Кажется, ситуация проясняется: Святой престол узнал обо мне – зуб даю, прав Володар, и о княжьей добыче доложил именно замковый священник – и теперь заявил свои права. В таком случае дело действительно серьезное, монахи не отступятся, и, если князь ответит отказом, быть войне.

– Вот что, тварь… – ох, и тяжелый же у него взгляд, прям, наизнанку выворачивает. – Едут за тобой. Братья святые, мать их побоку. В Ватикан повезут. Уж не знаю, на кой ляд ты им сдалась, но… в общем, пока они туда-сюда, дело нам одно решить надобно. Важное. А ты, святой отче, сходи-ка помолись, самое время.

Брат Димитриус встрепенулся.

– Сходи, сходи… грех нынче на тебе большой, долго отмаливать придется. Да и вояки ее давно не исповедовались. А ну, как душу Диаволу запродать успели? В общем, самое время их на путь истинный наставить. – Володар набожно перекрестился. А я не без наслаждения наблюдала, как брат Димитриус меняется в лице, то бледнеет, то краснеет… и разобрало же его! Похоже, до сего момента его светлость не имел секретов от своего пастыря, а тут подобная недоверчивость.

– Господь да поможет вам, княже, – Димитриус неспешно, сохраняя достоинство, направился к выходу.

Лицемер.

– И я вот не люблю таких, – пожаловался Володар. – Ту же кровь льют, но чужими руками. Но! Порядок должон быть! Коли люди отринут слово Господне, тьма великая на землю придет.

С данным утверждением можно было бы и поспорить, но опыт личного общения с князем рекомендовал соглашаться. Со всем.

– Давай-ка лучше о деле. Хотел я, конечно, обождать, пока ты вояк моих поднатаскаешь, но, видно, не судьба. Придется так. Завтра ночью за реку поедем. Неспокойно мне, остроухая. Как подует ветер с юга, все внутри так и переворачивается. Смешно, да?

Смешно. Обхохочешься. Особенно, если учесть, что я сама испытываю нечто подобное. Ощущение опасности. Предупреждение. Легкие мурашки по коже и учащенное сердцебиение. Выходит, не показалось. Выходит, там, на юге, творилось нечто непонятное. Опасное. Нечто такое, что предупреждение Южного ветра пробилось сквозь тупую защиту зверя-ошейника.

– Карты у меня нету. Ничего нету. Река – это вроде как граница, понимаешь? Хорошая, я тебе скажу, граница, надежная. Наша Чаруша – это не какой-нибудь ручей. Дикая, прям кипит вся, и течение такое, что переправиться можно в одном-единственном месте. С той стороны лес.

– И все?

– Не знаю. Я раз пять людей высылал, никто не вернулся. Будто проклято там!

Князь не так и ошибался, теперь, более-менее сориентировавшись в пространстве, я с полной уверенностью могла утверждать, что на противоположном берегу Чаруши начинается Большое Юго-Западное пятно.

– Это из-за Пятна.

– Что такое пятно? – Спрашивает Володар.

– Земли… Проклятые земли… Во время Последней войны люди использовали ядерное оружие… – Черт, а сложно, оказывается, объяснить то, чего в этом мире нет. – Это, как порох, только во много раз сильнее. Взрыв уничтожает все живое на километры вокруг.

– Невозможно. У меня пушки есть, так снаряд лишь яму в земле сделает, да и все! А там ямы нету!

– Лучше бы была. То оружие распространяло невидимый яд, отравлявший и землю, и воду, и воздух, и все живое вокруг. Сначала те, кто жил там, просто умирали, а те, кому посчастливилось выжить, изменялись. – О Пятнах мне рассказывал Карл. Одно время Истинные пытались исследовать зараженные радиацией земли, и в библиотеке Орлиного гнезда остались дневники и докладные записки, а в личной коллекции Карла имелась пара-тройка мутантов – не самое приятное зрелище – а потом исследования прекратили. Почему? Не знаю, Карл не удосужился объяснить, а саму меня на тот момент пятна не интересовали.

Черт, а что меня вообще интересовало? Не знаю. Не помню.

Володар, выслушав, замечает.

– Дозорные говорили, что иногда к реке выходят странные существа. Да и пару лет назад случалось, что напасть хотели, оттого дозор и выставил. Говоришь, там опасно? Ничего, тварь, мы туда и назад. Ты своих предупреди, чтоб, значит, приготовились.

– Предупрежу.

– Эх, остроухая, а привык я к тебе, жалко расставаться будет…

Карл

Марек вежливо попросил о встрече, явно что-то замыслил, и уже тот факт, что разговаривать он собирался с одним лишь Карлом, говорил о многом. Айша взвыла бы от ярости, если бы узнала, да и Давид не обрадовался бы. Но какое дело Карлу до их недовольства? В своем замке он имеет право делать то, что захочет.

– Хорошо у тебя, горы, воздух свежий… – Марек отряхнулся. Светловолосый, улыбчивый, молодой… опасный. Легкая улыбка, вежливость и привычка насвистывать под нос давно забытые в этом мире песенки. Марек – это Марек. Первое поколение.

– Да и у тебя неплохо.

– Э, не скажи. Холодно, муторно, Пятно под боком, того и гляди, пакость какая вылезет…

– Как у меня?

– Как у тебя. Что с Коннован? Не ликвидировал, верно?

– Верно. Третья раса перешла в наступление. Согласно моим расчетам, они сметут крепость раньше, чем люди успеют опомниться. Коннован погибнет вместе с ними.

– Знаешь, что тебя погубит? – Марек, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. – Сентиментальность. Глупая привычка привязываться к тем, кто существует рядом…

На Айшу намекает. И от Марековой одежды едва ощутимо тянет ее любимыми духами. Сука. Уже успела.

– А вот наступление – плохо. Мы еще не готовы, – Марек заложил руки за голову, нарочито беспечный, нарочито веселый.

– Мы никогда не готовы.

– Зришь в корень. Эх, Карл, брат мой, мы ошиблись. Ни Айша, ни Давид, ни даже ты еще не понял, насколько мы все ошиблись! Хранители знания, смешно, право слово.

– Почему смешно? – удивился Карл. – Если удастся договориться с людьми, третья раса проиграет. У нас имеются знания, а воевать человечество обучается быстро.

– Чем воевать, Карл? Чем? Книгами? Чертежами? Автоматами, собранными вручную? Их же заклинивает после первого же выстрела!

– Построим фабрики…

– Когда? Скажи мне, Хранитель Южных Границ, когда мы будем их строить? И кто? Ты да я? Да тангры завоюют нас раньше, чем эта фабрика первую сотню стволов выдаст. А ведь нужен еще порох, нормальный порох, а не серая пыль, которую они используют. Пули. Это минимум. О тяжелой технике я не говорю. Да, старые склады на какое-то время спасут. Но надолго ли?

– Неужели, все настолько плохо? – Впрочем, Карл понимал, что Марек прав. От первого до последнего слова: да-ори слишком отделились от людей. Да-ори жили сами по себе. Да-ори не думали даже о других да-ори.

– Знаешь, они ведь нас обманули…

– Кто?

– Те, кто нас создал. Помнишь, что обещал вербовщик? Силу, власть, преимущества… на деле вышел ошейник и подчинение. После Катастрофы у нас было время, была свобода, были возможности, но мы все равно проиграли. Почему?

– Мы выжили!

– Думаешь? Это они выжили. Посмотри, в первые годы после удара их было не больше миллиона. Это меньше процента от десяти миллиардов. То есть погибло девяносто девять процентов популяции, а выжившие представляли собой стадо, беспомощную кучку перепуганных потерявших разум существ. А теперь? Шестьсот миллионов. И число их растет с каждым днем! А мы? Семнадцать тысяч. После катастрофы было почти тридцать. У нас есть знания, медицина, избыток пищи, а с каждым годом да-ори становится все меньше. Почему?

– Не знаю. – Под таким углом Карл проблему никогда не рассматривал. Он вообще не видел проблемы. Раньше не видел.

– А я тебе скажу. Мы слишком самодостаточны. Одиночки по натуре. Даже друг с другом мы общаемся лишь в исключительных случаях. Смешно. Для людей единственный способ заглянуть в вечность – это родить ребенка. Нам же вечность подарили.

– Рано или поздно умрем и мы.

– Вот именно, рано или поздно. Когда, Карл? Через сто лет? Через двести? Через тысячу? Зачем терпеть рядом с собою существо, которое в душе не вызывает ничего, кроме раздражения? Как давно на твоих землях проводилась последняя инициация?

– Лет тридцать… Нет, больше. Пятьдесят… Около того, – этот сукин сын прав, от первого до последнего слова прав. Но какого черта он раньше молчал? Не видел? Не понимал? Смешно.

А сам Карл почему не понял, что происходит?

– А на моих – двести лет назад. Двести лет. За это время погибли семеро. Мы утратили интерес к жизни. Война – это шанс.

– Если все так, как ты говоришь, это не шанс, а приговор. У тангров – численное превосходство, вооружение, у нас – союзник, причем, это еще большой вопрос, следует ли считать людей союзниками, и знания о прошлом, которые, как выясняется, ничем не могут помочь.

– Вот насчет этого я и хотел с тобой поговорить. Поговаривают, у тебя в библиотеке сохранились некоторые карты… а у меня имеется информация. Хотелось бы сопоставить. – Марек улыбнулся, широко и радостно.

Все-таки он – псих. Причем полный.

Фома

«Уж месяц минул с той поры, как доблестный отряд наш вышел за врата Храма, но еженощно наши души летят к сему наисвятейшему месту, дабы преклонить колени перед престолом Святого отца…» – Фома перечитал фразу. На первый взгляд получилось очень даже неплохо, красиво и вдохновенно. Его смутил один единственный момент – есть ли у души колени. С одной стороны, святые проповедники ничего не говорили на этот счет, а, с другой, на всех иконах в Храме души выглядели точно так, как нормальные люди, только прозрачные, словно сотканные из воздуха. Следовательно, и колени, которые можно было бы преклонить, у них имелись. Решено, пускай остается так, как есть, с коленями. Неохота затирать красивую фразу.

«Каждый вечер, отходя ко сну, мы возносили молитвы Господу, благодаря за день, прожитый в мире, как и положено детям Его, а утром брат Рубеус, чье благочестие переполняет сердце мое восторгом, читал нам строки из Библии, вдохновляя на новые подвиги во имя Создателя нашего». Определенно, прав был наставник, есть у Фомы талант сочинителя, нужные слова сами ложатся на бумагу, а ему остается лишь следить за начертанием букв, чтобы аккуратно, чистенько, в общем, достойно Храмовой библиотеки. Фома даже придумал название будущего труда «Путь до крепости Вашингтон». Ну, может быть, потом поменяет, время-то есть.

– Эй, Фома, снова носом по бумаге водишь? – Брат Морли хохотнул, и необъятное брюхо его пришло в движение. – Давай к нам.

– Спасибо.

Предложение Морли заманчиво, да и надоело уже сидеть одному, на каждом привале братья-воители раскладывали два костра, один специально для Фомы, чтоб ему удобно писать было, а возле другого садились сами. Первое время уединение радовало, никто над душою не стоит, через плечо не заглядывает, с вопросами дурацкими не пристает. А потом… потом стало скучно и обидно, они вместе, а Фома вроде как наособицу.

– Да не за что, давай, отрывай свою поповскую задницу от земли и двигай к огню. – Выражения, которые зачастую использовал брат-воитель, заставляли хмуриться не только Фому, но и брата Рубеуса, настолько они расходились с классическим текстом Святого Писания.

– Эй, ребятки, подвиньтеся, к нам гости.

Послушник было испугался, что сейчас ему укажут на место, но воины пересели, освободив место для Фомы.

– Пить будешь? – Спросил брат Анджей.

– Будет, – Морли плюхнулся рядом, и Фоме на мгновение показалась, что земля вот-вот треснет, не выдержав веса брата-воителя. – Что ж он, больной, али рожей не вышел, чтоб в такой-то компании не выпить? Наливай!

В руки Фоме сунули деревянный кубок с чем-то прозрачным и резко пахнущим.

– Пиво?

– Пиво, пиво, – хохотнул рыжеволосый, точно лисица, Анджей и тут же провозгласил тост:

– За здровé!

– За здровé, – прогудел Морли, опрокидывая содержимое чаши в свою бездонную утробу. – Эх, хорошо! А ты чего не пьешь?