– Вам, пожалуй, лучше удалиться и поискать леди Солсбери, – сказал он. – Мы встретим их вместе.

Когда Мария вошла в большой зал, там ее ждали советники, потевшие в своих красивых мантиях и золотых цепях. Она с облегчением увидела, что при поклоне они сняли шапочки. Набравшись смелости, она обратилась к ним:

– Какая неожиданная радость, милорды.

Вперед выступил герцог Саффолк, ставший ей дядей путем женитьбы на сестре ее отца, тете Марии. Этот цветущий здоровяк внешне был очень похож на короля и пользовался его безграничным доверием.

– Миледи принцесса, мы приехали по поручению короля, и нам велено известить вас, что архиепископ Кентерберийский аннулировал брак короля с вашей матушкой, объявив этот брак недействительным и противоречащим Божественному закону. Архиепископ также нашел брак его милости с леди Анной Болейн безупречным и действительным.

Мария дрожала от ярости:

– А его святейшество вынес решение по данному вопросу?

– У папы нет полномочий отправлять правосудие в подобном деле, – со смущенным видом ответил герцог Саффолк.

– Кто вам такое сказал?

– Таково мнение университетских богословов, а также и самого архиепископа Кентерберийского.

Мария вскинула голову и выпрямилась. Она как-никак английская принцесса, наследница трона, и она уже была сыта по горло этим вздором.

– Милорд герцог, боюсь, они все ошибаются, и даже милорд архиепископ. – Когда-нибудь, мысленно поклялась себе Мария, Кранмера призовут к ответу за это беззаконие. – В подобных делах папа является единственным авторитетом, и могу вас заверить, что я не признаю королевой никого, кроме своей матери.

– Ваше высочество, прошу вас пересмотреть свою точку зрения. Уверен, вы не хотите навлечь на себя гнев короля.

Ярость Марии вспыхнула с новой силой.

– Моя мать является законной женой короля, и я никогда не стану утверждать обратного.

Вперед вышел герцог Норфолк, своекорыстный старый солдафон:

– В таком случае, мадам, вам запрещены любые контакты со вдовствующей принцессой, как теперь должна именоваться ваша мать. Вам не разрешено с ней видеться до тех пор, пока вы обе не образумитесь.

– Неужели мне даже нельзя написать ей прощальной записки? – глотая слезы, спросила Мария.

– Нельзя.

– Очень хорошо. Но если вы рассчитываете своими запугиваниями заставить меня подчиниться, то сильно ошибаетесь. Моя мать является законной королевой, и я никогда не стану называть ее вдовствующей принцессой. И никогда не признаю леди Анну королевой.

– Решать вам, но тогда вся ответственность ляжет на вас! – рявкнул герцог Норфолк.

После чего члены депутации поклонились, на сей раз менее почтительно, и вышли из зала.

Три дня спустя пришло письмо, скрепленное печатью королевы. Сперва Мария решила, что послание от матери, но, как оказалось, письмо было от Ведьмы.

«Я не стану его читать», – решила Мария. Она не желала иметь ничего общего с этой женщиной. Но искушение оказалось сильнее. Она должна была знать, что в том письме.

Письмо было достаточно сердечным – оливковая ветвь, по крайней мере с виду. Анна приглашала Марию прибыть ко двору. Если та признает Анну королевой, это поможет умилостивить ее отца, чрезвычайно недовольного дочерью.

Итак, они собирались подкупить ее, тем самым заставив подчиниться!

Кипя от ярости, Мария быстро набросала ответ, перо буквально летало по бумаге. Она не знает никакой другой королевы, кроме своей матери, писала Мария, но, если мадам Болейн – принцесса демонстративно не использовала никакого титула – походатайствует за нее перед отцом, она, Мария, будет премного ей благодарна.

Тон следующего письма Анны оказался уже не таким дружелюбным, однако Марию в очередной раз пригласили ко двору.

Мария снова дала Анне отпор и только после отъезда гонца начала думать о последствиях.

Приглашений ко двору больше не поступало. Но затем Мария узнала, уже от леди Солсбери, что Генри Поул подслушал, как Анна публично угрожала выбить из Марии всю ее гордость, порожденную необузданной испанской кровью. Итак, битва началась, и если Анна настроена не давать врагу пощады, тогда Мария станет для нее достойным противником.

* * *

Мать не давала о себе знать, и не было никакой возможности получить от нее весточку. Мария часами стояла на коленях, молясь за мать и умоляя Пресвятую Деву облегчить ее страдания. Однако принцесса не сомневалась, что королева будет твердо стоять на своем.

Отчаянно нуждаясь в хоть каких-нибудь новостях, Мария написала письмо мессиру Шапюи и поинтересовалась у леди Солсбери, не может ли мастер Хейворд, гонец Генри Поула, отвезти письмо своему хозяину. Мария напряженно ждала ответа, с ужасом представляя, что будет, если послание перехватят. Шли дни, но ответа так и не было.

Но вот в один прекрасный день в Хансдон приехал мастер Хейворд. В его суме лежал запечатанный пакет для Марии. Мастер Хейворд молча вручил его ей, когда в комнате не осталось никого, кроме леди Солсбери. Письмо от Шапюи!

Мария ушла к себе в спальню, чтобы в одиночестве прочитать послание. Из него она узнала все, что хотела знать.

Как она и предполагала, мать мужественно встретила новости о вынесенном Кранмером решении. Она взяла перо и вычеркнула слова «вдовствующая принцесса» на документе, переданном ей на подпись для подтверждения, что она больше не королева, причем сделала это с такой силой, что кончик пера порвал пергамент. После чего решительно заявила, что раз уж она коронована и миропомазана как королева, то будет величаться так до конца своих дней. А когда ей напомнили, что законной королевой сейчас является ее величество Анна, Екатерина возразила, что знает, чей властью это сделано, и объявила, что не подчинится ничьему решению, кроме решения папы.

Сердце Марии наполнилось гордостью и восхищением. Было отрадно осознавать, что невзгоды и жестокое обращение не сломили дух матери, она осталась твердой в своих убеждениях даже перед лицом беспредельной жестокости. Ведь лорды привезли ей ультиматум. Если мать продолжит упорствовать, король может лишить их дочь отеческой любви. Читая эти строки, Мария смертельно побледнела, в душе словно что-то умерло. Однако королева оставалась непоколебимой, заявив, что не уступит ни ради дочери, ни ради кого бы то ни было, невзирая на неудовольствие короля. После предупреждения, что тем самым она навлекает на себя гнев короля со всеми вытекающими последствиями, она ответила, что даже под угрозой тысячи смертей не согласится на проклятие своей души или души своего супруга.

Шапюи сообщил, что короля разгневало подобное неповиновение и он отослал королеву подальше от королевского двора, во дворец епископа Линкольнского в Бакдене, в Хантингдоншире, где ее будут держать как пленницу.

Мария уронила письмо и смахнула с глаз горячие слезы. Она скорбела по своей матери, страстно желая утешить ее в тяжелую годину. Было отрадно знать, что Шапюи старается помочь им обеим, однако он предупредил, что не может писать слишком часто, так как это опасно. Тем не менее он предпримет все возможное для облегчения их страданий, как велел ему император и как он сам намеревался делать, ибо он не мог спокойно терпеть подобную несправедливость.

Какой же он все-таки замечательный человек! Именно за такого мужчину Мария когда-нибудь собиралась выйти замуж. Но Шапюи был всего-навсего послом, а она – принцессой, и ей не пристало даже думать об этом. А кроме того, он имел духовный сан. Если бы все пошло по-другому, то вполне вероятно, что сейчас она вышла бы замуж за какого-нибудь монарха. Ее замужество являлось подарком отца, и она должна была обручиться с герцогом Орлеанским. Впрочем, теперь одному Богу известно, захочет он или кто-нибудь другой жену, легитимность которой находится под сомнением. Кранмер пока не вынес решения по данному вопросу, однако Мария сомневалась, что решение в любом случае будет в ее пользу. Ведь он ставленник Анны.

* * *

По мере того как лето походило к концу, Мария все отчетливее понимала, что Ведьма должна скоро родить. Подобная перспектива наполняла сердце страхом. Ведь если Анна родит королю сына, она, Мария, будет выкинута из очереди на престолонаследие, причем не кем-нибудь, а бастардом! Подобная несправедливость снедала ее изнутри. Да, она невзлюбила Генри Фицроя, но это чувство не шло ни в какое сравнение с той ненавистью, которую она питала к еще не родившемуся ребенку Ведьмы.

И вот как-то в сентябре, когда Мария, пытаясь отвлечься, перетягивала в гостиной струны лютни, туда прибежала леди Солсбери.

– У нее девочка! – победоносно объявила она. – Господь не мог высказаться яснее.

Девочка.

– Это оправдывает мою дорогую матушку, – сказала Мария.

Она думала о своем отце. Он перевернул мир вверх дном, чтобы жениться на Ведьме и получить сына. Марии стало почти жаль отца. Небеса оставили его в дураках. В глазах всего христианского мира этот ребенок будет считаться не кем иным, как бастардом, зачатым и рожденным в грехе бесславной куртизанкой.

Они назвали младенца Елизаветой, ей устроили пышный обряд крещения, хотя, как сообщил Генри Поул, король отменил рыцарские турниры, намеченные в честь рождения принца.

– Похоже, он делает хорошую мину при плохой игре, – предположила леди Солсбери. – Мой сын пишет, леди Анна по-прежнему пользуется его благосклонностью и настаивает на том, чтобы ее дочери воздавали почести как наследнице престола.

– Но это мой титул! – возмутилась Мария. – У нее нет на него никакого права.

Леди Солсбери окинула воспитанницу печальным взором:

– Увы, моя дорогая Мария, в наши дни право немногого стоит.

* * *

В том же месяце депутация советников во главе с герцогом Норфолком и герцогом Саффолком вернулась в Хансдон. Впрочем, на сей раз все было чуть иначе.

Герцог Норфолк не стал ходить вокруг да около, а сразу взял быка за рога.

– Миледи Мария, – начал он, обходясь без ее титула, – я должен сообщить вам, что парламент принял акт о том, что вы утрачиваете легитимность и право на престолонаследие, которое переходит к принцессе Елизавете.

– Нет! – закричала Мария, не заботясь о последствиях. – Я законная дочь короля и его законная наследница. Я готова считать Елизавету сестрой, но принцессой – никогда!

– Своеволие и непокорность навлекут на вас гнев короля! – гаркнул Норфолк. – Я в жизни не видел такой неблагодарной и непочтительной дочери.

Марию трясло как в лихорадке, но она оставалась непоколебимой:

– Я подчинюсь лишь решению папы, и я не верю, что оно уже вынесено.

В разговоре наступила пауза, причем достаточно длинная, чтобы Мария поняла: стрела попала в цель.

В тот раз они уехали, но вскоре вернулись, причем Норфолк был настроен более решительно. Он громко откашлялся и произнес:

– Я говорил с королем о вашем упрямстве, миледи Мария, и он велел передать, что вам запрещено пользоваться титулом принцессы, а ваш двор должен быть распущен. Вы уже не в том возрасте, чтобы нуждаться в учителе, в связи с чем доктора Фетерстона освободят от его обязанностей.

– Нет! – Мария пошатнулась, словно от удара, и ей пришлось схватиться за стул, чтобы устоять на ногах. – Они не могут так со мной поступить! Где я буду жить?

– Желание короля – закон. Он хочет, чтобы вас отправили в Хатфилд прислуживать принцессе Елизавете. Ее двор будет сформирован там в декабре.

Марии казалось, что она вот-вот лишится чувств. Она потеряла дар речи. Все обернулось даже хуже, чем она ожидала, поскольку свита Елизаветы в основном состояла из сторонников Болейнов, и все они были врагами Марии.

– Ну и когда будет распущен мой двор?

– Скоро, – лаконично ответил Норфолк.

Леди Солсбери выступила вперед, ее лицо было белым как мел.

– Милорд герцог, а мне разрешат остаться с принцессой?