Девочка начала открывать и закрывать рот, как рыба, вынутая из воды. Однако ее дыхание оставалось ровным, грудь ритмично поднималась и опускалась. Из глубин ее горла вырвался тихий, с присвистом, стон.

– Стелла, постарайся ее согреть, – велел папа. – Я вызову помощь.

Он снял с базы беспроводной телефон и зубами вытянул антенну.

Мама принялась вытирать девочку насухо, энергично орудуя синим полотенцем. Оно мгновенно испачкалось. Интересно, не этим ли самым полотенцем пользовалась я, когда вылезала из ванны?

– Я хочу вызвать скорую. Мы нашли девочку в лесу возле нашего коттеджа. На вид шесть или семь… Да, она дышит. Да, в сознании… Вы не понимаете. Мы нашли ее на улице, в грозу. Ей нужна медицинская помощь… То есть как – не можете?

Схватив еще одно полотенце, мама удвоила усилия. Голова девочки моталась из стороны в сторону.

– Что? В каком смысле не можете никого сюда отправить?

С каждым словом папин голос делался громче, в нем звенело непривычное напряжение.

Я осторожно слезла с коленей Мони и укрыла девочку одеялом – снаружи осталась торчать только ее неподвижная голова. Мама спрятала лицо в ладонях. Ее пошатывало. Не знаю, то ли от усталости, то ли от страха. Может, из-за всего вместе.

– Пожалуйста… Прямо с утра. Шериф Ванденберг, он меня знает. Передайте ему, что дело срочное. Патрик Пэк. – Он продиктовал по буквам.

– Ей нужна ванна. Согреться, – наконец подала голос Мони.

Вскинув голову, мама встретилась с ней взглядом и кивнула.

– Пойду наберу воду.

Она погладила меня по голове, давая понять, чтобы я оставалась на месте.

Папа опустил телефон и несколько секунд постукивал металлической антенной по ноге.

– Сегодня они не смогут сюда добраться, – наконец произнес он.

– Что?

– Дороги подтоплены и заблокированы поваленными деревьями. Говорят, если она не ранена, нужно просто держать ее в тепле и следить, чтобы не было обезвоживания.

– До каких пор? – неожиданно резко спросила мама, повернувшись на лестнице и сжимая рукой перила.

– Не знаю, Стелла. – Отец нахмурился. – Вероятно, до их прибытия.

Краткий миг нежности, связавшей их тогда, в зеркале, теперь казался бесконечно далеким, словно канул в ночную тьму.

Мама смерила взглядом существо, потревожившее ее последний отпускной вечер. Будто школьница, готовая испепелить того, кто испортил всему классу экскурсию. Мамина холодность неприятно меня поразила. Где та женщина, которая плавала со мной в озере, расслабленно взмахивая руками, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону? Которая нежно вытирала меня полотенцем, когда мы выходили из воды…

– Ладно, давайте ее согреем, – сказала она.

Как только ее усадили в медную ванну наверху, девочка завопила. Папа накричал на маму, обвинив ее в том, что вода слишком горячая и она не проверила как следует. Тогда мама предложила ему сделать это самому.

Вода помутнела от грязи. Я сидела на крышке унитаза, поджав ноги и закрыв уши руками, чтобы не слышать криков. В конце концов после уговоров Мони девочка успокоилась. Она не сводила с Мони по-оленьи больших сияющих глаз, как будто находя утешение в том, чтобы просто смотреть на нее.

Девочка не выказала беспокойства, когда ее нарядили в мою пижаму. Леггинсы были слишком велики, кончики пальцев едва выглядывали из рукавов рубашки.

– Подержи ее секунду, Стелла, – попросил папа. – Хочу измерить ей температуру.

Мама со вздохом усадила девочку к себе на колени, смирившись с абсурдностью положения, и даже чуточку оттаяла, словно вынутый из холодильника кусочек масла.

И тут девочка закашлялась.

С булькающим звуком ее вырвало прямо на маму. Темная грязная жижа ядовитым зельем растеклась по коленям.

Глава 4

День труда, 7 сентября 2020

Я смотрела на блестящую гладь озера – круг света посреди непроницаемо-черного зрительного зала. Верхушки деревьев покачивались, наблюдая с высоты за тем, что происходит внизу.

Той ночью на озере я не могла кричать.

Фонарь на крыльце слабо мерцал, словно боясь пролить свет. Длинный причал доска за доской уходил в бесконечность – непостижимый мираж, блестящая от влаги взлетно-посадочная полоса, ведущая к одинокой фигуре.

В конце причала кто-то стоял.

Ноги тонули в древесных волокнах, невидимые путы не позволяли сбежать. Я чуяла запах рыбьих внутренностей и пузырящейся крови. Блеснуло лезвие. На причале, будто оставленный специально для меня, лежал нож.

Я замерла на полушаге, напряженно изогнув стопу. И в этот момент услышала.

Поначалу слабые всплески воды становились все громче. Чаще. Ритмичнее. Потревоженная озерная гладь бурлила. Я подбежала к краю пирса, напрягая слух, вглядываясь в яростное мельтешение на поверхности.

Всплески сменялись краткими секундами полной тишины. Меня мутило. Я была никчемной башней страха, приросшей к доскам.

Круг спутанных волос ушел под воду, затем взметнулась и исчезла кисть руки. Я бросилась вперед, будто могла ухватить ее, до боли вытягивая руку.

Какая-то сила влекла, засасывала меня в темную воду. Поверхность озера была зияющим ртом, который жаждал меня проглотить. Я погрузилась в ледяное безмолвие. Вода приняла меня, и я опустилась еще глубже.

Бульканье. Сдавленный вдох.

А затем – тишина.

Глава 5

1995

Жестко накрахмаленная наволочка хрустнула, когда девочка повернулась и посмотрела на меня с больничной койки. Я молча наблюдала за ней, не делая попыток привлечь внимание родителей и врача, которые находились в палате. Они тихо разговаривали в углу под настенным телевизором; руки мамы были скрещены на груди, папа втянул голову в плечи.

Я открыла рот, чтобы сказать «привет», но не смогла выдавить ни звука. Тем не менее девочка слегка наклонила голову, как будто все равно меня поняла. Она дотронулась двумя пальцами до внутривенного катетера, ощупала его и попыталась выдернуть. Я осторожно положила руку ей на запястье и покачала головой. Она уставилась на меня, как несмышленый младенец, а затем опять начала дергать катетер. Я обхватила его рукой, пытаясь ей помешать.

В палату вошла пухлая рыжеволосая медсестра и бросилась к нам.

– Нет, нет, – спокойно сказала она – в основном мне – и слегка оттолкнула меня от кровати. Покосившись на доктора, женщина, видимо, решила его не отвлекать и вновь переключила внимание на внутривенный катетер. В ту же секунду девочка выбросила вперед свободную руку и так же быстро ее убрала.

Ойкнув, медсестра коснулась мясистого предплечья в том месте, где ее ущипнули. Какое-то время девочка с безразличием взирала на происходящее, потом медленно перевела взгляд на меня.

Сжатые кулаки медсестры на несколько секунд застыли над кроватью, затем опустились.

– Несладко тебе пришлось, – прошептала она, словно объясняя свое решение ничего не предпринимать, и зачем-то кивнула мне. Потом проверила пакет с физраствором, подоткнула простыню и вышла из палаты.

За все время девочка не проронила ни слова.

* * *

Накануне мы долго не ложились спать. Как будто сон каким-то образом мог сделать нас беззащитными перед тем, что произошло. Перед чем именно, мы и сами не вполне осознавали. Я проснулась посреди ночи рядом с Мони, которая, поддавшись на мои уговоры, легла со мной. Родители уложили девочку у себя в спальне и по очереди за ней присматривали. Буря не унималась, и меня вдруг охватила паника. По-видимому, сказывалось пережитое потрясение.

Мало-помалу ветер с дождем стихли. В наступившей тишине у меня появилось ощущение, что я нахожусь в каком-то другом доме. Мони тихонько похрапывала. Я вышла из спальни и прокралась через холл в комнату родителей, осторожно ступая по холодным и скрипучим кедровым половицам. Внезапно до моего слуха долетел приглушенный диалог – слова звучали то совсем тихо, то вдруг становились резкими и язвительными, наталкивались на ответную грубость и вновь стихали до отрывистого шепота.

Я не могла разобрать яростные реплики, которыми обменивались родители, но чувствовала исходящую от них враждебность. Я застыла у двери, а затем медленно опустилась на пол, боясь сделать лишнее движение и тем самым доставить еще больше беспокойства, как будто они спорили из-за меня.

Проснулась я в коридоре, моя голова покоилась на вытянутых руках. Я заглянула в комнату. Родители крепко спали: папа лицом в подушку, мама на боку, подтянув колени к груди.

Девочка лежала посередине с открытыми глазами. Если она меня и заметила, то виду не подала. Было немного странно обнаружить другого ребенка на том месте, которое раньше часто занимала я. Тем не менее подмена не пробудила во мне ревность, только любопытство.

На рассвете прибыла машина скорой помощи. Следом подъехал шериф Ванденберг в патрульном автомобиле с включенными мигалками. На стене дома замелькали сине-красные огни.

Папа вынес девочку. Она выглядела… крупнее, словно подросла за ночь. Молодая женщина-фельдшер выкатила носилки, и девочку уложили на них.

– Извините, Патрик, – сказал шериф Ванденберг, снимая шляпу. – Дороги были заблокированы. Всюду поваленные деревья. На моей памяти такого еще не случалось.

– Рад, что вы наконец здесь. Похоже, с ней все в порядке. Правда, она не разговаривает.

– Вот как? – пробормотал шериф.

– Значит, по нам прошелся настоящий торнадо? – спросил папа.

Он оглянулся через плечо на девочку. Фельдшер проверяла ее жизненные показатели. Мама осталась в дверях вместе со мной и положила руку мне на голову.

– Не думаю. Хотя было очень похоже, правда?

– Нам нужно сопровождать девочку в больницу?

– Как пожелаете. Я могу расспросить вас там, если вы не против. У девочки, насколько я понимаю, больше никого нет?

Папа посмотрел на маму, и та шагнула вперед, не убирая руку с моей головы.

– Нет. Она не… Поблизости не было автомобильных аварий? Может, она выжила и убежала в лес?

– Ни одной за последнюю неделю. Разве что белый «Олдсмобиль» врезался в ограждение на шестьдесят первом шоссе. Но им управляла местная девчонка-подросток, и это произошло как минимум две недели назад. Хотите верьте, хотите нет, последний месяц лета выдался спокойным. По крайней мере, до сегодняшней ночи.

Папа нервно постукивал ногой.

– А как насчет пропавших без вести? Дети в округе не терялись?

Шериф Ванденберг покачал головой:

– Не в Гранд-Маре. Ни о чем подобном нам не сообщали. Проверю по описанию в базе данных штата. Дам вам знать, если что отыщется.

– Спасибо. – Папа прижал пальцы к губам, затем медленно убрал руку. – Мне неловко об этом спрашивать, но… Каковы наши дальнейшие действия? Обязаны ли мы теперь о ней позаботиться?

Мама притянула меня к себе, скрестив руки на моей груди.

– От вас пока ничего не требуется. Когда за дело возьмутся органы опеки, оно перейдет под юрисдикцию штата. Ее допросят. Как только она заговорит, разумеется.

Папа потер плечи, как будто его внезапно продуло на сквозняке.

– Мы поедем в больницу. Я в некотором роде чувствую за нее ответственность.

По дороге в больницу мама все время поглядывала на папу, но тот ни разу не повернул головы. Его руки твердо лежали на руле.

– Патрик, девочке окажут помощь. Нам не обязательно вмешиваться, – холодно сказала мама.

– У нее никого нет.

– Ты слышал шерифа. Ею займется штат.

– И что дальше? – спросил папа, по-прежнему не поворачивая головы.

Мони похлопала меня по руке и с тяжелым вздохом уставилась в окно.

– Ей найдут дом, – ответила мама.

– Стелла, ты хоть представляешь, что такое детский дом?

– Существует много замечательных детских домов.

– У нас есть шанс сделать доброе дело. Дать ей надежный дом. Она пришла к нам, Стелла. Она пришла к нашему дому.

Мама застонала.

– Доброе дело? Патрик, она не бездомный щенок. Речь идет о ребенке.