– Пожалуйста, не надо разговаривать со мной в таком тоне, – строго сказал он, глянув в зеркало заднего вида. Его темные глаза остановились на мне, словно он впервые заметил, что я тоже в машине.

Мама перевела взгляд с него на меня и улыбнулась, как улыбаются только родители, когда хотят отвлечь ребенка от того, во что его не следует посвящать.

– Айла, посмотрим, что есть в больничном кафетерии? Ты, наверное, умираешь с голоду.

Я пожала плечами.

А затем она сказала то, что говорят все матери:

– Тебе нужно поесть.

Позже, после того как меня уговорили съесть омлет и выпить немного апельсинового сока, мы с Мони пошли гулять вокруг больницы, пока шериф Ванденберг расспрашивал родителей.

– У мамы и папы неприятности? – спросила я.

– Неприятности? Почему? – Мони сложила неиспользованную салфетку и предусмотрительно сунула ее в карман.

– Потому что они вынуждены общаться с полицией.

– Они… сотрудничают. Содействуют полиции.

– А у меня будут неприятности?

– Почему? – вновь спросила Мони, тревожно сощурив глаза.

– Из-за того, что я пошла за ней. Убежала в лес.

Мони покачала головой, а затем сказала по-корейски:

– Не следовало тебе вот так выскакивать из дома и нестись сломя голову. Ты чуть не довела хальмони до сердечного приступа. Нам повезло, что никто не пострадал. Неприятности? Нет, детка, у тебя не будет неприятностей. Ты хорошо поступила, что привела нас к ней.

– Ты правда так думаешь?

– Да. Иначе как бы мы ее спасли?

Я остановилась.

– Значит, ты тоже хочешь, чтобы она жила с нами?

Мони со вздохом сжала губы.

– Я хочу, чтобы было как лучше нашей семье.

Девочку выписали из больницы в конце недели. Родители согласились взять ее в качестве временных опекунов. Папа поехал за ней, а мы с мамой и Мони остались, чтобы прибраться и упаковать вещи.

Я стояла в конце грунтовой дорожки, ведущей к дому. Многочисленные окна, обрамленные темными наличниками из окрашенного кедра, придавали коттеджу вид аквариума. Черная металлическая крыша покрывала оба этажа; к входной двери вели серо-белые каменные ступеньки. Я видела, как Мони на кухне протирает внутренние поверхности духовки. Мама на втором этаже снимала в моей комнате постельное белье для стирки.

Однако дом уже не был прежним.

Присутствие девочки изменило саму его сущность. Перекроило в нечто отдаленно знакомое – и в то же время разительно непохожее на то место, где мы жили раньше.

Это ощущение нельзя было измерить. Но мы безошибочно его угадывали.

История о девочке попала в две местные газеты. Окружная «Нюьс геральд» поместила ее на первую полосу, цитируя шерифа Ванденберга и даже папу. Прочитав статью за завтраком, папа свернул газету и отложил в сторону. Позже мама выбросила ее в мусорное ведро.

«Дулут ньюс трибьюн» напечатала на третьей странице фотографию нашего коттеджа с более скромной заметкой. В ней говорилось о «девочке, найденной в лесу». Без имени.

В конце концов у нее появится имя.

И его узнают все.

Глава 6
Миннеаполис, 1980-е

Она больше не могла их игнорировать. Настойчивые, схваткообразные боли расходились по всему животу. Как будто внутрь загнали пылесос и тот всасывал и растягивал мышцы, пока наконец его не выключили, и она вновь обрела способность дышать.

Ничего общего с тем, о чем говорилось в книгах. Спазмы были нерегулярными.

– Лжецы, – пробормотала она и стиснула зубы, когда ее настигла новая волна боли.

Через неделю после того, как тест дал положительный результат, она сидела на полу книжного магазина и грызла соленые крекеры, чтобы избавиться от тошноты. В дальнем углу никого не было. Только наполовину пустая полка с книгами о беременности и воспитании детей да шорох прозрачной упаковки, в которую она запускала руку через каждые несколько страниц.

Вот, значит, кем она стала? Мамочкой, прячущейся по углам?

Сперва она хотела взять одну из книг, затем попросила отложить для нее несколько. Лучше сделать вид, будто собираешься что-то купить, чем просто уйти ни с чем.

– Ваше имя? – вежливо спросил продавец, занеся ручку над белым клочком бумаги.

Она посмотрела на свой живот, все еще плоский, затем на мужчину.

– Рен.

Имя слетело с языка, оставив саднящее чувство.

Она вышла из магазина прежде, чем клерк успел дописать имя.

Из-за боли ей было трудно сидеть. Она сжимала и разжимала кулаки, пока живот не расслабился. Ей следовало позвонить, когда все начнется, но она хотела, чтобы малышка подольше задержалась внутри, под ее защитой.

Когда врач сообщил, что будет девочка, Рен улыбнулась. Она гладила живот, ласково напевала и делала все, чего раньше ей бы и в голову не пришло. Проявления материнской любви. То, чего у нее никогда не было.

Она скользнула руками по нижней части округлости – чересчур большой для ее миниатюрной фигуры – и слегка приподняла, надеясь уменьшить давление. Громкий стон впервые сорвался с ее губ. Потемневшие от пота мокрые пряди липли к щекам и шее.

Ближайший телефон находился в сомалийском магазинчике в квартале от нее. Нужно добраться туда, пока не стало хуже.

Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас. Побудь со мной еще немного, малышка.

Она не представляла, что будет так тяжело.

Она не представляла, что окажется совсем одна.

Ей нужно еще немного времени. Хотя бы самую малость. Вот все, о чем она просит.

Схватки внезапно стихли. Со вздохом облегчения она откинула голову назад и поджала ноги.

Внутри что-то разорвалось. Боли не было. По бедрам заструилась теплая жидкость. Беспощадное напоминание о том, что время истекло.

Откладывать звонок больше нельзя.

Глава 7
Интервью

[Подборка видеоматериалов]

Джоди Ли: Ей было всего шесть, когда она родилась заново. По крайней мере, так утверждает Марлоу Фин, раскрывая нам шокирующие подробности первых лет своей жизни. Патрик и Стелла Пэк удочерили девочку и стали единственными родителями, которых она когда-либо знала. Но какими были те первые годы?

[Студия]

Джоди Ли: Как думаете, почему семья Пэк решила вас оставить?

Марлоу Фин: Если честно, я никогда не задавалась этим вопросом. Наверное, потому что не хочу знать настоящий ответ.

Джоди Ли: Боитесь, что он вам не понравится?

Марлоу Фин: Думаю, всей правды я так и не узнаю. Могу лишь предположить, что из чувства долга. Звучит не слишком романтично, увы. Я склонна думать, что на этом настоял мой отец. Он всегда стремился поступать правильно. С матерью мы никогда не были особенно близки. Да, она выполняла все материнские обязанности. Но я чувствовала, что она не питает ко мне любви. И если бы я вдруг исчезла, она не расстроилась бы – во всяком случае, не слишком.

Джоди Ли: Наверное, ребенку тяжело примириться с мыслью, что мама не будет по тебе скучать?

Марлоу Фин: Она старалась как могла. Я ее не виню.

Джоди Ли: Не многим на вашем месте хватило бы великодушия простить.

Марлоу Фин: Я и не говорила, что прощаю.

Джоди Ли: Вы называете чету Пэк своими родителями. Однако у вас другая фамилия…

Марлоу Фин: Я официально ее изменила.

Джоди Ли: Они приняли вас в семью. Удочерили на законных основаниях. Вырастили. Почему вы решили избавиться от их фамилии?

Марлоу Фин: Не из желания им насолить, если вы об этом.

Джоди Ли: Многие считают по-другому.

Марлоу Фин: [Улыбается] Извините. Это рефлекс. Постоянно улыбаюсь, когда нервничаю. Должно быть, со стороны кажется, будто я психически ненормальная. В общем… я понимаю, почему люди так думают.

Джоди Ли: И вы взяли фамилию Фин…

Марлоу Фин: Да. Агент предложил – точнее, настоял, – чтобы я сменила фамилию, когда мне исполнилось восемнадцать. Сперва я и слышать не хотела. Но потом идея пришлась мне по душе. Глупо, конечно… О чем я только думала? Не знаю. Я была ребенком. Это звучало круто, по-бунтарски, понимаете? Поэтому я сменила фамилию на Фин. В то время я вела переговоры о первых показах в Париже, оттуда все и пошло. Знаю [закатывает глаза], банально до невозможности – модель, впервые приехавшая в Париж, решает примерить на себя что-то французское. Наверное, все в юности совершали ошибки. Хотя не скажу, что сильно жалею.

Джоди Ли: Почему Фин?

Марлоу Фин: На французском это означает «конец».

Джоди Ли: В смысле…

Марлоу Фин: Конец. Занавес.

Джоди Ли: Ладно. Давайте немного отмотаем назад. Вам шесть. Вы не говорите и ничего не помните. Вас берут в приемную семью. У вас сохранились воспоминания о тех первых моментах, днях, неделях… в новой семье?

Марлоу Фин: Многое из того, что произошло в ту ночь – и из-за чего я оказалась в больнице, – как в тумане. Всплывают только разрозненные обрывки. Кто-то накрыл меня одеялом. Помню лицо моей сестры. Как она все время смотрела на меня в больнице. Я не запомнила врачей или медсестер. Зато Айлу помню хорошо.

Джоди Ли: Что именно вы о ней помните?

Марлоу Фин: Она от меня не отходила.

Джоди Ли: Что-нибудь еще?

Марлоу Фин: Нет. Только это. Хотя первый вечер после больницы запомнился довольно отчетливо.

Джоди Ли: Правда?

Марлоу Фин: Это приятное воспоминание. Мы ехали на старом джипе. Вряд ли он еще на ходу. Когда мы приехали в Миннеаполис, уже стемнело, так что я не смогла разглядеть дом. Отец припарковался на подъездной дорожке, затем взял меня на руки и понес внутрь.

Когда он открыл входную дверь, на меня хлынул свет. Ослепительно яркий… Не знаю, действительно ли я все это увидела или мне так запомнилось. Столько света после бесконечной тьмы… Меня словно окутало теплым одеялом.

Все ходили на цыпочках и почти не разговаривали. Будто лишние разговоры могли меня потревожить или напугать. Вместо этого меня накормили восхитительным горячим ужином, который приготовила Мони, моя бабушка…

Джоди Ли: Вам тяжело о ней говорить?

Марлоу Фин: Нет-нет. Все в порядке…

Джоди Ли: Точно?

Марлоу Фин: Да. Помню, как проглотила целую миску риса с наваристым говяжьим бульоном. Потом Мони уложила меня в постель. Кажется, я спала несколько дней. Нет, серьезно. А когда проснулась, Мони сидела рядом и присматривала за мной. Из-под ее руки торчала голова Айлы.

Джоди Ли: Почему вы так расчувствовались при упоминании о Мони, вашей бабушке?

Марлоу Фин: Она была лучшей из нас. Я редко о ней говорю.

Джоди Ли: А ваша мать, Стелла Пэк? Где была она?

Марлоу Фин: Она тоже заходила меня проведать. Я слышала, как она без конца говорит по телефону – вероятно, с врачом, – и задает уйму вопросов. Она измеряла мне температуру. Приносила еду. Делала все, что от нее требовалось.

Джоди Ли: Все, что требовалось…

Марлоу Фин: Да.

Джоди Ли: Марлоу, как думаете, ваша мать хотела, чтобы вы остались в семье?

Марлоу Фин: [Молчание]

Джоди Ли: Марлоу…

Марлоу Фин: Какой смысл сейчас об этом рассуждать?

Джоди Ли: Чем занимался ваш отец, Патрик Пэк, в те первые недели?

Марлоу Фин: Он тоже подолгу висел на телефоне. Пытался выяснить, нет ли заявлений о пропавших детях, подходящих под мое описание. На тот момент они не знали, есть ли у меня близкие. Думали, что я у них временно.

Джоди Ли: Вы упираете на слово «временно»…

Марлоу Фин: [Пожимает плечами]

Джоди Ли: Итак, 1995 год… Мне неприятно об этом говорить, но тогда все было несколько иначе. Вы замечали, что люди как-то странно смотрят на вашу семью?