Сергей Нуртазин: Полет скворца

© Нуртазин С.В., 2024

© ООО «Издательство „Вече“», оформление, 2024

Составитель серии В.И. Пищенко

От автора

Война сделала из многих бывших преступников солдат, она же бросала солдат-победителей в лихую годину и в наступившее мирное время на преступный путь. Из историй жизни таких людей, как Александр Матросов, Дмитрий Вонлярский, Андрей Щеблаков, Иван Сержантов, Владимир Подгорбунский, Владимир Бреусов, Виктор Еронько, Василий Мурзич, Иван Чернец, родился собирательный образ Вячеслава Скворцовского.

Оставшись без родителей, он попадает в детский дом и встает на преступный путь, встреча с работником милиции Арсением Матошиным, другом и сослуживцем отца, погибшего в Гражданскую войну, меняет его судьбу. Оказавшись на свободе, Вячеслав идет на фронт вместе с Матошиным. Матошин погибает, а старшему лейтенанту, командиру разведывательной роты Скворцовскому, воевавшему за город Сталинград, освобождавшему Донбасс, Мелитополь, Крым и Прибалтику, суждено встретить победу в госпитале, откуда он выходит в мирную жизнь, но случай и обостренное чувство справедливости приводят его в ГУЛАГ, где идет «сучья» война. В невероятно тяжелых условиях, в противостоянии пожелавшим взять власть в лагере в свои руки «бандеровцам» ему удается выжить, не сломаться, остаться собой и выйти на свободу, чтобы начать новую жизнь.

Пролог

И убивали, и ранили

пули, что были в нас посланы.

Были мы в юности ранними,

стали от этого поздними.

Юрий Левитанский

Свежий апрельский ветер, смешанный с ароматом разогретой весенним солнцем земли и прошлогодней прелой листвы, гулял между бараками исправительно-трудового лагеря, трепал красное полотнище на здании администрации, качал колючую проволоку, срывал пепел с раскуренной самокрутки стоящего у пропускного пункта молодого мужчины в черной телогрейке. Он жадно и часто затягивался, вдыхая вместе с табачным дымом воздух свободы, время от времени бросал взгляды на высокий забор, сторожевые вышки и деревянные ворота, над которыми красовались алая пятиконечная звезда и надпись белыми буквами на фанерном крашенном черной краской щите: «Труд в СССР – является делом чести, делом славы, делом доблести и геройства» (И. Сталин). Перед ним на миг возник образ автора изречения, о смерти которого сообщили два дня назад. Мужчина докурил самокрутку, бросил окурок под ноги, с силой вдавил в грязь каблуком кирзового сапога, будто втаптывал в забытье отрезок времени, проведенный за этими воротами. Облегченно выдохнув, он снял поношенную серую солдатскую ушанку, подставляя коротко стриженную голову теплым лучам, прищурился, радостно посмотрел на голубое безоблачное небо. Оглушительный птичий гомон заставил перевести взгляд на стоящее неподалеку дерево, облепленное черными комочками. Шумливые скворцы суетились, пищали и щебетали на все лады, то и дело перемещались то вверх, то вниз, срывались с веток, взлетали и снова садились на дерево. Один из них пролетел над головой. Мужчина проследил за его полетом, улыбнулся. Так же, как улыбался юрким птицам много лет назад…

Глава первая

Окрик: «Скворец! Славка!» – заставил его оторвать взгляд от неугомонных и неумолчных чернопёрых птах и оглянуться. Чернявый, востроглазый с резковатыми движениями Вячеслав и сам чем-то напоминал скворца, но прозвище он получил не за похожесть, а за полученную от отца фамилию Скворцовский. Фамилия была звучная, поэтому некоторые считали, что он является выходцем из аристократического рода, возможно, польского. Другие полагали, что он из холопов, поскольку в царской России были известны дворяне Скворцовы, а стало быть, и холопы их в прежние времена назывались скворцовскими, как у дворян Колычевых – колычевские, у Салтыковых – салтыковские, а у Демидовых – демидовские. Так что холопья скворцовские со временем вполне могли обрести фамилию Скворцовский. Третьи думали, что фамилия у Вячеслава еврейская. Узнать правду он мог от родителей, но, к великому сожалению, его отец, Степан Скворцовский, был убит белогвардейцами во время Гражданской войны в 1920 году, незадолго до рождения единственного чада – сына Вячеслава, а матушка, в девичестве Ефросинья Смирнова, скончалась в двадцать третьем от сыпного тифа. Её сердобольная подружка и соседка Галина Авдейкина ребеночка пожалела и, с соизволения мужа Тимофея, взяла осиротевшего мальчика в свою семью, в которой и без того имелось двое детей и ещё ожидалось пополнение. Затем пришел голодный тридцать второй, и опекуны с тяжелым сердцем вынуждены были отдать Славика в детский дом. Потом было безрадостное интернатское детство. Голод достал его и здесь. Скудная пайка черного хлеба и жидкой каши не могла утолить потребности растущего организма, а глаза жадно смотрели на продаваемые в магазинах и на рынках вкусности. К постоянному чувству голода добавилось чувство обиды и несправедливости, после того как он однажды случайно увидел в окно одного из ресторанов, что едят мордастые мужчины и холёные дамы. Эти чувства привели его вместе с другими воспитанниками к воровству, а со временем и в шайку малолетних преступников. В семнадцатилетнем возрасте за совершенные «геройства» Вячеслава определили в трудовую колонию, где он закончил семилетку и обрел профессию токаря, а по окончании двухлетнего срока койку в общежитии и работу на заводе в родном городе. Здесь он вкалывал, как проклятый, ожидая скорого призыва в славную Рабоче-крестьянскую Красную армию, а мордастые дядьки и холёные тетки, как и прежде, продолжали веселиться и поглощать изысканные кушанья, обильно запивая их алкогольными напитками в том же ресторане. Там же, неподалеку от входа в увеселительное заведение, в один из осенних вечеров он случайно встретился с пятерыми дружками из банды, в которой прежде состоял. Среди них оказались Мишка Муха и Гришка Пономарь, так же как и он, бывшие воспитанники интерната. Муха появился в интернате ранней осенью тридцать седьмого по причине того, что его родители были признаны врагами народа и репрессированы. Детей врагов народа особо не жаловали ни воспитуемые, ни воспитатели, а их в заведение в тот тяжёлый год поступило предостаточно. О них говорили, что яблоки от яблони падают недалеко. За это «яблочкам» доставалось сполна и унижений, и оскорблений, и частых побоев. Михаилу Авдейкину, получившему в интернате прозвище Муха, повезло больше других. Малорослого, щуплого, с большими светло-карими глазами, обритого наголо тринадцатилетнего мальчишку, одетого в драные холщовые штаны и побитый молью шерстяной свитер, сразу приметил и взял под своё покровительство пользовавшийся среди воспитанников авторитетом шестнадцатилетний Вячеслав Скворцовский. Взял не зря, поскольку признал в нем младшего сына бывших соседей-опекунов. Миша родился вскоре после того, как они его приютили, а потому малыш рос на глазах Вячеслава, и ему не раз приходилось с ним нянчиться. Со временем, будучи воспитанником детского дома, Вячеслав стал всё реже посещать семью, где его приняли добрые люди, поэтому для него стало полной неожиданностью появление Михаила в интернате. От него он узнал, что Алексей, брат Мишки, который был немногим старше Вячеслава, летом утонул в реке. Однако беды для семьи Авдейкиных на этом не закончились. Осенью арестовали отца и мать, объявив их врагами народа, сестру Валентину увезли в неизвестном направлении, а Мишу отправили в интернат. Теперь Вячеслав считал своим долгом позаботиться о мальчишке, как когда-то его родители позаботились о нем, к тому же их матери были подругами. Заботился недолго, поскольку вскоре угодил в трудовую колонию, а Мишка Муха в преступную группу, которую возглавлял Григорий Дорофеев по кличке Пономарь. Прозвище Пономарь он получил неслучайно, поскольку был в его биографии такой факт, когда ему в юном возрасте приходилось вместе с родным батюшкой бить в колокола в одном из православных храмов города. Когда родителя не стало, Григорий попал в детский дом, но ни почивший в бозе верующий отец, ни воспитатели так и не смогли привить мальчику основ добродетели, что привело Гришу в болото преступности. В это же болото он старательно тянул после первой отсидки и воспитанников интерната, время от времени появляясь неподалеку от него с гостинцами: папиросами, спичками, а еще с конфетами, булками и другими вкусностями и сладостями. Подолгу рассказывал обо всех прелестях воровской жизни и предлагал при этом свое покровительство. С его помощью и попали в это болото Мишка Муха и Славка Скворец. Он же, Пономарь, при встрече со Скворцовским у ресторана рассказал, что они безуспешно пытались проникнуть в элитное заведение через парадный вход, чтобы вкусить малую толику прелестей иной, сытой и обеспеченной жизни. Этому помешал злобный здоровяк-швейцар в синей униформе. Презрительно посмотрев на их внешний вид, он распушил седые бакенбарды и, преграждая вход в ресторан, посоветовал им поискать для посещения другое заведение. Тут-то и произошла их встреча с Вячеславом. Потолковать отошли за угол.

– Мы тут на дело ходили, форс поимели, хотели в кабаке погужеваться, а этот амбал не пустил. Небось со времен царского режима у парадки стоит, пес воротный. – Пономарь достал из-за пазухи затертого черного пальто бутылку водки и предложил выпить за встречу на заднем дворе дома, в котором расположился ресторан. Пили из горлышка. Ударившее в голову спиртное питие заставило Скворцовского излить душу перед знакомцами. В сердцах Вячеслав посетовал на отсутствие справедливости. Пономарь с ним согласился и предложил её восстановить посредством ограбления одного из посетителей ресторана. Подвыпивший Вячеслав сначала отказался, сказал, что завязал с воровскими делами, но выпив ещё, согласился. Пономарь уговаривать умел.

Ждать пришлось недолго. Притаившись в соседнем проулке, они вскоре увидели, как из заведения вышел мужчина в зеленых галифе, начищенных до блеска черных яловых сапогах и однобортном коверкотовом пальто темно-серого цвета с каракулевым воротником. Надев на лысоватую голову зеленоватый картуз, он оглянулся по сторонам, прикурил папиросу.

– Я почувствовал кураж, этот дядя будет наш, – тихо произнес Пономарь, но он ошибся. Спустя минуту к входу ресторана подъехал черный легковой автомобиль ГАЗ-М1, прозванный в народе «эмкой». Мужчина, отбросив папиросу, сел в машину. Автомобиль зарычал и помчался по дороге прочь от ресторана, из которого уже выходила шумная компания из двух девушек и четырех молодых людей, но это было не то, что им нужно. Пришлось подождать еще. Через четверть часа швейцар услужливо открыл двери. Из ресторана вышла белокурая дама лет тридцати пяти в темно-зеленом габардиновом пальто и черном берете. Оглянувшись на швейцара, она быстро зашагала по тротуару. За ней из дверей вывалился дородный мужчина в длиннополом бежевом плаще и добротном сером костюме. Пошатываясь и спотыкаясь, он тяжелой поступью последовал за женщиной, но затем остановился и, размахивая коричневой фетровой шляпой, басовито, слегка заплетающимся языком крикнул:

– Зосечка! Зося! Куда же вы?! Погодите!

Женщина, не обращая внимания на его крики, завернула за угол.

– Все-таки ушла. Шлюха! Тварь неблагодарная! – досадливо изрек мужчина и, натянув на голову шляпу, покачиваясь, побрел в противоположную сторону. Проходя мимо швейцара, повторил:

– Шлюха! Тварь неблагодарная!

Швейцар согласно кивнул головой, провожая угодливым взглядом идущего прочь от ресторана посетителя.

Пономарь, надвинув на кустистые брови светло-коричневую кепку-восьмиклинку, тихо скомандовал:

– Муха! Косой! Зайдите поперед его и встаньте в подворотне в конце улицы, спросите у него закурить и придержите, покуда мы не подкатим.

– Может, лучше было бы кралю стопорить? – спросил Муха.

Пономарь сердито зыркнул на Мишку: