Как в замедленной съемке, я следила за его пальцами, скользящими по экрану в поисках номера моего отца. За это время успела подумать, что так ни разу и не побывала в местной столовой, не узнала, какими на вкус были школьные булочки с корицей или пирожки с рисом. Прикусив краешек губы, с горечью осознала, что уже не увижу кабинета химии и не блесну на английском своим идеальным произношением. Но больнее всего, как ни странно, становилось от мыслей об Илье. Сколько бы плохого мне о нем ни говорили, как бы сильно я сама ни старалась держаться от него подальше, на душе завывала стылая вьюга, стоило только представить свою жизнь прежней, без него.

Я закрыла руками глаза – не хотела, чтобы Добрынин стал свидетелем моих слез. По инерции раскачалась на пятках. Кусая губы, жадно вслушивалась в протяжные гудки, глухим эхом доносящиеся из чужого телефона. Вот только вместо голоса отца раздался совсем другой. Уверенный. Громкий. Самый солнечный из всех.

– Владимир Геннадьевич, не надо никому звонить!

Я снова слышала его шаги – Илья, если не бежал, то весьма быстро к нам приближался.

– Аське достанется от предков, а она ни при чем. Это все я. Слышите?

– Лучинин, ты-то что здесь делаешь? Звонок был пятнадцать минут назад! – возмутился Добрынин, но вызов, по всей вероятности, скинул: я боялась убрать от лица руки, но гудков больше не слышала.

– Если нужно, моему бате звоните. – Голос Ильи звучал совсем близко. – Можете его даже к себе вызвать, я заслужил! Это я недоглядел, Владимир Геннадьевич! Мой косяк. Только мой!

– Да о чем ты, Илья?

– О расписании, – ответил Лучинин. – Я же еще утром понял, что Анна Эдуардовна Аське старое распечатала, без изменений, а новое мне все недосуг было передать, вот Снегирева и заблудилась, опять ушла не туда.

Рывком убрав руки от лица, я взглянула на Илью: ну надо же, как умело он вешал лапшу на уши Добрынину и даже не краснел! Недаром говорят, что рыжие – бесстыжие!

– Ася, ты что, просто заплутала? – Вот и Владимир Геннадьевич с легкостью купился на его ложь.

– Нет. – В отличие от Лучинина врать я не собиралась, жаль, только голос вконец осип и ответ получился глухим и неразборчивым.

– Так чего ты сразу не рассказала? – нахмурился Добрынин. – Напугала меня только! А я чуть твоего отца с работы не сорвал.

Отец… Мысли о нем вмиг вытеснили всю злость на Илью. Из двух зол всегда выбирают меньшее, вот и я решила оставить разборки с Рыжиком на потом.

– Я же не специально…– прокашлявшись, мило улыбнулась директору.

– А Митька куда смотрел? Варя? – Вмиг потеряв ко мне интерес, Владимир Геннадьевич снова налетел на Лучинина. – Ребят, я же просил Асю одну не оставлять, понадеялся на вас…

– Митяй здесь вообще ни при чем, – скользнув по мне острым как бритва взглядом, принялся выгораживать друга Илья. – Его физрук к себе вызвал. Сами знаете, игра скоро. А Варька… – И снова кожу зажгло от пристального взгляда его изумрудных глаз. – Скворцова с тестом по русскому провозилась. Не сердитесь на них, я один виноват.

– Виноват он, – покачал головой Добрынин и посмотрел на меня. – Точно все хорошо? Отца не будем беспокоить?

– Нет, не будем.

– Ладно, давайте уже на урок. И, Илья, смотри у меня, чтобы больше такого не повторялось, а то…

Договорить Владимир Геннадьевич не успел: в руке у него завибрировал мобильный.

– Я прослежу, – тем временем улыбнулся Лучинин и как ни в чем не бывало тут же кивнул мне. – Идем?

Делать было нечего, я согласилась и, поправив рюкзак на плече, покорно поплелась за Ильей по пустому холлу обратно, к лестнице. Рыжик молчал. Шел он медленно, чуть впереди, я – за ним. Радовалась, что все обошлось, и в то же время отчаянно не понимала Лучинина: чего он добивался, зачем подставил меня с фальшивым расписанием, а теперь спас?

– Ася, – неожиданно произнес Илья. – Я должен извиниться. Обиделся на тебя утром, глупо так, из-за ерунды. Вот. – Он резко остановился и достал из кармана толстовки очередной тетрадный лист, немного помятый, весь исписанный разноцветными маркерами.

– Еще одно расписание? – хмыкнула я, спрятав руки за спиной. Наученная горьким опытом, я не спешила доверять Илье.

– Еще одно? – переспросил Рыжик, в недоумении сведя брови. Вот артист!

– Не важно, оставь себе.

– Зачем оно мне? Я и так все знаю, а тебе пригодится. Я здесь зеленым отметил кабинеты, которые находятся поблизости, а розовым – те, что далеко друг от друга. Так ты сможешь лучше планировать свое время. А еще я там кое-где сделал пометки. Например, завтра у нас пять уроков, и, если сразу рвануть в раздевалку, попадешь в самый час пик – ни одежду не получить, ни места свободного не найти. Или вот в пятницу…

– Свои советы бездарные другим раздавай! – без зазрения совести перебила я Лучинина. – Я твоей помощью сыта по горло!

Илья снова нахмурился – прикинулся дурачком. С минуту, наверное, непонимающе наблюдал за мной из-под длинных рыжих ресниц. Я надеялась, что ему хватит смелости признать вину, но он молчал, а когда наконец решил заговорить, не успел произнести ни слова.

– Ася, подожди! – Прижимая мобильник к уху, Владимир Геннадьевич в два счета догнал нас и тут же протянул мне свой телефон. – Леня, – пожав плечами, пояснил он. – Не верит мне, волнуется.

Не успела я пикнуть в трубку, как папа обрушил на меня лавину бесконечных расспросов: что болит, где, почему не на уроке и отчего сразу не позвонила. Рядом с Ильей мне было неловко вдаваться в подробности, а мои односложные ответы только подогревали беспокойство отца.

– На сегодня хватит, – вынес он наконец свой вердикт, – Отучилась. Пора домой. Одевайся, я подъеду за тобой через десять минут.

– Но, пап… – простонала я в трубку, по всей вероятности, так жалобно, что Лучинин вновь прилип ко мне своим любопытно-взволнованным взглядом.

Чтобы избавиться от лишних ушей, я развернулась на пятках и отошла в сторону.

– У меня еще три урока. Мне никак нельзя, – что-то пыталась объяснить отцу, достучаться до него, но все было тщетно: в своем стремлении уберечь меня папа был непреклонен.

– Так, дочь, – терпеливо выслушав все мои аргументы, произнес он, – Земля не перестанет вращаться, если остаток дня ты проведешь на самообучении, зато мне так будет спокойнее. Договорились?

Я беззвучно кивнула.

– Десять минут, Ася, – безошибочно угадав мое настроение, напомнил отец и завершил вызов.

– Десять минут, – повторила я шепотом и поспешила обратно, чтобы вернуть телефон его законному владельцу.

– Вот, Илья для тебя оставил. – Забрав мобильный, Владимир Геннадьевич протянул мне листок с разноцветными каракулями.

– А сам он где?

– Я отправил его на урок. Да и мне, Асенька, если честно, по делам пора.

– Понимаю. – Прикусив губу, я все же взяла расписание. Сначала скомкала его и бросила на дно рюкзака, а когда оделась, зачем-то снова достала, развернула и опять потерялась, правда, на сей раз в собственных мыслях.

Папа не обманул: уже через несколько минут он ждал меня в своем пикапе возле школы. Видел, как я дуюсь, а потому не наседал с вопросами. Ехали мы в тишине, думая каждый о своем. Я смотрела в окно, отец – на дорогу. Папа крепко сжимал руль, я теребила в кармане расписание – то самое, цветное, написанное неразборчивым угловатым почерком и точь-в-точь совпадающее с официальной версией в холле.

– Черт! – резко ударив по тормозам, выругался отец.

Я же, вцепившись в ремень безопасности, мигом вынырнула из своих размышлений об Илье.

– Что случилось?

– Камень прилетел. – Остановившись на обочине, папа указал на лобовое. – Стекло под замену.

– Но трещинка же маленькая, – возразила я, разглядывая паутинку повреждений в верхней части лобового стекла. Как по мне, сущая ерунда! Но отец покачал головой.

– Там, где треснуло, треснет вновь, теперь это лишь вопрос времени. Понимаешь, Ась?

– Кажется, – ответила я, снова нащупав в кармане исписанный Ильей тетрадный лист. – Это как с сердцем, да? Только вместо камней в него попадают люди.

– Точно, – с невыносимой грустью улыбнулся папа. – Ты, главное, береги свое.

– Поздно, – отвернувшись к окну, прошептала я одними губами.

Глава 6. Гай

Илья

– Рыжий, передай своему оболтусу мелкому, что он душнила! – Изобразив на лице вселенское уныние, Камышов бросил свою куртку поверх моей и уселся на подоконник.

– Че опять? – Вынув из уха наушник, я покосился на Родика.

Его класс сегодня дежурил по школе, и брательнику выпала честь отрабатывать свой долг в гардеробе. На пару с каким-то пацаном они как заведенные носились по раздевалке, чтобы поскорее раздать одежду всем страждущим, и реально неплохо справлялись – очередь в три с половиной землекопа была не в счет.

– Погоди, угадаю, – ухмыльнулся я, взглянув на недовольную физиономию Лешего. – Родька тебя без очереди не обслужил? Так у нас в школе для ВИП-персон отдельное окошко, – кивнул я в сторону сортира.

– Как смешно! – ответил Леха и навалился затылком на мерзлое окно. – Я всего-то попросил его отдать мне Митькины вещи.

– Свои надоели?

– Торчать здесь надоело! —И в меня прилетело моей же шапкой.

– Так вали домой – уроки закончились.

– Луч, у тебя мозги, походу, закончились! – вспылил Камышов. – Мы ж все втроем в Речное собирались!

– Фак, – протянул я, зажмурившись.

– Забыл, да?

– Как ластиком из башки стерли.

– Я даже догадываюсь, какого цвета глаза у этого ластика.

– Не в Асе дело, – покачал я головой.

– Заметь, Рыжий, я тебя за язык не тянул. – Леший загоготал на весь коридор.

Отчасти он был прав: ни минуты не проходило, чтобы я не думал о новенькой. Однако об уборке снега в Речном я забыл совсем по другой причине:

– У меня деда вчера на «скорой» увезли.

Камышов мигом перестал ржать.

– А че молчал? Как он?

– Нормально уже, но в больничке поваляться придется.

– Сердце?

– Панкреатит.

– Ясно. – Леший суетливо смахнул со лба челку. – Если Федору Григорьевичу помощь какая понадобится, только скажи: у отца связи везде – напряжет кого нужно.

– Да не, – отмахнулся я, – у деда все под контролем, сам знаешь. Но все равно спасибо!

Леха кивнул: переживал за старика. Как и Добрыня, за годы нашей дружбы успел привязаться к деду, как к родному.

– Нормально все будет. – Наплевав на правила, я следом запрыгнул на подоконник и треснул Камышова по плечу.

– Ты к нему сейчас? – Леха чекнул время на смартфоне. – Если подождешь минут десять, подброшу. Батя водителя дал, чтобы мы до Речного скатались. Через больницу проедем – не проблема.

– Нет, я обещал Гая забрать. У нас пока поживет.

– Бедные ваши соседи! – усмехнулся Леший. – Мне их уже жалко!

– Да ну, брось! – рассмеялся я. – Гай не такой уж и монстр!

– Ага, – ехидно процедил Камышов, – это ж чистый кайф – просыпаться по утрам под его бешеный лай и топот! А этот скулеж на Луну – полный аут!

– А я вижу, ты соскучился по нему?

– Да ни фига подобного! – Камышов заерзал на подоконнике. – И вообще, я больше кошечек люблю.

– Ну-ну! – Настала моя очередь ржать на всю раздевалку.

– Да я серьезно, – ухватившись за край подоконника, возразил Леший. – Вислоухие, там, бирманские, эгегейские – ну красота же!

– Эгегейские? – От смеха у меня на глазах проступили слезы. – Это какие? Которые вместо «мяу» «эге-гей» орут, когда жрать хотят?

– Че, нет таких? – вскинул брови Камышов.

– Тебе виднее. ты же у нас спец по кискам.

– Да иди ты, Рыжий! – задрав голову, рассмеялся Леха.

А мне и правда было пора: если хотел успеть на рейсовый автобус, медлить не стоило. Спрыгнув с подоконника, я вытянул из-под вещей Лешего свой пуховик и, не теряя ни минуты, начал одеваться.