– Но она ведь его сводная сестра! – (Мария была шокирована не меньше своей наставницы. Выйти замуж за этого невесть откуда взявшегося несносного сопляка? Да она скорее умрет!) – Его святейшество никогда не даст разрешения.

– Случались и более странные вещи, – мрачно проронила королева. – Вот если бы можно было выдать Марию за вашего Реджинальда! – (Ах, если бы! Мария не могла представить себе ничего лучше этого.) – Я неоднократно говорила королю, что они стали бы прекрасной парой. Тогда Ланкастеры и Йорки объединились бы во второй раз. Мария обожает Реджинальда. Он стал бы для нее идеальным мужем.

– Это всегда было моим самым заветным желанием, – мечтательно произнесла леди Солсбери.

– Но король и слышать ничего не желает. Я говорила ему, что если и есть хоть какой-нибудь способ отвести угрозу от его родственников, то только этот. Но он заявляет, что не выдаст свою дочь замуж за простолюдина.

– Простолюдина, в жилах которого течет королевская кровь. И который является внучатым племянником королей!

– Не имеет значения. Король пропустил мимо ушей все мои аргументы. Поэтому теперь остается лишь уповать на то, что у него нет нового плана выдать Марию замуж во Францию. Этого я точно не перенесу. Но, по крайней мере, ей не придется прямо сейчас ехать в Испанию. Меня пугает расставание с дочерью. Впрочем, будет гораздо хуже, если ее отправят к смертельному врагу моей страны.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – вздохнула леди Солсбери. – Вам нужно быть благодарной, что сейчас она с вами.

– Я каждый день благодарю за это Господа.

* * *

На следующий день Марию вызвали в личные покои королевы. Представ перед матерью, Мария заметила, что та недавно плакала, хотя на ее губах, как обычно, играла ласковая улыбка.

– Дочь моя, в вашей жизни произойдут перемены. Вы являетесь наследницей вашего отца и должны научиться править Англией. Формально вы не получили титула принцессы Уэльской, однако его милость решил, что вы должны, согласно обычаю, уехать в замок Ладлоу на границе с Уэльсом и с помощью уважаемых советников подготовиться к тому, чтобы стать великой королевой.

Услышав новости, Мария обрадовалась и в то же время растерялась. С одной стороны, это свидетельствовало о том, что отец все-таки собирался сделать ее наследницей, а с другой – Уэльс, казалось, находился за тридевять земель от Лондона.

– А вы поедете со мной? – спросила она.

Екатерина проглотила ком в горле и ответила внезапно охрипшим голосом:

– Мое место рядом с королем. Но за вами присмотрит леди Солсбери, а мы будем переписываться. Не сомневайтесь, я прослежу за вами издалека подобно тому, как делаю это здесь, и мы с кардиналом Уолси составим специальные инструкции для леди Солсбери, чтобы она обеспечила вам идеальные условия.

– Но я не хочу с вами расставаться. – Мария отчаянно пыталась держать себя в руках, как и подобает настоящей принцессе.

– Вам понравится жить в Ладлоу, – нежно улыбнувшись, сказала королева. – Я жила там, когда была замужем за принцем Артуром. Замок расположен в живописной местности, и там вы найдете чем заняться. А теперь будьте хорошей девочкой и выполняйте пожелание вашего отца-короля.

Итак, все слова были сказаны.

* * *

Мария в ужасе ждала дня отъезда. Ей становилось дурно при мысли о прощании с матерью и со всем тем, что она любила и к чему привыкла.

Но время неумолимо шло. И вот дорожные сундуки собраны, а свита ждет во дворе. Когда мать наклонилась поцеловать на прощание дочь, Марии потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься ей на шею. Отец, пребывавший в отличном расположении духа, взял дочь на руки и потерся носом о ее нос, хотя и он, похоже, хотел казаться веселее, чем на самом деле. Она села на подушки носилок и, когда процессия двинулась вперед, увлекая ее в неизвестность, вцепилась в руку леди Солсбери.

– Да благословит вас Бог, Мария! – услышала она крик матери. – Господь не оставит вас своею милостью!

* * *

Мария испытала благоговейный страх при виде твердыни Ладлоу. С высокими башнями и толстыми стенами, Ладлоу походил на мифический замок. После долгих дней пути утомительное путешествие подошло к своему завершению, и, положа руку на сердце, Мария была рада, что наконец прибыла на место.

Леди Солсбери проявила редкостную доброту и сострадание. Она обнимала воспитанницу, когда та плакала, тоскуя по матери, и отвлекала девочку, загадывая загадки, играя с ней в слова и показывая местные достопримечательности. Мария не подозревала, что у отца настолько обширные и прекрасные владения, и тем не менее ей страстно хотелось вернуться в Ричмонд, или в Гринвич, или в чудесный загородный дворец Хэмптон-корт, который кардинал построил для себя, но, сделав широкий жест, в этом году подарил королю.

Когда они устроились в роскошных, просторных покоях замка и суета распаковки багажа осталась позади, леди Солсбери распорядилась подать сытный ужин, а затем отправила свою подопечную, у которой уже слипались глаза, в постель.

Начиная со следующего дня у Марии уже не оставалось свободного времени, чтобы скучать по прежней жизни. Ее одевали так, как подобает принцессе, и учили держаться с королевским достоинством. Занятия с доктором Фетерстоном возобновились сразу же по приезде, причем наставник с ходу задал Марии множество упражнений по латинскому и французскому языкам. После обеда леди Солсбери водила свою воспитанницу на продолжительные прогулки по садам и окрестностям замка. Затем снова начинались уроки, несмотря на просьбы леди Солсбери не перегружать Марию. После занятий она упражнялась в игре на вёрджинеле. Ужин, как и обед, отличался изысканностью: каждое блюдо было прекрасно приготовленным и аппетитным. Во время трапезы Марии следовало вести оживленные разговоры с леди Солсбери и сидевшими за столом придворными. После ужина Мария играла со специально отобранными для нее девочками. И когда она оказывалась в своей спальне, то чувствовала себя слишком усталой, чтобы плакать в подушку.

Рука матери чувствовалась повсюду. Марии прислуживали с надлежащим почтением, ее покои содержались в идеальном порядке, короче говоря, здесь делалось все для создания комфортных условий и поддержания хорошего настроения принцессы. Она, конечно, тосковала по дому, но тоска эта была вполне терпимой. Да и вообще, до Рождества осталось всего ничего, а рождественские праздники она собиралась провести при королевском дворе, в глубине души надеясь уговорить родителей позволить ей остаться дома.

Однако мужество покидало Марию, когда она читала регулярно приходившие письма от матери. Марии было больно видеть, что разлука убивает ее драгоценную матушку. И все же королева радовалась успехам дочери, о которых получала подробные отчеты, и особенно прогрессу в латыни и каллиграфии. Всякий раз, как Мария видела до боли знакомый почерк, к горлу подступали слезы.

Тем не менее ей ничего не оставалось, как крепиться и набираться терпения. Она училась быть стоиком и считала дни до того момента, когда сможет воссоединиться с семьей.

* * *

Мария была счастлива видеть появившиеся вдалеке башни и островерхие крыши Гринвича. Впереди ее ждали целых две недели с родителями.

Как здорово оказаться сперва на руках у отца, а затем – в объятиях любящей матери! Забыв о достоинстве, Мария льнула к родителям прямо на глазах у придворных. Впрочем, какое это имело значение! Король и королева безмерно радовались встрече с дочерью, и все вокруг сияли улыбками.

Золотые деньки пролетели в вихре веселья, танцев, праздников и рождественских песнопений. Были еще игры в жмурки и в прятки, а также новогодние подарки. А затем наступил момент, которого так страшилась Мария: прощание с родителями, унылая перспектива длинного путешествия и мрачный, холодный январь впереди.

– Не плачьте, – сказал отец. – К Пасхе вы уже снова будете здесь. Время пролетит незаметно.

Глава 3

1526 год

В те короткие холодные дни Мария, съежившись перед камином, делала уроки, заданные ей доктором Фетерстоном. А когда выпал первый снег, закуталась в меха и выбежала во двор, но поскользнулась на льду и упала, ушибив колено, и это положило конец прогулкам. Вынужденная сидеть в четырех стенах, она находила утешение лишь в книгах и музыке. К счастью, доктор Фетерстон и леди Солсбери согласились несколько ослабить строгие правила мэтра Вивеса насчет допустимых для чтения книг, и Марии разрешили открыто наслаждаться легендами о короле Артуре.

С наступлением весны настроение юной принцессы слегка улучшилось, ведь ее ждала скорая встреча с двумя самыми любимыми людьми. Мать написала, что ждет не дождется приезда дочери и время тянется мучительно медленно.

Однако, к ужасу Марии, леди Солсбери принесла печальные новости о свирепой вспышке эпидемии чумы в Лондоне и о том, что отец запретил дочери покидать Ладлоу. А значит, ей не удастся прибыть к королевскому двору к пасхальным праздникам. Как же она плакала!

Мария всей душой рвалась к родителям и страшно боялась за них. Она оказалась отрезанной от своей привычной жизни, что было ужасно. Но мать в своих письмах уговаривала ее набраться терпения и целиком посвятить себя учебе. «Запомните, дочь моя, мы никогда не попадем в Царство Небесное, кроме как через горести», – писала Екатерина. Доктор Фетерстон напомнил своей ученице, что она должна учиться у своих советников управлять государством, ведь в один прекрасный день ей придется стать королевой. Мария изо всех сил старалась интересоваться делами Уэльса и Валлийской марки, а также разбираться в политике. Леди Солсбери придумывала игры и забавы, чтобы отвлечь воспитанницу и скрасить ей часы досуга.

Дни переходили в недели, а недели – в месяцы. Ни слова не было сказано о том, что она приедет к королевскому двору на Рождество, и Мария начала опасаться, что из-за эпидемии чумы ей придется остаться в Ладлоу. Но вот в ноябре – о радость! – ее вызвали ко двору, и Мария, приплясывая от счастья, бросала на кровать свои любимые платья, готовая паковать вещи к отъезду. Она уже не могла сосредоточиться на уроках, и доктор Фетерстон, в конце концов сдавшись, достал шахматы.

* * *

Она отсутствовала целый год, и за это время ее родители слегка изменились. Отец, как всегда, был полон кипучей энергии, однако в нем чувствовалось некое внутреннее напряжение. Мать состарилась. Ей исполнился сорок один год, но выглядела она старше своих лет, вокруг глаз залегли печальные морщины. И все же она, как всегда, являла миру сияющую улыбку, тем более сейчас, когда не могла скрыть свою радость от встречи с дочерью.

– Как вы выросли! – повторяла королева. – Вы отлично сформировались для своего возраста. Воздух Ладлоу сотворил с вами чудеса.

Все кругом только и твердили, как сказочно расцвела Мария и какая она красавица. Впрочем, она знала, что ей откровенно льстили, чтобы завоевать ее благосклонность. Тем не менее похвалы окружающих заставили Марию более пристально посмотреть на себя в зеркало. Была ли она красива? И действительно ли розовые щеки, курносый нос, широко расставленные глаза, решительный подбородок делают внешность привлекательной? Крайне сомнительно. Возможно, она еще вырастет, но для своего возраста она была маленького роста и не в меру субтильной. Однако особый шарм ей придавали удивительная грациозность и облако роскошных рыжих волос, которыми так восхищалась леди Солсбери, утверждавшая, что ничего красивее в жизни не видела.

Рождество отпраздновали с невероятной пышностью. Мария была в восторге, когда отец прошелся с ней в танце перед придворными. Взгляды всех присутствующих были прикованы к девочке в роскошном платье из серебряной парчи. Девочка эта кружилась по залу, а мать улыбалась ей своей лучезарной улыбкой.

Но, увы, все хорошее рано или поздно кончается. Мария знала, что после Двенадцатой ночи ей придется вернуться в Ладлоу. Она умоляла отца позволить ей остаться при дворе, однако тот был непреклонен: