс и бровью не повели. Но Рита его явно узнала. Она поднимает взгляд и буравит меня круглыми глазами. Открывает рот, втягивает воздух, явно собираясь что-то сказать, но оглядывается на парней и тут же закрывает. Какое-то время мы пялимся друг на друга, не зная, что делать. В конце концов Ритка чуть заметно мотает головой, мол, не нужно, не сейчас. Мы поворачиваемся каждая к своему окну.
– Революционная, 7, – говорю я, когда Ванька подъезжает к кольцу. – Это возле остановки «Строительный колледж»…
– Я знаю! – отзывается Ванька. – Мы же как-то раз провожали тебя домой, помнишь? После пиццерии.
Я-то, конечно, помню. Но это было один раз, и я не думала, что помнишь ты.
Уже поворачивая на мою «низкорослую» улочку – сплошные пятиэтажки, – Ванька говорит:
– Насть, мы сегодня хотим сами помянуть Аринку, вечером. Не кашей и компотом, а так, как она того заслуживала.
Проведем обряд экзорцизма?
– Аришке больше нравился мартини, – говорит Макс сдавленным голосом, но Рита снова хихикает:
– Точно-точно, и мягкий сыр!
– Короче, посидим тихо в каком-нибудь кафе, – продолжает Ванька. – Ты с нами?
Я растерянно молчу. Макс поворачивается и говорит:
– Само собой, она с нами. Она же лучшая подруга моей девочки. Да?
Я не слышу угрозы в его словах, но может, он просто Риту с Ванькой стесняется. Ну ладно, так или иначе, там я сумею поговорить с Риткой о кольце, да и поддатый Макс, может, выдаст какую-нибудь интересную инфу.
«Ой, кому ты чешешь, дорогая! – язвит голос Аринки, так похожий на мой. – Ты босиком по снегу готова бежать ради этих синих глазок».
Блин, и возразить нечего.
Возле моего подъезда Ванька говорит:
– Заеду в восемь.
Я киваю, благодарю и выхожу из машины. В декабрьском воздухе пахнет весной.
Глава 8
Дома не могу найти себе места.
С порога я бросаюсь к окну в кухне, чтобы успеть увидеть серебристый хвост отъезжающей «Камри». Чувствую, как колотится сердце, и пытаюсь осознать происходящее. Вечером я иду на свидание с Ванькой. Можно ли это назвать свиданием? «Арин, и тут без тебя не обошлось – ведь по сути мы идем отмечать твои поминки».
Мама расспрашивает о похоронах, отвечаю автоматически, ставлю чайник на плиту и лезу в холодильник рассматривать содержимое. Чем бы заняться до вечера, чтоб не сойти с ума от ожидания?
Попив с мамой чай с бутербродами, принимаю лучшее решение – лечь поспать.
Во сне Аринка хохочет мне в лицо.
Мы стоим посреди кладбища – но не в том месте, где ее похоронили, а в какой-то незнакомой мне части. Нас окружает толпа народа с цветами, венками и почему-то транспарантами (я силюсь прочитать, что на них написано, но не могу), и я понимаю, что похороны – мои собственные. Аринка смеется и машет мне на прощание. Люди начинают подталкивать меня, уводить от нее, я поворачиваю и вижу черную прямоугольную яму у своих ног, и меня охватывает ужас. Лихорадочно пытаюсь тормозить ногами, но люди с цветами упорно толкают меня туда. Оглядываюсь, вижу Аринку, пытаюсь ухватиться за нее руками, отбиваюсь от черной толпы. Наконец получается уцепиться за Аринкину руку, тяну ее к себе – и в следующую секунду в яму летит Аринка. На миг, прежде чем скрыться в темноте, она успевает послать мне укоряющий взгляд.
Просыпаюсь в поту и с трепещущим сердцем. Сажусь на диванчике в своем закутке – из-за шкафа льется свет торшера, тихо болтает телевизор. Тянусь за телефоном – время шесть часов.
После долгих раздумий и сомнений, которые мучили меня, пока я лежала в ванной, все-таки решаю надеть платье. Строгое черное платье-футляр плюс тонкие колготки, сапоги на каблуке и шубку. На платье нет ни единого украшения или аппликации, так что выглядит оно вполне траурно. Шубка и каблуки, конечно, могут вызвать усмешку в глазах Ритки, которая поймет, что я принарядилась, ну и плевать. Выбор между мнением Ваньки и мнением Ритки, по-моему, очевиден.
Тщательно сушу волосы, разделив их на несколько частей, в конце концов добиваюсь нужного эффекта – приемлемый объем, блестящие пряди лежат идеально прямо, без всяких волн и загогулин. Оцениваю получившийся образ: ну прямо как в стихах у Цветаевой! Юная трагическая леди. Тут же вспоминаю строчку целиком: «Вас, юная трагическая леди, никто не спас!»
Решаю быть оптимисткой. И тут же ловлю себя на мысли, что все эти два часа я ни разу не вспомнила об Аринке.
Ближе к восьми полностью готовая начинаю нервничать и ходить по дому – от окна кухни до зеркала в прихожей и к столику в своем закутке. Брызгаю духи, надеваю кольца, снимаю кольца, мажу руки кремом, надеваю кольца, разглядываю колготки на предмет затяжек, одергиваю платье. В десять минут девятого меня охватывает паника. А вдруг он не приедет? Вдруг все это была нелепая шутка, развод доверчивой Насти? Они дружно посмеялись надо мной – Макс, наверное, особенно доволен, а Ритка так вообще хохочет в голос. Или у них поменялись планы, или только у Ваньки поменялись планы в отношении меня.
В очередной раз подойдя к окну, вижу у подъезда серебристую машину, и сердце ухает вниз. В ту же минуту раздается телефонный звонок. Он.
– Насть, я подъехал.
Вижу.
Пытаясь усмирить радостную улыбку на своей физиономии, застегиваю шубку, хватаю сумочку и выбегаю в подъезд.
На улице идет снег, и несколько снежинок попадают на мою неприкрытую макушку. Немного мешкаю у машины – стекла тонированные и мне не видно, один он или с Максом, садиться мне вперед или назад. Но тут передняя дверь приоткрывается, будто приглашая. Сажусь рядом с Ванькой и сразу начинаю оправдываться:
– Я думала, вдруг ты с Максом.
Он улыбается и говорит:
– Привет. Прекрасно выглядишь.
Давно не слышала подобных комплиментов – эдакая изящная вежливость, не характерная для здешних жителей. Ванька в этом городе новенький, как и я.
– Спасибо, – опускаю взгляд, ресницы вздрагивают, и я чувствую, как внутри меня просыпается прежняя Настя – избалованная дочка богатенького папаши, нарядная, как куколка, и вечно окруженная вниманием парней – такой же золотой молодежи, как и она сама. Мне она нравилась.