В коридоре действительно раздаются быстрые шаги, Соня разворачивается к двери. В кабинет втекает темнота, пахнущая дымом, и собирается по углам. Николай ставит невидимые щиты, чтобы загасить ощущение вязкого и липкого прикосновения к коже. Сергей мотает головой, Яна спокойна как удав.

– Не опоздал? – Кирилл рывком заходит в кабинет и падает в первое попавшееся кресло у двери. Варя укоризненно окидывает взглядом его растрёпанный вид: мундир распахнут, расхристанная рубашка.

– Как раз вовремя. Кирилл, расскажи, что ты узнал. И, думаю, нам всем не помешает что-то крепче кофе.

Николай подходит к шкафу в углу, чтобы достать графин с тёмно-красной жидкостью: в свете пламени та переливается багровым, как кровь. По крайней мере, ему настойка точно нужна.

Расставив на столе шесть стопок, он вынимает пробку из графина и внимательно следит за Кириллом, чтобы не натворил лишнего, а тот пересаживается на свободное кресло, достаёт пачку сигарет, и тень проявляется, льнёт к нему, вьётся по плечам. Кирилл берёт стопку и вертит её между ладоней, рассказывает спокойно и размеренно, будто лекцию читает:

– Я расспросил всех, кто знал ребят. Преподавателей, соседей по комнатам, сокурсников. Никто ничего не видел. Все трое оказались одни, следов нет, каждый исчез в коридорах то ли поздним вечером, то ли ночью. На ужине их видели, потом нет. А спохватились только на следующий день. Преподаватели хотят ввести комендантский час и запретить гулять поодиночке. Но это Академия, а не школа, многие не согласятся с таким режимом.

– Но хоть какие-то зацепки? – Соня обходит кресло и берёт свою порцию, принюхивается, но не пьёт.

– Кажется… но я не уверен… я смог выйти на след. Но тот уводит в мир теней, и мне нужно пойти туда. Одному, – веско добавляет Кирилл и опрокидывает настойку.

Николай удивлён: вот этого в отчётах не было. Интересно, почему Кирилл не рассказал раньше? Не успел? Или не хотел, пока не проверит? И вот серьёзно: Кирилл что, один сунется проверять? Николай надеется, что не выдал себя ни единым движением, но всё-таки незаметно касается пальцами левого запястья. Ничего. Пустота.

– Вот как? Я верно понимаю, что у тебя это займёт какое-то время? – уточняет Соня. – И лекции…

– Замену я нашёл.

– Что ж, я сама поговорю с ректором, чтобы твоё отсутствие не выглядело как побег. – Соня делает маленький глоток настойки и довольно улыбается. – Вкусно. Не поделишься бутылочкой?

– Извини, нет, – вежливо отвечает Николай.

– Хорошо. Теперь расскажите, что в городе. Нам показалось по последним отчётам, что теней в городе больше, – Соня всё-таки садится в кресло и продолжает попивать настойку, пока Николай на пару с Сергеем рассказывают про последние прорывы и приводят статистику. Кирилл явно думает о своём и то и дело косится на экран телефона. А тень вьётся и вьётся…

Николай до сих пор смутно помнит их возвращение. Он едва соображал. Как сказали лекари, сильнейшее отравление тенями. А хуже всего то, что Кирилл пропал и не выходил на связь, хотя Николай знал: тот в Москве и не остался в мире теней.

А потом появился как-то вечером на пороге квартиры. И Николай чуть не шарахнулся от ощущения тени – так близко. В самом Кирилле. Он не успел даже ничего сказать, как Кирилл усмехнулся, просипел: «А чего ты ждал?» и тут же: «Буду в Службе через пару дней». И ушёл. А Николай не позвал обратно – и за это ненавидел себя больше всего. Он растерялся – и считал, что эта растерянность стоила ему якоря.

– Спасибо. Я узнала всё, что хотела. – Соня поднимается и подхватывает папку. – На связи, Николай. Кирилл, я дам знать, как договорюсь с ректором. И с тебя тогда общая лекция. И настойка чудесная.

Соня уходит первой, за ней остальные, и только Кирилл остаётся то ли задумавшись, то ли желая обсудить что-то ещё. Николай доливает им обоим по стопке, но сам пьёт не сразу. Он думает о здании, которое показала Аманда. О том, что там слишком много теней. О том, что Кирилл хочет идти один – не слишком ли это опасно? Впрочем, стражи рискуют собой каждый день.

– В городе больше прорывов теней, – вместо этого говорит Николай.

– Я заметил. Что ты так удивлённо смотришь? Я слежу за отчётами.

– Ты же больше времени проводишь в Академии, а не на выездах. Расскажешь, куда собрался один идти? Может, соберёшь тройку, возьмёшь Сашу как печатника?

Кирилл откидывается в кресле и смотрит на него из-под полуприкрытых век.

– Нет. Я не знаю, куда ведут следы. Мне нужно самому проверить, чтобы никто нечаянно не пострадал. Ни Саша, ни кто-то ещё. Но я скину тебе примерный расчёт, чтобы ты знал, где искать мой хладный труп.

Николай не улыбается в ответ на шутку. Вздохнув, Кирилл продолжает:

– А ещё надо посмотреть, откуда идут последние прорывы. Ну так, как вариант.

– И отправить следопытов?

– Ага, пусть смотрят, может, там какая-то вечеринка теней, а мы и не знаем. – Кирилл закуривает. – Кстати, о вечеринках. Пора думать о ежегодном вечере памяти. Где в этот раз?

– Понятия не имею. – Николай, конечно, не забыл, что Варя занята многими другими задачами, но ведь обычно она организовывала этот вечер. – Я подумаю.

– Давай Сару попрошу. Что, зря у неё свой клуб?

Николаю вдруг кажется, что всё как прежде. И что даже запястье привычно пульсирует, и нет тени внутри Кирилла, и не надо думать про встречи с Управлением или пропавших без вести студентов, от мысли о которых так больно и горько. И что можно подняться на крышу Службы и смотреть на город, который укрыт защитой стражей, и передавать друг другу термос с кофе, рассуждая о планах на выходные, если те случатся.

Кирилл отвлекается на жужжание телефона и вскидывает брови, а на лице непривычно благостное выражение, которого Николай не видел… да чёрт знает сколько. Ну ничего себе!

– Как тебе Академия? – аккуратно спрашивает Николай.

– Угу, – невпопад отвечает тот. – Да хорошо всё. По утрам бегаю в лесу, там классно.

Кирилл. Бегает. По утрам. Николай допивает настойку и морщится – не от вкуса, а от неприятного разговора на днях, после которого его личная жизнь совершила очередной виток в одиночестве. Мысль не то что саднит, но… хватит уже думать, будто найдётся та женщина, которая примет всё то, что он носит в себе.

– Ладно. – Кирилл выключает телефон. – Мне пора. А у тебя тут явно планы на настойку.

– Да нет, нужно спуститься в лабораторию… забрать кое-что для зелий. И успеть до шести, а то вечером я занят.

– Что, опять свидание?

– Нет. Тренировка.

Кирилл поднимает брови и выразительно смотрит на Николая – «Серьёзно?» – но он только плечами пожимает. Ладно, пусть не совсем тренировка, но сейчас обсуждать всё это совсем не хочется.

Перед тем как выйти из кабинета, Кирилл выпивает ещё одну рюмку настойки и хитро прищуривается:

– Она ведь настояна на крови?

– Нет, – Николай усмехается, – на ягодах мира теней.

Когда Кирилл выходит, огни в лампах резко тускнеют.

Глава 4

Кристина с первого дня полюбила Академию: за разноцветные витражные окна, через которые преломляются солнечные лучи; за просторные аудитории, в которых пахнет то солью, то землёй, то углями в костре, а с ладоней магов срываются почти видимые заклинания; за сосны, что вздымаются за воротами старых стен; за уютные комнатки общежития.

А ещё за озёра. Дорога от ворот, укутанная спокойствием сосен, выходит прямо на пляж залива Москвы-реки и к сети озёр Серебряного Бора. Кристина верит, что вся зелёная территория Строгинской поймы когда-то была зачарована магами, как ещё объяснить, что в получасе от метро находится такая истинно зелёная зона, созданная для стихийников?

И как же красива гладь воды под светом луны! И в отсветах большого города.

До пляжа идти всего десять минут, и, как говорит Ада, которая души не чает в истории, это всё ещё территория Академии – часть пляжа отгорожена высоким каменным забором. Вот только Ада не понимает, почему Кристина даже в холодном сентябре ускользает из тепла и уюта ламп с живым огнём для того, чтобы поплавать. Кристина объясняла ещё в прошлом году: они с детства с семьёй купались если не круглый год, то осенью точно. Мама собирала корзину для пикника, заваривала крепкий сладкий чай и обязательно брала много тёплой одежды. Лиза с визгом врывалась в воду – казалось, от одного только упрямства, потому что быстро мёрзла и вылезала обратно. А Кристина со временем привыкла часто-часто двигаться и плескалась целый час или даже больше, пока её с берега не начинали звать. Отец к тому времени уже разводил костёр и нанизывал сосиски на шампуры.

Теперь, когда мамы нет, Кристина плавает в озере, чтобы помнить те дни – и её тёплую улыбку, и дрожащую от холода сестру в пушистом огромном пледе, и веселье отца, когда он, обжигаясь, снимал поджаренные до корочки сосиски. Дни, полные умиротворения и счастья – не считать же за беду перепалки с сестрой за последний кусочек консервированного ананаса!

Сегодня вечер хорош как никогда. Тихий, с прелым запахом осени и каким-то едва уловимым следом лета, будто оно забралось последними лучами солнца в эти дни и осветило их, обдав августовским теплом. К ночи, конечно, станет холоднее, и Кристина хочет успеть застать часы перед закатом – сегодня лекции закончились в три дня, их отпустили на практику. А вечер оказался свободным. Ада звала в рок-н-ролл бар, Лиза – в караоке, но Кристина мечтала побыть в одиночестве. Ведь можно назвать одиночеством то, когда твои мысли почти все заняты одним… мужчиной?

Кристина пристраивает рюкзачок в корнях сосны, похожих на домик лесной ведьмы, и первым делом снимает ботинки и шерстяные носки – они пригодятся потом, когда она вынырнет из холодной воды. А пока – заколоть волосы крабиком, подвернуть вельветовые брюки и отправиться к воде, чтобы коснуться её пальцами. Вечерний песок холодит ступни, но в рюкзаке припасён термос с чаем. Отчего-то сейчас даже нет тревоги, будто солнце, сосны и сам лес оберегают от любого зла, хотя Ада тревожилась и советовала остаться в Академии, под защитой печатей. Вода, конечно, прохладная – по ощущениям Кристины, кто-то бы и вовсе сказал, что ледяная. Любуясь на отражение солнца в зеркальной глади, она думает, не врут ли легенды, которые говорят, что раньше весь мир был населён духами стихий. Те жили в воде, в кронах деревьев, в камнях и приносили на своих крыльях ветер. А существовали ли тогда тени?

Она бы спросила у Кирилла Романовича… если бы не робела так.

Особенно после утренних прогулок. Каждое утро Кристина выезжала на велосипеде, одновременно надеясь на встречи и в то же время страшась их, а потом страшно смущалась, когда всё-таки видела сухощавую фигуру в чёрной толстовке и шортах. Часто Кирилл Романович бегал рядом, и Кристина каждый раз опасалась врезаться в дерево, если засмотрится на эти ловкие движения и рывки.

Но то утром. В лесу, где они оказывались наедине и редко говорили о тенях. Ей казалось, Кирилл Романович будто отдыхает на этих встречах, а ей не хотелось его беспокоить неуместными расспросами.

Когда ступни привыкают к воде, Кристина возвращается на берег и быстро стаскивает свитер и брюки, аккуратно развешивая их на корнях, выпирающих из земли. Пальцы касаются шероховатой коры, а хотелось бы коснуться тыльной стороны кисти Кирилла Романовича, но Кристина тут же гонит эти образы – ну что за глупость! Он ведь взрослый мужчина, преподаватель! И плевать, как сильно заходится её сердце, стоит услышать его голос, или как тянет задержаться в аудитории после лекций. Вряд ли ему интересна юная студентка, да ещё и далёкая от его жизни: от теней и сражений. Может, у него вообще уже появилась женщина, с которой он и проводит вечер.