Наказующие сожгли, судя по количеству, только взрослых членов семьи, а детей и рабов удавили в петлях.

– К-какие же он-ни враги р-рода ч-человеческого, – пролепетала кандидат в сёстры ордена Наказующих. – Это же д-дети.

Сволочь я. Девчонка сейчас вот-вот расплачется. Понятно, этот урок ей может оказаться очень полезен, отвратить от ошибочного пути, но совесть-то мне тоже нужно иметь.

– Ладно, поехали, – позвал я её. – А ты кем думала стать в таком грозном ордене?

– Целительницей. – Она поехала рядом. – Я думала, буду там братьев и сестёр лечить.

Напряжена и явно боится оглянуться. Ничего, в столице к виду казнённых детей вскоре привыкнет, но первые впечатления и эмоции не забываются. Пусть жестоко, и всё же своего я явно добился.

Целительницей? Ещё чего не хватало. Не успел её оттащить от одного ордена, как она вот-вот сама додумается до вступления в другой. Не допущу. Нечего ей ни в одной церковной организации делать. Я и своему начальству про неё ни слова не скажу, а то знаю, наверняка вцепятся клещами, не оторвёшь. Каждый маг на счету.

– Берта, прости, – сокрушённо улыбнулся. – Ну какая из тебя целительница, а? У тебя же всего один оттенок зелёного, да и тот самый светлый.

Навожу тень на плетень. Разумеется, она по примеру моего приятеля Карла для лечения может использовать большое количество плетений и без зелёных оттенков совсем. Но для её же пользы, пока она ничего в магии не соображает, можно девочку немного и обмануть.

– Так что же мне делать? Я ведь одна совсем. Тимофей с Альбиной, они сразу же…

– Что значит одна? А я? – напустил на себя обиженный вид.

– Вы?! А вы согласитесь взять меня к себе?!

Она так обрадовалась, искренне и прямо светло, что мне даже как-то не по себе стало от своих меркантильных взрослых расчётов. Хотя почему меркантильных? Снова принялся себе врать? Никогда такого не было, и вот опять? Нет, не одним только голым расчётом я ведом. Всё гораздо лучше. Или хуже.

– Конечно соглашусь, – подмигнул. – И уверен, весь наш род тебе будет только рад. – Ещё бы, получить сильную магиню в вассалы, от такого никто не откажется. – Ты не устала? – проявил заботу. – А то давай в фургон. Я тут ещё одну историю вспомнил. «Принц и нищий» называется. Не слышала?

– Нет! – воскликнула она.

Мои сказки пользуются уже успехом. В искажённом виде они поползли и среди гвардейцев. Взрослые люди повелись на простенькие истории, будто ребятня. Пожалуй, в Паргее вскоре появятся народные сказки.

После полудня нам навстречу попался большой караван, длинный, как те электрички в Москву за колбасой в советские времена. Мои воины заставили его сползти на обочину, освобождая нам путь. Кому-то из возниц, оказавшихся не сильно расторопными, перепало плетьми или древками копий. Нравы-то здесь строгие, не забалуешь.

Отложив на время пересказ повести Марка Твена, вновь забрался в седло и накоротке переговорил со старшиной каравана. Интересно же, что в мире происходит.

Впереди – ну, тут ничего удивительного – идут боевые действия между баронскими группировками, поддерживающими разных претендентов на графство, и шалят разбойники. Мне ничего не грозит со стороны вторых из-за внушительной охраны и со стороны первых по причине моего духовного сана. Всё же бароны здесь не временщики-иноземцы, а местные. Ссориться с церковными орденами для них, что называется, себе дороже.

– А там что у тебя за рвань в хвосте обоза? – спросил старосту милорд Монский, высмотрев, глазастый он у меня, что позади каравана тянутся полтора десятка телег.

– Это барона Кронта бывшие крепостные крестьяне. Он их продал. Переезжают в вымершую прошлой осенью деревню барона Амстата, – устало объяснил караванщик.

– Даже так? – удивился я. – Надо же, как тут всё устроено, милорд, – обратился к вассалу. – В королевском домене королевские же законы не исполняются. Счастливого пути, – благословил старосту и его начальника охраны, капитана наёмников.

Наглядное подтверждение, что дела в Кранце идут скверно. Нет, когда в каком-то аристократическом роду происходит раскол, а такое, увы, порой случается, то канцелярия монарха старается в эти внутренние разборки не вмешиваться, Агния рассказывала. Пусть члены герцогского или графского родов сами между собой выясняют, кому носить обруч владетеля, король или герцог вмешаются, только если законных наследников не останется.

И всё же мне почему-то кажется, что моя мачеха, Снежная королева Мария, не допустила бы междоусобицы в любом из своих графств, как не позволила бы и продавать крестьян без земли, что, на минуточку, запрещено законами ещё четырёхсотлетней давности. Но раз уж и их нарушают, значит, в королевском домене дела и в самом деле плачевны.

Трястись в седле мне надоело, хотя погода как по заказу исправилась. И состояние тракта всё лучше. Только не из-за того, что при приближении к столице за дорогами усерднее приглядывают, а просто просохло и новых дождей вроде не намечается.

Так что, забравшись в фургон, завершив рассказ Берте и греющим уши служанкам о принце и нищем, я следующие четыре дня пути покидал свой дом на колёсах, только чтобы поесть, проветриться или справить нужду.

Следующий крупный город, за который сейчас и боролись двое претендентов – на постоялом дворе, где мы заночевали, объяснили, что воюют между собой брат со старшей сестрой, – показался всего через три часа, как мы начали движение. Так что несмотря на умоляющие взгляды моих девчонок, я распорядился в Масторск не заезжать, свернув на объездную дорогу. Отправил только интенданта с десятком солдат и одной повозкой закупиться необходимым для дальнейшего пути.

Служанки мои, хоть я и сменил давно гнев на милость, всё же заметно присмирели, а с Бертой себя вели очень почтительно. Правы американцы, иногда с помощью доброго слова и кольта можно добиться намного большего, чем с помощью одного только доброго слова. Девчонки урок получили, надеюсь, впрок он им пойдёт надолго.

Рассказывать байки мне надоело в первый же день – я им всем тут кто? Ганс Христиан Андерсен, что ли? – поэтому дальше ехал, читая истории о путешествиях, иногда отвлекаясь на повторение нужных плетений. О тренировках, разумеется, не забывал. На привалах утром и вечером гонял себя до седьмого пота при содействии Карла и баронета Бюлова. Капитан тоже неплох весьма в наставничестве, пару трюков показал, ранее мне не известных.

Несколько раз мои разведчики обнаруживали на нашем пути следы подозрительной активности, только, похоже, у разбойников имеются соглядатаи в поселениях, придорожных трактирах и на постоялых дворах, через которые мы проезжали, и шайки спешили убраться от нас подальше. Мой крупный отряд им не по зубам, даже реши они собраться в кучу со всей округи.

Через неделю после Масторска, обогнав очередной попутный обоз – по мере приближения к столице они попадались всё чаще, – наш караван начал забираться на длинный подъём. Оповещённый капитаном, что мы близки к цели нашего долгого путешествия, я вновь забрался в седло и галопом догнал авангард, а спустя каких-то пять минут с высоты взгорка передо мной открылся Рансбур, столица королевства.

В свете яркого полуденного солнца он смотрелся великолепно. Действительно белокаменный, как на той школьной картинке, которую Степ видел у директора. Высокие стены. Насколько? Ну, отсюда, с расстояния в пару миль сложно сказать, но точно не ниже пятиэтажного дома, а круглые башни так и на все восемь потянут.

Городу более пятисот лет, он рос, много раз перестраивался, дважды разрушался армией врагов, однажды, восемьдесят пять лет назад, почти весь сгорел, когда войска герцогств им завладели в результате многочисленных штурмов.

Тем не менее сейчас Рансбур выглядел как новенький. Впрочем, подъедем ближе, вполне возможно, обнаружу морщины на его облике. Заранее-то зачем делать выводы?

Обернулся к Ригеру с Эриком, спросил:

– А капитан-то наш чего отстал?

Ответил Карл:

– Уже распределяет, кому в запасные казармы пригорода, а кому с нами ехать. Вон он, спешит сюда.

– Ваше преподобие, – подскакал баронет Леон рысью. – Вам, наверное, не нужно нас ждать. Я имею в виду мою роту. Здесь-то теперь уже не нападут крупными силами. – Он улыбнулся. – А мне ещё надо решить вопрос с начальником гарнизона, где разместиться. Как устроимся, я вас найду и доложу. Вы же в прецептории будете?

– Как примут, – пожал плечами. – Должны пригласить, но я бы, честно говоря, подыскал себе отдельное жильё. Хотя первое время да, наверное, там. Карл, действительно, давай не будем ждать фургонов, поехали пока без них. Только сначала… Ник, позови миледи Берту.

Рансбур. Подземелье прецептории ордена Молящихся. Его преосвященство виконт Филипп Бианский, заместитель прецептора, главный инквизитор королевства Кранц. В это же время

– Это была чудовищная смерть, – рассказывал поднимавшийся за ним брат Алекс, мастер-дознаватель, один из лучших в своём деле. – Любая пытка лучше того, что ему пришлось испытать. Вы же видели сами, во что превратилось его тело. Брат просто сгнил заживо.

– Почему мне не сообщали? – Он говорил тихо и не оборачивался, привык, что его все слушали очень напряжённо и внимательно, не пропуская ни одного слова. – Почему я узнал о странной и страшной болезни Леопольда только вчера, если его муки длились уже три недели?

За толстяка убедительно попросили, и главный инквизитор поручил провести не слишком глубокое расследование. Вина бывшего готлинского монаха была ясна, и с его наказанием – ссылкой в горный монастырь – решили всё заранее. А тут вдруг такая незнакомая и страшная болезнь, превратившая цветущего здорового мужчину в обезображенный язвами, почерневший труп с вытекшими глазами и сгнившим лицом, на котором не осталось ни носа, ни губ. Так и умер брат Леопольд в изоляционном колодце среди собственных нечистот.

– Брат Кирилл сказал, что нужно сначала разобраться, что за болезнь, прежде чем вам докладывать. – Брат Алекс отвёл вину от себя на старшего тюремщика.

– Разобрались? – усмехнулся виконт Филипп.

Они дошли уже до середины винтовой лестницы из глубокого подземелья, и инквизитор почувствовал, что ему нужно немного передохнуть. Он остановился. Поднимавшийся впереди с горящим факелом монах сделал то же самое.

– Нет, ваше преосвященство. Все наши лекари и целители оказались бессильны перед этой неведомой болезнью. Попросили посмотреть декана лекарского факультета, он-то и сказал, что это может быть результатом заклинания отложенной смерти. Тогда и поспешили доложить вам.

Инквизитор сам являлся одарённым, его источник имел девять оттенков магической энергии, и ещё месяц назад он бы не поверил, что столь могущественное плетение, как отложенная смерть, могло быть кем-то применено, тем более в отношении обычного плутоватого и вороватого монаха. Однако теперь, после известий об удивительной силе, проснувшейся при инициации у готлинского настоятеля, виконту Бианскому всё стало ясно, едва ему описали происходящее с братом Леопольдом.

Чуть отдышавшись, он продолжил восхождение. Пятьдесят лет для мага не возраст, но Филипп не очень заботился о своём здоровье, любил проводить время в компании весёлых девиц, снимая напряжение от постоянных участий в допросах, пытках, казнях, интриги же сами находили его.

В последнее время слишком часто и много стал пить, пристрастившись к креплёным торнейским винам. Спасибо племяннику и его целительской магии, иначе допросные подвалы пришлось бы посещать на руках рабов.

Что же делать с выявленным обстоятельством? Следует ли предавать огласке факт самочинной расправы аббата Степа над братом по ордену? Не имел права готлинский настоятель вершить суд и расправу.