Когда в начале 1970 года партия «Молодые лорды» переправила своих людей в фиолетовых беретах из Восточного Гарлема в Южный Бронкс, местные главари были не в восторге от этого. Лидер «Диких черепов» Фелипе «Блэки» Меркадо заявил членам своей группировки, что «политика – сплошная чушь».

Ричи Перес был уроженцем Южного Бронкса, выросшим на Келли-стрит, которую захватили «черепа». Когда он вернулся на родную улицу вместе с боевиками «Молодых лордов» в качестве их «министра пропаганды», его ждал прохладный прием: «Как-то вечером, после окончания рабочего дня, мы сидели и просто болтали. С той стороны улицы в нас бросили три зажигательные бомбы и коктейли Молотова. По слухам, это сделали члены банд».

Позже тем же летом копы из «форта Апачи» под предлогом борьбы с «черепами» стали совершать рейды по району, сопровождавшиеся задержаниями и обысками. Однажды их видели избивающими местных, среди которых был один «череп», на Лонгвуд-авеню. «Молодые лорды» присоединились к разозленным жителям, окружили полицейских и стали глумиться над ними. Меркадо повел своих «черепов» в гущу разъяренной толпы. По его словам, «лорды» и местные жители хотели лишь немного развлечься: «Ну, мы и начали всё это, швырнули бутылку-другую – и разразился сущий ад».

Крепкие парни разнесли и подожгли полицейские машины. Окруженные толпой копы сбежали и вызвали подкрепление. Когда они вернулись с подмогой, с крыш домов на них обрушилась лавина камней и коктейлей Молотова. «Мы орали им: „Идите на хер отсюда! Это освобожденная зона“».

Битва бушевала на протяжении недели по всему Лонгвуду – от Сто шестьдесят третьей улицы до Сто тридцать девятой. Время от времени полицейские машины медленно проезжали по окрестностям, так чтобы все могли видеть оружие, которое они держали наготове. «Черепа» и «Лорды» оказались в одной лодке. «После того как мы вместе воевали с копами на протяжении четырех или пяти ночей, мы тусовались с „Дикими черепами“, – продолжает Перес. – И они сказали: „Знаете что? Вы, ребята, не так уж и плохи. Нам сказали, что вы – кучка сраных коммунистов, которые пришли навредить району“. Они прямо нам сказали, что сутенеры, выступающие против бедноты, заплатили им, чтобы они забросали нас бомбами. И это было забавно, потому что мы сказали: „А мы и есть коммунисты!“»

Пик этого сотрудничества пришелся на конец 1970 года, когда «Молодые лорды» начали свою кампанию в здравоохранении. Сперва «лорды» угнали из госпиталя Линкольна грузовик с рентгеновским оборудованием и поставили его на углу улицы Симпсона и Саутерн-Паркуэй, чтобы местные могли пользоваться его услугами бесплатно. Затем они устроили полномасштабный захват госпиталя. В обоих случаях первую линию обороны против копов составляли «Дикие черепа» и «Дикие кочевники».

Но их сотрудничество оказалось недолгим. К 1971 году «Молодые лорды» вновь сконцентрировались на экспорте своей революции в Пуэрто-Рико. «Лорды» уехали в Сан-Хуан, а «пантеры» вовсе исчезли с улиц, поэтому революционную пустоту стали заполнять молодежные банды.

ДРУГАЯ СТОРОНА ШЕСТИДЕСЯТЫХ

История банд Бронкса – это дабовая история периода с 1968 по 1973 год, другая сторона революции, исключение, ставшее правилом.

На пересечении Сто шестьдесят второй улицы и округа Уэстчестер, в районе Хантс-Пойнт Южного Бронкса, Бенджамин Мелендес и его друзья организовали банду «Братья гетто», что послужило толчком к образованию многих других группировок, включая «Римских королей», «Диких кочевников» и «Семерых бессмертных». Название для «Диких черепов» также придумал Мелендес. По ту сторону реки Бронкс промышляла небольшая шайка неотесанных ребят из жилого комплекса «Бронксдейл», называвшая себя «Дикой семеркой»; вскоре она разрослась и взяла новое название – «Черные пики». К 1968 году в Бронксе сложились идеальные условия для нового поколения банд. То, что должно было стать пятью годами революции, стало вместо этого пятилеткой бандитских разборок.

Это поколение отличалось от банд конца 1950-х – начала 1960-х из фильма Странники, одетых в шелковые бомберы и распевавших ду-уоп. Отличались они и от оптимистично настроенной молодежи середины 1960-х, периода смешения латиноамериканцев и черных, – поколения бугалу^[64], – танцевавших ночи напролет под Джеймса Брауна, Джо Кубу и Пита Родригеса. И конечно, большинство из них не разделяли высокопарного идеализма своих сверстников, политических радикалов из колледжей и университетов – в Бронксе лишь каждый четвертый оканчивал школу.

Банды стояли на страже развалин. Их участники были грубыми, грязными, ходили в куртках с обрезанными рукавами и нацистскими нашивками. У них не было повода напевать радостные мелодии. Они были детьми великого эксперимента Мозеса, его взрывной реакцией. Им не довелось танцевать в клубах, куда мог зайти каждый. Эти заведения закрылись, и Бронкс вернулся во времена сегрегации, тем самым изолировав черных, белых и латиноамериканцев друг от друга. Банды были не готовы умереть за далекую идеологию, изложенную в книгах. Они идеализировали «Ангелов ада»^[65].

«Слыхали про один процент, который никуда не входит, и ему всё равно? Мы жили в своем мире», – говорит Меркадо. Этот мир определяла эмблема банды, нашитая на куртках. «В Англии у каждой семьи был свой собственный герб. Это наш семейный герб. Мы не хотели разбираться со всякой общественной хренью. Мы такие, какие есть, такими и будем. Ты уважаешь меня, я уважаю тебя. Всё просто».

Банды упорядочивали царивший вокруг хаос. Детям иммигрантов, чьи родители были вынуждены постоянно работать, чтобы обеспечить жизнь в новой стране, приемным детям и девочкам, сбежавшим от жестокого обращения, и тысячам других – всем им банды предоставляли приют и защиту. Теперь у них были общие радости и общие враги. Банды прогоняли скуку и наполняли время смыслом. Они превращали пустыри в игровые площадки. Они были как семья. «Нам нравится кататься, нравится быть вместе, нам всем нравится делать одно и то же, и мы счастливы, – рассказывала девочка Тата из „Диких черепов“. – Только так мы можем выжить, ведь, если каждый пойдет своим путем, нас не станет» [4].

Зачастую жертвами становились более слабые и менее защищенные слои населения: пожилые, наркозависимые, владельцы магазинов, молодежь, державшаяся нейтралитета. Нападали банды и друг на друга. Но со временем для кого-то они стали настоящими представителями закона на улицах. Член «Диких черепов» Дэнни Де Хесус говорил: «Прежде чем обратиться к местной полиции, люди приходят решать свои проблемы к нам». Даже колумнист New York Post Пит Хэмилл писал: «Новая волна подростковых банд, хлынувшая на улицы Нью-Йорка, – лучшее, что случалось с нами за последние десять лет… Эти молодые люди встают на защиту жизни, и если их смелость не угаснет, они помогут этому городу выжить» [5].

Отдельно Хэмилл отмечал крестовый поход банд против наркоманов и барыг. Появление новых банд совпало с невиданной доступностью героина из Юго-Восточной Азии. Де Хесус рассказывал: «Дошло до того, что они ширялись на крышах, на лестничных площадках. А где наркозависимость, там что? Правильно, грабежи. Так что мы избавляемся от всех этих проблем, которые неизбежно возникают вместе с наркозависимостью: от грабежей, воровства, да даже от кражи сумочки моей матери. Копы ничего не предпринимали. Мы делали всю грязную работу за них».

Банды вламывались в притоны и предупреждали наркоманов и барыг, что у них есть сутки на то, чтобы убраться оттуда. Иначе наступит черед насилия. Когда члена «Семи бессмертных» зарезал наркоман, банда отомстила тем, что изнасиловала и убила другого наркозависимого. Летом 1971 года «Дикие черепа» объявили войну наркотикам. «Мы вымещали гнев на любом наркомане, который нам встречался, – говорит Меркадо. – Мы их уничтожили».

То, что произошло дальше, позже стали называть наркорезней. Как только сезон охоты был открыт, «Братья гетто», «Дикие кочевники», «Римские короли», «Братья и сестры» и «Черные пики» обрушились на город в поисках своей доли экшена. Банды прочесывали кварталы, здания и аллеи от Проспект-авеню до улицы Симпсона в поисках одурманенных героином глупцов, которым можно было бы пустить кровь.

«Это был способ помочь людям, но мы даже не планировали это. Всё случилось спонтанно, потому что они напали на одного из наших братьев», – говорит Меркадо. Речь шла о гордости, выживании банд, соблюдении неписаных законов, о том, чтобы идти до конца.

«БРАТЬЯ ГЕТТО»

За три года банды колонизировали Бронкс. Цвета банд скрепили разбомбленную городскую сеть цементом постоянных бифов^[66]. «Если ты шел через чужой район, ты был мишенью, или же тебе приходилось снимать куртку, – вспоминает Карлос Суарес, глава „Братьев гетто“. – Если тебя ловили, то избивали до полусмерти».

Крупные банды распадались на мелкие, и когда один район захватывала какая-то группировка, то для его защиты тут же возникала другая. Полиция и СМИ внезапно осознали, что банды поделили Бронкс от Моррис-Хайтс до Саундвью-авеню. Согласно их подсчетам, единовременно существовало до ста разных банд, в которые входило около одиннадцати тысяч человек, семьдесят процентов которых были пуэрториканцами, а остальные – черными. Сами бандиты утверждали, что их гораздо больше, а официальные данные о расовом составе куда больше говорят о политике, чем о положении дел на улицах [6].

Банда «Братьев гетто» была одной из самых влиятельных, она насчитывала более тысячи членов и даже имела подразделения в Нью-Джерси и Коннектикуте [7]. Их лидером был Чарли Суарес. Обаятельный мастер боевых искусств с темными локонами и загадочной улыбкой, обитателям улиц он был известен как вспыльчивый и драчливый Чарли-карате, но женщины и те, кто был не в курсе бандитских разборок, были очарованы его мальчишеским любопытством и скромным обаянием. В двенадцать лет он присоединился к банде «Египтян», но покинул ее, после того как все участники подсели на героин. Он прибивался к различным группировкам, пока не подружился с Бенджамином Мелендесом.

Мелендес был тощим и ловким девятнадцатилетним парнем, уже успевшим сформировать собственную банду. Со временем дипломатичный подросток превратился в молодого революционера, талантливого организатора и оратора. Желтый Бенджи, как его называли, был известен тем, что выступал перед своими последователями с импровизированными речами, часто наполненными огнем и кровью ветхозаветных писаний. Бандиты прозвали его Проповедником, и это было шуткой лишь отчасти. Он дрался не хуже других, но его истинной страстью была музыка. Еще ребенком вместе с братьями он победил на конкурсе талантов, исполняя песни The Beatles для Тито Пуэнте^[67]. Позже он стал лидером и фронтменом «Братьев гетто». Они были не только бандой, но и латиноамериканской рок-группой. На всех вечеринках, устраиваемых в их штаб-квартире, «Братья гетто» находились в центре внимания. Когда они доставали гитары, Мелендес особенно любил играть битловскую This Boy – песню, за сладкими, узкими гармониями^[68] которой скрывались угрозы и нехорошие предчувствия: «Этот мальчик увел мою любовь. Когда-нибудь он об этом пожалеет…»^[69]

Многие банды любили твердить о том, что они как семья, но «Братья гетто» действительно были ею. Бенджи, Ульпано, Виктор и Роберт Мелендес, сформировавшие банду, были братьями – одной из тысяч семей, переселенных Мозесом из Нижнего Манхэттена. Для зачистки трущоб Гринвич-Виллиджа, Маленькой Италии, Сохо и Чайна-тауна под офисы, многоквартирные высотки и восьмиполосную автомагистраль «Нижний Манхэттен» Мозес в 1961 году инициировал проект городского обновления. Несмотря на то, что в 1962 году кампания по запрету строительства автомагистрали увенчалась успехом, братья Мелендес покинули свои дома, как и многие другие, и переселились в Бронкс.