В голове всё ещё шумело, да неожиданно накатившая слабость сказалась на качестве речи. Я хотела возразить, что вообще-то медицинскую повязку мне давали, и она была в разы удобнее этого импровизированного гипса. Я сняла её из-за того, что душевая кабина у нас очень узкая и мыться с ней невозможно, но получилось лишь жалкое: «Ф-ф-то?»

Женщина наградила меня сочувствующим взглядом и обратилась к Ангелине:

– Кристине нужен покой. У меня нет полноценных диагностических приборов, но, судя по всему, у девочки ещё разрыв мышцы. Думаю, эти военные даже не пытались её лечить. Что с них взять, они всегда относятся к людям как ко второму сорту…

«Да никто ко мне не относился как ко второму сорту! Наоборот, док Бланк сделал всё возможное в рамках бюджета Космофлота. Если бы этот чавкающий блондин с мерзкими крысиными усиками не навалился, ничего б не было!»

Голова хоть и гудела, но мысли ворочались на удивление быстро, чего не скажешь о языке.

– Мы вкололи ей обезболивающее, – тем временем продолжила белохалатница. – Вот тут ещё блистер таблеток, лекарство следует давать каждые три часа.

– Не наф-ф-до, – попыталась я возразить.

Судя по тому, как плохо я себя чувствую, это никакое не обезболивающее, а мощное седативное. Впрочем, медицина на Захране всегда оставляла желать лучшего.

– Ах, бедная-бедная девочка. – Женщина сочувственно покачала головой.

Она достала из кармана фонарик, наклонилась и посветила мне прямо в глаза, придерживая веки пальцами.

«А-а-ауч, ад какой! Надо будет сказать Адаму, что он лучший док в галактике…»

Я застонала от ослепившего света, намекая, что это ненужная процедура, но женщина продолжила зверскую пытку и лишь через ещё неполную минуту отступила на шаг.

– Высокая чувствительность к свету, – недовольно прицыкнула она. – Я слышала, что такое бывает, когда демоны воздействуют своими рогами. Они перестраивают работу мозга людей, и поэтому симптомы схожи с сотрясением мозга.

– Ф-фсё нормально. Никто на меня не ф-фоздейстфовал.

– И отрицает очевидное, – пробормотала толстуха. – Боюсь, я поспешила с прогнозом, лечение понадобится более основательное. Конечно, жаль, что мы только сейчас её обследовали, лучше бы на две недели раньше. Говорят, чем дольше держится внушение извергов, тем сложнее его снять.

– Нет никакого внуф-фения, ниче-фо не надо! – Ах, Вселенная, когда уже речевой аппарат придёт в норму?! Что за жёсткое седативное-то такое? – Послезаф-фтра за мной прилетят!

Мама и толстуха обменялись такими взглядами, что впервые по коже пошёл озноб.

– Милая, тебе надо вылечить руку. Какая учёба в Академии? Вот поправишься, там и поговорим, – проворковала она, поправляя покрывало и при этом ни разу не посмотрев мне в лицо.

Озноб превратился в иглы страха.

– Мам, не наф-фо меня лечить. У Космофлота отлиф-фная медицинская капсула!

– Почему ты так сильно стремишься туда вернуться? – Она наконец-то взглянула в глаза, вот только печаль на их дне мне совсем не понравилась.

Я могла бы ответить целой тирадой, почему именно хочу попасть обратно на КС-700, где хорошее питание и достойный оклад кадета не вошли бы даже в первую десятку пунктов, но я также осознавала, что вкупе с плохо слушающейся речью половина аргументов превратится в неразборчивую кашу. В итоге ответила коротко и по существу:

– Потому фто мне там нрафится!

Мама отпустила плед, легонько погладила по голове и сказала:

– Тебе, наверное, водички хочется. Сейчас принесу попить.

– Мне очень жаль, но случай действительно тяжёлый. Похоже, мы имеем дело с глубинным нейролингвистическим программированием с прогрессирующим эффектом. Надо найти что-то более сильное, чтобы нейтрализовать гипнотическую установку этих уродов, – озабоченно произнесла толстуха, поймав маму за рукав. – Вы же понимаете? Я обязана.

Бледная Ангелина вскинула испуганный взор на женщину:

– Может не стоит? Она полежит дома, отдохнёт, выздоровеет… – робко сказала мама.

– Сама – нет. У неё уже была вспышка агрессии, пациентка не понимает того, что больна. Пожалуйста, не препятствуйте, иначе мне придётся вызвать системную полицию. Случай серьёзный, вы же видите. Как только придёт в себя, мы её вернём домой.

Мама лишь всхлипнула и вышла из гостиной.

– Сто-о-ой! Мам, что происфодит?! – закричала я изо всех сил, но меня проигнорировали. Ангелина вздрогнула, но так и не вернулась.

Толстая тётка принялась интенсивно копаться в чемоданчике с эмблемой в виде голубой капли. Я почувствовала подступающую к горлу панику: меня никто не слушал, и даже собственное тело предавало, отказываясь повиноваться. Глаза защипало от накатившего чувства отчаяния и полнейшей беспомощности.

– Какая устанофка? Не нафо! Со мной фсё ф порядке…

– Я не хотела бы накачивать тебя наркотиками при твоём куцем весе, зайка, – перебила женщина, не обращая внимания на попытки пациентки подняться, – но эти бета-колебания – опаснейшая из вещей на свете. Люди сходят с ума от установок цваргов, эта раса с лёгкостью может поработить нас, если мы не будем сопротивляться хоть как-то. Иди-ка сюда.

Она замерла с огроменным шприцем надо мной. Плохо координируя тело, левой незафиксированной рукой я попыталась остановить эту больную женщину, но она с ловкостью сцапала моё запястье и загнула его с такой силой, что слёзы потекли по щекам.

«Не хочу никаких лекарств! Хватит наркотиков! Отпустите меня в Академию! Зачем я только сюда вернулась?» – билась в голове пульсирующая мысль.

– Тише-тише, – сказала толстуха, пытаясь выбрать место, куда колоть. Она ловко повернула меня на бок и подцепила край резинки штанов. Вселенная, как же унизительно! – Ты потом ещё спасибо мне скажешь, когда придёшь в себя.

Понимая, что остались лишь секунды, я забила ногами по диванным подушкам. Но, повинуясь короткому приказу медички, стоявшие при входе санитары мгновенно навалились и обездвижили, а секунду спустя толстая игла вонзилась в ягодицу.

– Вот так бы сразу… Надо было понять про глубокий ментальный блок. Мне сказали, она в первый раз начала драться как раз тогда, когда речь зашла о том, что с ней делали эти мрази. Ребятки, попросите её мать собрать вещи. Случай очень тяжёлый, забираем с собой. И коммуникатор снять не забудьте, всё как обычно…

Глава 2. КС-700

Лейтенант Ивес Ир’сан

«Она не могла этого написать».

Ивес перечитал письмо, наверное, в тысячный раз и с силой протёр сухие глаза. Руки подрагивали от волнения. Вроде бы всё сухо и ясно, всё по делу. Он сходил с письмом к начальству, но ни адмирала Леру, ни шаутбенахта Гассо-Тьен-Терра не было на месте. Секретарь канцелярии при совете старших офицеров пожал плечами и ответил коротко:

– По статистике, большинство кадетов отсеиваются именно после первого года, а девушки бросают Академию охотнее, чем представители мужского пола. С учётом полученной травмы просьба кадета Соколовой неудивительна. Вы, лейтенант Ир’сан, не переживайте. Не думаю, что кто-то из руководства будет настаивать на записи в ваше дело, будто вы плохой наставник.

О последнем Ивес не то что не переживал, а за все дни даже ни разу не задумался. Не то чтобы Ир’сан не был амбициозным или не хотел продвижения по службе, просто бумажки его всегда мало интересовали: годы учёбы здоровье отца стояло на первом месте, теперь вот отказ Кристины продолжать обучение неожиданно прошёлся лезвием по сердцу.

Почему планы девушки резко изменились всего за каких-то две недели пребывания на Захране? Почему она сообщила о том, что уходит, так сухо?.. Они же вроде бы подружились, разве нет?

«Подружились? Не смеши. У вас были стандартные отношения наставник-ученик, вот и всё», – заметил внутренний голос.

«Она закрыла собой меня от пули!» – тут же возразил Ивес сам себе.

«А последствия ранения не понравились, вот и решила не возвращаться. Всё логично», – фыркнул всё тот же голос.

Ввиду отсутствия на десятом курсе обязательных занятий лейтенант Ир’сан приходил в спортивный зал КС-700 каждое утро и задерживался там практически до обеда, пытаясь выкинуть одну-единственную мысль из головы: «Она не могла этого написать».

Но написала.

Сообщение было отправлено с её личного коммуникатора… Даже если кто-то украл устройство, он бы не смог разблокировать его без отпечатка Кристины.

Тревога разъедала нервы, как ржавчина пожирает металл. Внутри грудной клетки поселилось вязкое и липкое чувство, из-за которого лейтенанта уже две недели преследовала жёсткая бессонница и постоянно болела голова. Просыпаясь под утро в поту, он ощущал себя как тонущий в трясинном болоте: вроде бы всё происходит медленно и можно выкарабкаться в любой момент. Вот только руки и ноги беспомощно машут в тёмной жиже, каждое движение вызывает лишь новую волну сомнений, а собственные страхи утягивают тело на дно.

– Я не верю! – внезапно со злостью рыкнул Ивес и ударил ладонью плашмя по кнопке остановки беговой дорожки.

«Хэл, надо перетереть. Когда вернёшься с дежурства?» – быстро набрал он сообщение лучшему другу.

«Если это по поводу Морковки, то расслабь булки. Захотела уйти – ушла, никого силой мы не держим. Совет на будущее: женщины вообще не любят, когда с ними делают что-то силой».

«Несколько недель назад она не хотела покидать Космофлот. Я должен понять, что случилось».

«Ив, мы все очень расстроились. Но прими тот факт, что Кристина бросила учёбу в Космофлоте. Не мы её, а она – нас. Так бывает, гуманоиды меняют решение».

«Дени, отдай коммуникатор Хэлу. И напишите уже, когда вернётесь на станцию!»

«Летели обратно, но пришёл внезапный вызов с Ларка. Думаю, дня два теперь, там переночуем. У меня ближайшая увольнительная через неделю. Если совсем неймётся – можно сгонять на Захран».

После нескольких часов бега пот лился градом по лицу, плечам и спине цварга, но вместо того чтобы принять душ, лейтенант наскоро обтёрся сухим полотенцем, набросил футболку и решительным шагом направился в каюту Аскелла Лесли.

Ждать ещё двое суток до прибытия Хальгарда и Дениз не было сил, не говоря уже о неделе до официальной увольнительной лучшего друга. Ивес чувствовал, что ещё немного, и настрой увидеться с Кристиной утечёт из него по спирали.

– О! – удивился таноржец, открывая дверь. – А у нас разве не завтра дежурство? Шварх, я снова перепутал даты?!

– Нет, Аскелл, всё в порядке. Наша смена действительно через сутки. Я по другому вопросу.

Ив решительно шагнул в каюту и принюхался к эмоциям: таноржец явно был один, а значит, говорить можно в открытую. Цварг нервно взлохматил волосы, думая, как сформулировать то, что крутилось у него в голове последние дни. Таноржец проявил догадливость:

– Ты по поводу коммуникатора Кристины?

– Да. Нет… Не совсем.

– Я перепроверил его перед тем, как сдавать казначею. Всё чисто, никаких вирусных программ и червей.

– Не в этом дело. – Ивес мотнул рогатой головой, пытаясь подобрать слова, которые убедят одногруппника. – Я чувствую, что в этой истории что-то не так.

Тёмные брови таноржца взлетели на лоб от удивления.

– Я, конечно, в курсе, что цварги умеют считывать бета-колебания из воздуха, но это звучит сверхъестественно даже для тебя. Ты в курсе, сколько миллионов километров вакуума между станцией и Захраном? Даже если представить, что твои резонаторы сверхчувствительные…

– Да не в этом смысле! – Ив начал злиться. Периодически Аскелл вёл себя до зубного скрежета занудно. Как истинный таноржец, одним словом. – Я хочу увидеть Кристину и потребовать, чтобы она сказала в лицо всё то, что написала.

– А, – глубокомысленно произнёс лейтенант Лесли, почесал отросшую щетину на подбородке и добавил: – А смысл?

– Мне так надо, – упрямо ответил Ир’сан.