Ничего, уже оторванная воздушная голубая нить как раз пригодится и для плетения заклинания обездвиживания, того самого, что я позаимствовал у своей прекрасной сестрицы Агнии. На его создание ушла пара минут, я вообще уже большой дока в магии, професьён де фуа, говоря по-французски. Результат старательности, упорства и постоянной войны с собственной ленью.

Оборванец успел не только добежать до леса, но и скрылся в подлеске. Именно в этот момент его и достало заклинание. Одним из достоинств плетения было то, что оно проходило, пусть и неглубоко, через не сплошные преграды. Как когда-то маркиза Неллерская достала им виргийского наблюдателя сквозь ветки, так и я сейчас стреножил беглеца в подлеске.

– Не торопитесь, ваше преподобие, – опять заныл дядюшка, когда я тронул коня вперёд. – Там могут быть только притворившиеся мёртвыми. Пусть гвардейцы проверят сначала. Говорю же, без вас справятся.

– Ага. – Останавливаться я не собирался. – И исцелят без меня? – спросил с сарказмом. – Там, вижу, есть раненые. Перестань, дядя. Лишнее рвение тоже ни к чему. Лучше пошли кого-нибудь… а, нет, Эрик, съезди вон туда, – показал направление. – Если это бандит, прирежь, а если кто-то из караванщиков, то гони сюда. Карл, ты как? Поможешь? – спросил у приятеля.

Большинство, да почти все из шестнадцати оттенков энергий источника милорда Монского хороши для боевых плетений или каких-нибудь бытовых. Зелёных же цветов нет вообще. Но мы с ним придумали, а, если честно, Агния подсказала, как можно и ему применять магическое исцеление. Не сразу, как я или Юлиана, а частями. То есть одним заклинанием – на основе огненных или водных оттенков – останавливать кровотечение, другим – землёй – сращивать раздробленные или сломанные кости, третьим – на базе фиолетового, смерти – проводить обеззараживание и тому подобное.

– Надо тогда мне возвращаться за книгами, – ответил он на мой вопрос. – Я не помню лечебных-то.

– Ладно, – махнул рукой. – Без тебя справлюсь. Кажется, много работы мне не будет.

Мой-то конспект всегда при мне, а там есть три рисунка наиболее часто используемых мною целительских плетений.

Вокруг каравана сейчас шло настоящее броуновское движение. Не только гвардейцы ходили или ездили вдоль вереницы повозок в поисках ещё живых бандитов, но и чудом уцелевшие при налёте путники постепенно вылезали на свет божий, со слезами радости благодаря своих спасителей.

Одна полная тётка так вообще вон в ногах у сержанта валяется, тянется ему руки целовать, тот, видимо, в последний момент уберёг её от смерти.

Приказ капитана не брать пленных мои вояки выполнили и выполняют сейчас, без жалости вскрывая горла или протыкая мечами тела раненому отребью.

Баронет перед сражением предлагал мне устроить казни, повесив пленённых бандитов, да я отказал. Не столько верёвок жаль, сколько времени, потраченного впустую. И так задержались из-за этих придурков. Впрочем, тут хотя бы прок есть – трофеи навскидку у нас будут немалые. Копеечка к копеечке, нет, зольд к зольду, драхма к драхме. Зольд драхму бережёт.

Никакой жалости к бандитам. Ужас чего они успели тут натворить, пока мы не вмешались.

Увидел девушку в разодранном платье, лежащую у колеса без чувств, мужчина с женщиной не могли никак привести в сознание, похоже, не раз снасильничали, а ведь девчонка ещё совсем, ножки тоненькие, как соломинки, посиневшие от холода.

Проехал мимо трупа возничего, затем ещё одного, за обочиной молодой раб со вспоротым животом – этот-то чем помешал крысам лесным? А вот женщина бездыханная, мой конь чуть не наступил на её тело. Мужик какой-то, по виду торговец, стонет, держась за разбитую до крови голову.

И дальше всё так же – труп, раненый или раненая, труп, раненый, раненый, труп, труп, раненый. Имейся в этом мире радио, мне бы сейчас наверняка пришла в голову идея азбуки, как тому Морзе. Пытался так шуткой поправить резко испортившееся от увиденного настроение.

Ага, и две собаки убитые лежат. Кинулись защищать хозяев, да погибли. Могли бы уж в поездку пёсиков и не брать, хотя нет, хорошая стража, бдительная.

Живых и не искалеченных караванщиков увидел только в полусотне ярдов впереди, у первых четырёх или пяти фургонов. Наёмники там всё-таки смогли отбиться. Кому смогу, надо оказать первую хотя бы помощь, но сначала – свои.

– Пятеро, – доложил мне лейтенант Джей, тёзка моего старшего брата. – С остальными и наш лекарь управится.

Да, он сможет. Без сарказма так думаю. Алексий, ротный фельдшер, университет не оканчивал. В армии можно иметь врачебную практику без её покупки и без диплома. Достаточно патента, выданного командиром полка.

Учёных врачей в войсках катастрофически не хватает, не рвутся выпускники университетов в армию, вот часто и становятся лекарями низшего звена бывшие солдаты, набившие руку на оказании помощи своим больным или раненым товарищам.

Как по мне, так даже лучше, что Алексий не учил всю здешнюю лекарскую муть. Доходчивее дошли мои указания, что и как делать. Как раны креплёным вином или перегонкой промывать, как чистыми бинтами перематывать, когда давать жаропонижающие, а когда не стоит, и прочие премудрости.

Сам я не врач? Да, не врач. И чего? Я столько времени провёл в больницах и поликлиниках, что могу многим эскулапам сто очков форы вперёд дать.

Вернулся мой Эрик. Смотрю на него. Тот провёл большим пальцем по горлу. Понятно. Беглец оказался бандитом и убит. Ну, туда этой сволочи и дорога, на суд Создателя.

Мне уже принесли эту пятёрку гвардейцев, получивших раны. На первый взгляд особо сложных случаев там нет. Господи, опять мой Иван Чайка тяжёлую рану получил? Не нужно было мне разрешать ему ехать с капитаном. Беда прямо с ним.

– Ты такой невезучий или просто издеваешься надо мной? – спросил у уложенного передо мной в телегу паренька, начав исцеление с него, он самый тяжёлый, обухом топора раздроблено предплечье. Кости, чую, там в труху. – А, Иван?

– Простите меня, ваше преподобие.

У него явно адская боль, но держится, не вопит.

– Простите. Извините. – Плетение уже готово. Пока несли Ваню, пока укладывали, я времени даром не терял. – Вот теперь точно в последний раз тебя исцеляю. Надоело, честное слово. Всё, вставай не спеша. Следующего давайте, – скомандовал.

Конечно же, и при другом ранении его вылечу, но надо как-то моего протеже отучать от дурного рвения влезать в самое пекло.

С одним четвертьчасовым перерывом поставил на ноги всех пятерых. Привычно уже отмахнулся от выражений благодарности.

Заметил, ко мне рвётся зачем-то старшина каравана, да перед ним несокрушимой стеной капитан Бюлов. О чём это там толкует баронет Леон? А, да, всё правильно. То, что везли в первых всё же пяти, а не четырёх фургонах, остаётся в собственности торговцев каравана, остальное – наше. Мы это кровью отбили у разбойников. Вот так, кто-то теряет, кто-то находит.

А там что?

– Чего ей надо, Ригер? – крикнул опекуну.

Перед ним молодая круглолицая тётка, что-то настырно ему объясняющая. По виду простолюдинка, такая, по идее, с офицером должна быть вежливее, даже почтительнее, кланяться низко, а не руками размахивать.

– Говорит, что служанка почти миледи. К вам просится пропустить.

– Чего? – не сдержал смешка. – Почти миледи? А она, случаем, ещё и не почти беременная?

Пошутил, и тут же дошло, что это означает. Я ведь тоже от момента прибытия в Неллерский замок до официального признания меня бастардом рода был почти милорд. В узких кругах посвящённых ко мне обращались как положено, а для остальных я был пацаном с неопределённым статусом.

Получается, в столицу везут кого-то, кому вскоре надлежит принять дворянскую грамоту. Почему в Рансбур? Так домен-то королевский. Похоже, такой же, вернее, такая же бастард, как и мы с Юлианой.

– Так что? – посмотрел на меня опекун.

– Так пропусти, – вскочил в седло.

Её звали Альбина, и она вся была такая из себя кругленькая во всех местах, лет тридцати, может, чуть больше.

Служила до недавнего времени в монастыре Наказующих помощницей кастелянши, пока туда, в Фадорскую обитель, не привезли инициировавшуюся крестьянскую девушку, почти девочку. И теперь Альбина вместе с неким наёмником Тимофеем по поручению аббата сопровождают юную магиню к королевскому двору, где в канцелярии её освободят от крепостной зависимости и выдадут дворянскую грамоту.

Что ж, я угадал, вернее, всё правильно рассчитал, почему речь шла о почти миледи.

– Мы ведь числимся слугами обители, ваше преподобие, – посмотрела она на меня преданными глазами. – Тимофей, он сильно ранен. Вы ему поможете?

Да понятно, помогу. Куда я денусь? Среди здешних церковников, надо отдать им должное, то есть нам, корпоративная солидарность на высоте. Какая бы грызня между собой ни была, помощь друг другу стараются всегда оказывать. Тот же родовой клан получается, только очень-очень большой.

Судя по заплаканным глазам, тот раненый наёмник Альбине не просто помощник, защитник и соратник. Уж мой-то опыт подсказывает, что с Тимофеем они провели немало приятных минут близости, и вовсе не платонической.

Поехал за ней, а монастырская служанка почти бежала. Торопилась.

Раненый полусидел на земле у заднего борта повозки, прислонившись спиной к доске, склонённой из фургона, будто сходни, закрыв глаза и держась обеими руками за живот, удерживая кровь. Серьёзная рана. Кто-то сильно пробил, раз даже пластинчатый бронзовый нагрудник не спас, прямо через него удар прошёл.

Господи, а это что за тощее большеглазое чудо свесило ножки с правой стороны кормы повозки и судорожно сжатыми кулачками держит перед собой кухонный нож? Не нож, тесак. Эй, девочка, война-то уже закончилась, пошли домой.

Одета очень прилично, только платье, кажется, всё же великовато. Эх, братья Наказующие, или как вас называют, псы Создателя, неужели нормально ушить не могли, раз уж не захотели по размерам выкроить? У меня в монастыре мастерицы брата Уно за четверть часа бы управились.

Вот ведь как смотрит на меня, словно на привидение, или больше похоже – как на явление самого Создателя. Я встретил вас – и всё былое в отжившем сердце ожило. А ведь девчонка-то, хоть и нескладная, но, чувствую, со временем первейшей красавицей вырастет. И такую сватают в орден Наказующих?

– Миледи Берта? – широко улыбнулся и спрыгнул с коня прямо перед ней. – Ты меня этим ножом встречаешь? Чем заслужил такое недоверие?

– Я… я не миледи, господин, – тихо ответила она. – А вы…

– Меня зовут Степ. Аббат Степ. Настоятель Готлинской обители. Давай всё же я ножик у тебя заберу, а то порежешься ещё, придётся и тебя лечить.

Чего же она так уставилась-то на меня, а? Неужто влюбилась? Не правда ль, вам была не новость смиренной девочки любовь? И нынче – Боже! – стынет кровь и что-то там далее.

К чему это я Александра Сергеевича вспомнил? Я же не Онегин, в самом деле, а она не юная Таня Ларина. Не иначе Берта чем-то меня зацепила всерьёз? Да ну, ерунда.

Вынул у неё из рук тесак и отдал Эрику.

– Помогите дяде Тимофею, – попросило юное создание.

– Обязательно помогу, – пообещал. – Не сомневайся.

Правда, сразу приступить к делу не смог, одна из необходимых энергетических нитей всё ещё не восстановилась до необходимой длины. Пришлось ждать минут десять. Зато переговорил с Бертой о ней самой.

Девочка очень смущалась и краснела, что для жгучей брюнетки весьма необычно, черноволосые землянки от волнения обычно бледнели, ну да ладно, какая мне разница?

О чём-то Берта явно недоговаривала, похоже, стеснялась, но в общем-то про её скудную жизнь до обретения дара я почти всё узнал. Там и жизни-то как таковой не было – прозябание, жалкое существование и постоянные обиды, наносимые окружающими, даже самыми близкими.