В толпе Станислав увидел знакомые лица – по улице шли друзья молодого царя, которые его из плена колдушки вызволили. Один из них смурной да черноволосый, второй явно дурачком прикидывался. Глаза у него добрые-добрые, но Станислав успел заметить, что ум в них светился острый.

Они его не узнали, мимо прошли. Видать, поручил им что-то царь иль сами прогуляться по столице решили. Судя по их лицам, нечасто им доводилось в больших городах бывать.

Станислав дальше пошел, через площадь, мимо резных идолов, мимо общих бань, туда, куда влекло его сердце. Он не сказал матушке, что давно влюблен в одну девушку, да такую, от одной мысли о которой у Станислава голова кружиться начинала.

Малушу он встретил случайно, когда гулял по городу. Она с подругами была, Станислав один, как всегда. Одна из девиц его узнала, кланяться начала, остальные за ней повторяли, а Малуша стояла столбом и таращилась на него глазами ясными, как небесная высь. На душе у Станислава неспокойно стало, смотрел он на нее в ответ, взгляда отвести не мог. Потом заметил и косу русую, и фигурку ладную, но прежде всего поразили его ее глаза.

Узнал он, где дом ее стоит, да стал мимо ходить, надеялся, что выйдет девушка на порог, но той все не было. Батюшку ее видел, матушку, сестер младших и брата, а Малушу долго ждать пришлось – как узнал потом, болела она. Зато когда здоровье ее поправилось, еще красивее стала. Хотя, думалось Станиславу, красивее просто некуда.

Хитростью столкнулся он с ней в переулочке, выбил из ее рук корзинку, а как яблоки по земле покатились, собирать их принялся. Вышло так, что пальцы их соприкоснулись, Малуша зарделась сразу, но руки не отдернула. С тех пор они встречались на окраине города, где не было любопытных глаз. Там и узнал Станислав, что назвали ее родители Младой, а Малушей ласково кликали.

– Тогда и я тебя так звать стану, – сказал он в тот вечер.

– Зови, коль намерения твои тверды, – отвечала Малуша, прикрывая улыбку пухлой ладошкой.

Она сразу поняла, что Станислав их встречу подстроил. Позже оказалось, что Малуша наблюдала за ним из окна, когда он кружил у ее дома. Неловко было Станиславу, но чего уж стесняться, когда сердце огнем горит? И Малушино сердце тоже горело.

Станислав обошел крайний двор и нырнул в густой сад. Сразу увидел белевший впереди сарафан, шагу прибавил, обхватил Малушу сзади и прижал к груди. И так ему хорошо стало, спокойно, все переживания отступили.

– Будет, будет! – рассмеялась Малуша. – А коль не я бы это оказалась?

– Тебя узнаю даже в темноте, – горячо ответил Станислав.

– Что новый царь решил? – обеспокоенно спросила она. – Не стал гнать тебя из столицы?

– Не стал. Только Доброгнева прочь отправил, но оно и к лучшему.

– Зол ты на батюшку. – Малуша на носочки встала, прижала к щеке Станислава ладошку. – А у меня есть вести добрые.

– Неужто? Какие?

– Матушка и батюшка к бабушке уехали, вернуться нескоро обещали. И малышню с собой забрали.

– И что ж ты, одна совсем? И не страшно тебе?

– Страшно, конечно, – хихикнула Малуша. – Останешься со мной? Чтобы защитить вдруг что.

Станислав не знал, от чего защищать ее придется, но с готовностью кивнул. Кто бы ни напал на нее, кто бы испугать ни пытался – что угодно сделает, лишь бы любимая была в безопасности.

Они дождались, пока стемнеет окончательно, и пробрались к дому. Пришлось скрываться, чтобы соседи чего не подумали да родителям Малушиным не рассказали.

Бывать в доме любимой Станиславу еще не доводилось, и в уютной горнице он почувствовал себя чужим. Красиво в ней было, чисто и уютно, но просто, совсем не так, как в царских палатах. Здесь даже пахло иначе и дышалось легче.

– Красиво у вас, – сказал он, неловко присаживаясь на табурет у стола.

– Матушка расстаралась, – не без гордости ответила Малуша. – У батюшки я настойку нашла, малиновая, умереть можно, какая вкусная! Будешь?

Станислав удивился, но кивнул. Очень уж хотелось ему на Малушу посмотреть да представить, что это их дом, что живут они вместе и не нужно им скрываться от глаз посторонних.

Пока он смотрел по сторонам, Малуша поставила на стол соленья, кружки, мед и ту самую настойку в пыльном бутыле, а рядом деревянную стопку. Станислав открыл бутыль, понюхал и тут же отпрянул.

– Крепко! – выдохнул он.

– Такой ты смешной! – хихикнула Малуша. – Она сладкая как мед.

– Ты что ж, пила?

– Батюшка на поминки дедовы наливал, – призналась Малуша.

– Что ж… Хорошо, давай попробую.

Налив настойку в стопку, Станислав еще раз понюхал ее и едва не скривился. Ничего крепкого он отродясь не пил, даже от пива и медовухи старался держаться подальше, но раз Малуша просит… Почему бы и нет?

Одним глотком Станислав опустошил стопку, громко выдохнул и почувствовал, как жидкое пламя разливается по хребту.

– Ну, как тебе? – Малуша оперлась локотками на стол и заглянула ему в глаза.

– Горько… А теперь сладко, – удивленно пробормотал Станислав. – И правда малина!

Рассмеялся, и вдруг так хорошо ему стало! Легко, тепло в груди, еще и щеки зарумянились.

– Ты бери, бери соленья! – захлопотала Малуша. – Не стесняйся!

Долго они за столом просидели: уже и звезды в небе появились, и месяц поднялся. Станислав ел, пил настойку и с каждой стопкой все свободнее себя чувствовал. И стало ему казаться, что так жить правильно: честным трудом зарабатывать, дом содержать в порядке, жену любить, а там и детей завести.

– Поздно уже, – вдруг спохватилась Малуша. – Тебя матушка искать не станет?

– Взрослый я уже, – отмахнулся Станислав. – Что хочу, то и делаю.

Проснулось в нем желание похулиганить, захотелось прямо сейчас встать, вернуться в крепость и все отцу высказать. А может, и подраться с ним!

Станислав не заметил, как Малуша с табурета соскользнула, ближе подошла, за руки взяла его. Как завороженный встал и за ней пошел, увлекаемый блеском ее глаз. Смотрел только на лицо любимой, на щеки горящие, на полные губы, оторваться не мог.

Когда она толкнула его на постель, не сопротивлялся, разлегся вальяжно и спросил:

– Здесь я спать буду?

– Коль захочешь.

Станислав не ожидал, что Малуша подол приподнимет и на колени ему сядет, полными бедрами сожмет его и вперед подастся, да так, что носы их коснутся друг друга.

– Ты что делаешь? – пробормотал он, стараясь не выдать своего смущения.

– Люблю я тебя, – прошептала Малуша. – И твоею быть хочу!

– Руки я твоей не просил еще, батюшка твой…

– Нет здесь ни батюшки, ни матушки, только мы с тобой. Я доверяю тебе как себе, точно знаю, что ты от меня не отвернешься. Так чего нам ждать?

Руки сами собой на ее округлых бедрах оказались, губы прильнули к губам. Сам не понимал Станислав, что делает, но старался как мог.

Малуша отстранилась, помогла ему сарафан с себя снять, и увидел Станислав то, что от чужих глаз скрыто было. Обомлел, глазел, должно быть, долго, потому что Малуша вдруг стыдливо прикрылась и опустила голову.

– Что же ты? – взволнованно спросил Станислав.

– Не по нраву я тебе? – тихо спросила она.

– Да я никого красивее в жизни не видел! – восхищенно воскликнул он. – Малуша, красавица моя, стыдиться тебе нечего!

Станислав обнял ее, поцелуями покрыл округлые плечи, белую шею, мягкие руки. Сердце его колотилось в груди молотом, шум в ушах такой стоял, что он не слышал ничего.

– Тогда пообещай, что я стану твоей женой, – тихо попросила Малуша.

Что угодно он пообещать мог, на что угодно согласиться. Один вид ее такое пламя в груди разжигал, что Станислав думать не мог, только и делал, что вздыхал порывисто и руками мягкое тело оглаживал.

– Станешь, – прошептал он на ушко Малуше. – Чем хочешь поклянусь!

Не пришлось ему клясться, открыла она свои объятия для него. Приник Станислав к ее груди, себя не помня. Как они так близко оказались – не понял, как оказался над Малушей – тоже. Знал лишь, что только она нужна ему, и если не будут они вместе сейчас, то он умрет.

Не вскрикнула Малуша, только ногами его сильнее обхватила, а Станислав задыхался от удовольствия. Он даже подумать не мог, что быть с любимой женщиной так хорошо, что каждое касание воспламеняет что-то внутри.

Станислав уснул, выбившись из сил, а когда проснулся, уже солнце в окошко светило и птицы пели. Малуши рядом не было, только подушка смятая.

Сел он, и движение это такой болью в голове отозвалось! Станислав согнулся, зажал рот ладонью, чтобы рвоту сдержать, зажмурился. Так худо ему никогда не было!

– Проснулся? Уже и петухи пропели, и… Что с тобой?

Станислав поднял голову и попытался улыбнуться, но вышло скверно.

– Думаю, от настойки плохо стало.

– А, так опохмелиться надо! – Малуша рассмеялась. – Батюшка мой всегда так делает, если перепьет. Одевайся, и пойдем.

Стыдно смотреть на нее было, потому одевался Станислав впопыхах – хотел побыстрее покинуть дом, но, выйдя в горницу, увидел, что Малуша заварила трав и переливает настой в кружку.

– Помочь должно, – сказала она.

Станислав выпил, поморщился от горечи. Все никак не мог собраться и взглянуть на любимую – прошлая ночь из памяти стерлась, помнил только рот ее горячий и истому, охватившую тело.

– Пожалел о том, что сделал? – спросила вдруг Малуша.

«Помнил бы я еще, что делал!» – с тоской подумал Станислав.

– Нет, – соврал он.

– Теперь тебе придется к батюшке сватов отправлять.

– Отправлю.

Станислав сидел за столом, а мысленно уже по улицам Ярилова града мчался. Домой хотелось, как же хотелось домой!

– Идти тебе пора, – будто поняв все по его лицу, вдруг сказала Малуша. – Плохо будет – попроси пива.

– Хорошо.

О соседях беспокоиться Станислав не стал, просто вышел из дома и побрел в сторону крепости. А чего теперь бояться, если все уже сделано? Отдалась ему Малуша, он жениться пообещал, теперь хочешь не хочешь, а сватов отправлять придется. А коль она еще и понесет…

Тошно ему стало от самого себя, нутро узлом скрутило. Чудом до крепости дошел, поднялся на второй этаж и в комнату свою проскользнул. Там стянул рубаху, Малушей пропахшую, и на постель упал.

– Натворил ты дел, да?

Станислав даже головы не поднял, только глубже носом в одеяло зарылся.

– Нигде от тебя не скрыться, – буркнул он.

– С девицами развлекаться не грешно, но Малуша-то девушка непростая, батюшка ее во дворец вхож, к царю…

– Новый царь у нас. Может, больше не будет он батюшке Малушиному благоволить.

– Любишь ее?

Станислав лег на спину, в потолок уставился. Долго думал, потом повернул голову, посмотрел на сестру, за столом сидевшую, и ответил:

– Люблю, кажется.

– Значит, женишься.

– Значит, женюсь, – эхом откликнулся Станислав.

Да только не чувствовал он счастья. На шее будто петля затягивалась.

Глава 4. Ярина

Очнулась она спеленатая, как новорожденный. Ни неба, ни земли не видела – только темноту, а когда шевелиться пыталась, раскачивался кокон, в который ее завернули. Тихо вокруг было, только деревья стонали да ветер пел.

– Батюшка? – выкрикнула Ярина, отчаянно пытаясь выбраться. – Батя?!

Никто не откликнулся. Голова отозвалась на крик болью, и Ярина вспомнила, что последнее видела перед тем, как провалиться в липкую темноту: батюшка заносил над ней топор.

Она мотнула головой, зубы сжала. Не могло такого быть! Чтобы батюшка да ударил ее? Немыслимо!

Ярина разозлилась, принялась зубами рвать ткань, которой ее спеленали. Кое-как освободила руки, вцепилась в полотно и давай драть его, словно кошка. Столько в ней злости было, столько обиды! Да кто ж так с людьми поступает?!

Ткань поддалась, затрещала, Ярина вцепилась в края дыры и потянула в разные стороны что было духу. Сперва увидела серый свет, затем деревья, а потом кокон разорвался – и она выпала из него. Больно ушиблась, и колени, и локти содрала, перевернулась на спину и уставилась в серое небо, проглядывавшее сквозь ветки.

– Что ж это творится-то? – пробормотала Ярина, переведя дух.