Сказала и отправилась в албанскую часть города. Там-то уж точно нашла замечательных собеседников, которые с готовностью рассказали о страшных и мерзких «сербах-оккупантах», полностью соответствующих клише и предрассудкам западной пропаганды в отношении нашего народа, Косово и Метохии.

– Было два полюса в мире, – философски заметил раскуривающий трубку гость, больше похожий на профессора, – Восток и Запад. Русские держали половину мира. Теперь ситуация совершенно другая. Россия – это региональная держава. Есть только одна власть – Америка. Одна страна правит миром, все остальные подчиняются ей. Выбора нет. Америка подавляет любое инакомыслие… И это вполне обоснованно. Будь я на их месте, наверно, делал бы то же самое.

– Мы были на их месте и ничего подобного не творили, – встревает Марко, и остальные почтительно замолкают. – Сербия после войны на Балканах для всех соседей была маленькой Америкой, но никого не бомбила и не резала. Наоборот! Простила убийц и вешателей, хотя они сами прощения не просили. Делила по-братски кусок хлеба. Наверно, надо было вести себя по-другому…

Распутин слушал горькие рассказы и вынужден был признать: сербы правы. Правы именно по внутреннему, родственному счёту, о котором другие не говорят. Правы потому, что хорваты так и не совершили покаяния за то, что делали во время Второй мировой войны, а были просто «покрыты, прощены хорватом Иосифом Тито». Правы потому, что хорваты и мусульмане стали вновь убивать и выселять сербов. Четыреста тысяч беженцев, чтобы спровоцировать приход югославской армии, а затем объявить миру о геноциде. Правы потому, что после ухода сербских войск, но при наличии войск НАТО боснийцы снова безнаказанно режут сербов. И все это знают.

Репутация сербов не была запятнана участием в геноциде. Для англосаксов такое положение вещей невыносимо. Компрометацией Сербии занялись современные Америка и Европа, используя не факты, а риторические приёмы, описанные Оруэллом, где даже опыт Второй мировой войны используется для обеления нацистов и обоснования новой западной политики. Но справедливость по-сербски никуда не ушла и постоянно проявлялась в самых неожиданных формах.

– Знаешь, что я узнал от Марко? – прошептал Ежов Распутину, когда первая волна знакомств спала и их оставили в покое. – Оказывается, в Боснию, в контингент российских войск, участвовавших в миротворческой операции, приезжали чеченцы собирать дань. Велели с валютной зарплаты выплачивать им долю, а не то грозились перебить оставшиеся дома семьи. Так вот сербы, прослышав об этом и разозлившись за «своих», взяли в плен приехавших чеченцев и потребовали выкуп за них. В качестве доказательства серьёзности намерений, говорят, послали на Кавказ чеченское ухо. Чеченцы все поняли, выкуп прислали…^[40]

Ответить Григорий не успел. Под одобрительные возгласы гостей во двор, ставший на этот вечер банкетным залом под открытым небом, в сопровождении подруг вошла виновница торжества в ослепительно-белом платье, выгодно оттеняющем её смуглую кожу, чёрные глаза и волосы. Проследовав по прямой до русских, Душенка с детской непосредственностью бросилась на шею своему спасителю. Распутин снова почувствовал, как душа отрывается от земли и он опять улетает в космос.

Лёшка, посмотрев внимательно на Григория и улыбнувшись своей фирменной лукавой улыбкой, промурлыкал другу на ухо: «Горько!» – вернув его на грешную землю.

– Мы же едва знакомы, – пробормотал Распутин, не отрывая рук от осиной талии Душенки.

– Ты забыл, Айболит, что мы на войне, – совершенно серьёзным голосом ответил Лёха. – Тут год – за три. А для этой девочки, только что похоронившей почти всю семью, – за десять.

Душенка не поняла ни слова из диалога друзей. Она замахала своими длинными ресницами, приподнялась на цыпочки, чмокнула Григория в щёку, шепнула на ухо «Волим те»^[41] и унеслась ветерком к своим подружкам, с нетерпением ожидавшим её неподалёку. Вечеринка только начиналась…

Глава 23
Возвращение

Вопреки сербским и русским традициям, создание новой интернациональной семьи решили не афишировать. Слишком неспокойно было в сербском крае, слишком большое внимание косовская мафия уделяла миротворцам и при случае могла легко отыграться за свои обиды на здоровье и жизни близких людей. Таковых в зоне боевых действий лучше вообще не иметь или хотя бы не рекламировать их присутствие.

Венчались в крошечной православной церкви близ Подгорицы. На ритуале настоял Марко-старший, на экстерриториальности – Ёжик. Тревожный вопрос Григория о возможных проблемах с властями Черногории во время безвизового свадебного путешествия старый партизан парировал, покровительственно хмыкнув и перечислив своих черногорских однополчан, учеников, хороших друзей и родственников, регулярно приезжающих и приглашающих к себе. Услышав про дедушку черногорского премьера и дядю начальника полиции, Распутин согласился. А когда дед провёл их машину в обход всех блокпостов какими-то партизанскими тропами, последние волнения отпали и остались только маленькие человеческие радости, без которых все подвиги, победы, геройство и риск для жизни повисают в безвоздушном пространстве и не имеют никакого смысла.

На следующий день Ежов и Распутин сидели на причале у подножия лестницы, круто забирающейся по отвесной скале к приютившему их коттеджу, уединённо стоящему на высоком берегу каменистой бухты залива Траште. У самых ног мурлыкало сонное Адриатическое море. Полудикий малообжитый полуостров Луштица, казалось, впал в летаргический сон, полностью подчинившись тяжёлому солнечному прессу, выжимающему всё живое с открытого пространства в тень домов и навесов, в прохладу скучающих по дождям деревьев.

Категорически отказавшись от участия в визитах вежливости к родственникам Марко и Душенки, сославшись на необходимость конспирации и получив одобрение старого партизана за такую осторожность, друзья выторговали в своё распоряжение целый день счастливого ничегонеделания, такого редкого в их профессии.

– У меня ведь тоже есть для тебя небольшой свадебный подарок, – хитро улыбнулся Ежов, убедившись, что рядом нет никого даже на расстоянии миномётного выстрела.

– Только не говори, что неизвестный спонсор купил для меня акции Microsoft, – отшутился Распутин, занимаясь кургузой пузатой глиняной ёмкостью с волшебной амброзией местных виноделов. – Я совершенно не разбираюсь в биржевых нюансах и обязательно прогорю.

– Хорошо, – согласился Ежов, – акции и биржу оставлю себе, а тебе хочу сообщить, что мой план утверждён руководством управления, и с этого месяца ты восстановлен на службе и переведён в моё подчинение в качестве агента под прикрытием. Все учётные карточки псевдонимичны, раскрытие твоего инкогнито исключено. Нынешний статус, место службы, публичная фамилия никому не известны, кроме меня и моего непосредственного начальника. Поздравляю с легализацией и восстановлением твоего доброго имени на Родине, товарищ старший лейтенант! Да-да, не удивляйся и продолжай откупоривать амфору. Звёздочки обмоем на удачу, чем бог послал.

– Командир, – Григорий остался сидеть, пытаясь осмыслить сказанное Ёжиком, – воскресил! А то я как какой-то огрызок непонятной принадлежности.

– Раз воскресил… – Лёшка поднялся и одёрнул рубашку. – Встать! Смирно! Что должен отвечать боец при объявлении о присвоении очередного звания?

– Служу Отечеству! – подскочил Распутин, роняя кувшин.

– Ну вот… – Ежов с сожалением посмотрел на разлившееся по ступеням красное вино. – Остались без фронтовых ста грамм, зато с салютом. Вольно, Гриша! Дай я тебя обниму! С возвращением! А потом наряд вне очереди за неуставной ответ, хотя по существу всё сказано правильно!

– Да я готов неделю полы мыть!

Распутин стиснул майора в своих огромных руках.

– Отставить душить начальство! – закряхтел Лёшка в объятиях легионера. – И полы тоже отставить. Уф-ф…

Отпущенный Григорием, Ежов плюхнулся обратно на ступеньки и повёл плечами…

– Если жену так обнимешь – сломаешь, медведь, – пробормотал он добродушно. – А если серьёзно, Гриша, то главное твоё задание – Дальберг: его планы, связи, круг интересующих вопросов. Тут я тебе подыграю, прикинувшись ренегатом. Ты про меня ему написал?

– Сразу же, как только ты дал отмашку…

– Добро! Ему надо ощутить, какого ценного кадра он приобрёл в твоём лице, но тебе нельзя переиграть с энтузиазмом. Поэтому торговаться мы с ним будем отчаянно, а дезу пихать дозированно, разбавляя лошадиными порциями проверяемой правдивой информации…

Они увлечённо обсуждали шахматные ходы, чувствуя себя в одном шаге от политических кулис, за которые простые смертные обычно не допускаются. Близость больших тайн одновременно притягивала и пугала, будоражила кровь и распаляла фантазию, воспитанную на приключениях графа Монте-Кристо, мушкетёров де Тревиля и охотников за королевскими подвесками. Они строили планы, которые жизнь перечеркнёт уже через неделю, когда две тысячи боевиков под руководством Басаева и Хаттаба вторгнутся в Дагестан и начнётся Вторая чеченская война.

Через два дня, 9 августа 1999 года, премьер-министром России будет назначен никому не известный, политически невзрачный и внешне неказистый глава ФСБ Владимир Путин. А ещё через десять дней Ёжик со своей группой будет срочно отозван на Большую землю и оставит Распутина наедине с поставленной задачей и тяжкими думами о незавидной судьбе своего друга и такого далёкого, жестокого, но всё-таки дорогого сердцу Отечества.

Слова Дальберга насчёт данной американцам кости, которой они гарантированно подавятся, стали приобретать новый, зловещий смысл. Давиться нынешнему заокеанскому гегемону, как и всем предшествующим претендентам на мировое господство, предстояло Россией.

* * *

Скучать без Ёжика долго не пришлось. Через несколько дней после его отъезда Григория вызвал к себе командир роты и вручил открытое командировочное предписание в Страсбург, «в распоряжение встречающего». Распутин всё понял без слов.

Во Францию твёрдо решил лететь с Душенкой и попытаться на месте уговорить её хоть какое-то время пожить там, подальше от войны. Оставлять её одну не хотелось даже на минуту. Она, как бездомный щенок, почувствовав широкую спину взрослого мужчины, торопилась прислониться к ней, схватиться за сильную руку как за спасательный круг и не отпускать ни при каких обстоятельствах.

К тому же её несомненные способности и музыкальный слух позволили стремительно осваивать незнакомые языки. Пока её речь представляла собой очаровательную, непереводимую смесь русского, английского, французского и сербского. Но с каждым днём увеличивалось количество новых, правильно произносимых слов, и Григорий надеялся к концу года услышать сносно понимаемый говор хотя бы на одном из них. Сам он с удивлением обнаружил, что влюблённым для общения достаточно очень скромного словаря межнационального общения, во всяком случае в медовый месяц.

Командование KFOR сквозь пальцы смотрело на амурные дела подчинённых, предпочитая не вступать в жёсткое противостояние с мужским коллективом, страдающим без семейного тепла и женской ласки. Европейская виза у Душенки была, её выправил Айвар, когда заманивал лестной работой в Италии. «Хоть какая-то польза от ублюдка», – пробормотал Григорий, проверяя паспорт супруги.

Маршрут до места назначения он изменил. До австрийского Граца добрались самолётом, взяли в аренду машину и с ветерком помчались на запад, останавливаясь в романтичном Зальцбурге, сонном Аугсбурге и деловом Штутгарте. Оставив утомлённую дорогой жену в отеле Баден-Бадена, от которого ходил чартер до ближайшего аутлета, Григорий покатил на встречу с Дальбергом. Попрощались полгода назад неоднозначно. Как-то оно будет сейчас?