– Будут тебе гости, но позже. – Мастер Фельче без своего привычного халата кажется маленьким и щуплым. – Для начала я с тобой побеседую…

– О чем?

– Да все о том же.

И снова сигара, хрупкий огонек на длинной спичке, клубы сизоватого дыма и свернутый кульком лист бумаги вместо пепельницы.

– То, что вы знаете об Империи – верно, но, как бы объяснить, не до конца правильно. Да, формально и реально здесь правят тангры, у каждого Улья – всего их пять, свой статус, который определяется не только возрастом матки, но и количеством, качеством ее… модулей. Модули есть трех рангов, самый простой тебе знаком – солдаты. Довольно примитивные существа, в целом уровень развития среднестатистического человека, кой-какие способности к анализу и обработке информации, обучению, хорошие физические данные, но при всем этом абсолютная безынициативность. То есть они, конечно, проявляют инициативу, но сугубо в рамках поставленной задачи, очень узкой задачи. К примеру, патрулирование – модуль низшего ранга способен организовать работу патруля, выявить оптимальный ритм работы, поставить людей, обеспечить смену, но строго определенного участка границы. Для управления крупными объектами и решения задач координации солдат-тангров используют модули второго ранга, это командный состав, управляющие предприятиями, администраторы городов. Эти мыслят шире, но все же очень зависимы, они совершенно не способны к решению абстрактных задач.

– А третьего, значит, способны?

– Способны, – мастер Фельче стряхнул пепел с сигары. – Но их очень мало. К примеру, на третий ранг приходится около девяноста процентов всех модулей, на второй – девять с половиной, а на третий…

– Полпроцента.

– Правильно, считать умеешь.

– А сама матка – тоже модуль?

– Скорее надранговое образование, к сожалению, никто из нас не имел возможности познакомиться с ней поближе… может, оно и к лучшему. Но давай вернемся к модулям. В Империи около десяти тысяч городов, которые по численности населения относят к желтому и красному классам. Знаешь, что это означает?

– Нет.

– Желтый – в городе обязательно должен находится модуль второго ранга, красный – не менее пяти модулей, реально же в Деннаре – двадцать шесть, Верте – семнадцать, Кашуме – одиннадцать.

– А в Илларе?

– Не известно, это же столица, их место. Но сколько бы их ни было, все равно не хватит, – мастер Фельче налил в стакан воды. – Извини, что-то в горле пересохло. Тебя как, жажда не мучит?

– Пока нет.

– Вот именно, что пока… – Фельче поставил стакан на стол и, вытерев губы тыльной стороной ладони, продолжил. – Модулей второго класса слишком мало, чтобы контролировать Империю, а модули первого класса вообще покидают ульи лишь в исключительных случаях. Тангры не глупы, они сосредоточили контроль на так называемых «потенциально опасных» областях, например военная промышленность, армия, энергетика, а остальное вынуждены были доверить людям. Идея стара, как мир, те, кто внизу, не догадываются о том, что Повелители не так уж всесильны, те же, кому удалось подняться, сделают все, лишь бы не упасть вниз.

– То есть, Империей управляют люди?

– Соуправляют, – исправил мастер Фельче. – Знаешь главный закон Империи? Не привлекать внимания. Те, кто наверху, действуют в рамках установленной танграми стратегии, но… как понимаешь, рамки эти чрезвычайно велики, да и тангры не любят вмешиваться в дела Народных Департаментов. Долгое время Империя находилась в состоянии равновесия, но война многое изменила. Почти полтора века пограничных конфликтов, разросшаяся армия, промышленность, работающая на износ, и в результате нарушенное равновесие. Тангры смотрят на Святое княжество, они видят угрозу оттуда и почти не обращают внимания на то, что творится внутри империи. Модули второго класса заменяются людьми. Мы не контролируем энергетику или производство оружия, но мы контролируем поставки, причем не только оружия. Что сделает армия, которая вместо мяса и хлеба получит, скажем, овес для лошадей? Или машинное масло? Или вообще ничего не получит?

– Значит…

– Значит, что мы давно уже могли поднять мятеж, но зачем? Путь революция – путь крови, тогда как эволюция требует лишь терпения. – Мастер Фельче глянул на часы и недовольно покачал головой. – Что-то они запаздывают сегодня… ну да есть еще время. Понимаешь, твое появление и планы вначале показались мне весьма опасными… противоречащими первому закону, но тщательно все взвесив, я решил, что ты можешь быть полезен.

– И чем же? – признаться, после столь подробного разъяснения Вальрик чувствовал себя не слишком уверенно, по логике выходило, что его присутствие весьма нежелательно, а задание, как там выразился мастер Фельче? Противоречит первому закону. Не выделяться. А он не знал, и Карл не знал, никто не знал, что людей в Империи сама Империя вполне устраивает.

– Ну хотя бы тем, что уничтожив, как и планировал, матку, ты ликвидируешь всех подчиненных ей модулей.

– Их место займут ваши люди?

– Хотелось бы.

– А не страшно, что если меня раскроют, то я вас сдам? Перескажу все здесь услышанное?

Мастер Фельче рассмеялся, а Вальрик в очередной раз за этот вечер ощутил себя дураком. Ощущение не понравилось, как и эта игра вслепую.

– Ну, – произнес Фельче, отсмеявшись, – во-первых, не «если», а «когда». Раскроют тебя обязательно, полагаю, месяца через три, нам нужно время на подготовку. Во-вторых… к боли ты нечувствителен, к химическим стимуляторам тоже, ну а выломать что-то напрямую из головы сенсора способна только матка. Но ты ведь желаешь встретиться с ней, верно? А мы поможем… нет, ну что за манера вечно опаздывать, а?

Он встал и, подойдя к окну, раздраженно дернул тяжелую раму. Вечерний воздух освежил и немного успокоил. Но до чего же странно все вышло, и вроде бы удачный случай, но… не нравилась Вальрику эта затея. Одно смерть ради Княжества, долга и чести, и совсем другое – ради удовлетворения амбиций кучки интеллектуалов. А Карл еще утверждал, будто в Империи с учеными беда.

Беда, вот уж действительно беда.

– А если я откажусь?

– Тогда ты тихо скончаешься в своей постели. Камрад Унд будет весьма огорчен, мне придется сменить место жительства, а Улла… ну она чересчур заметна, к тому же должен же я буду возместить Унду его финансовые потери.

– Шантаж?

– Увы, мой друг, нельзя работать на бойне и не заляпаться кровью, – мастер Фельче, прикрыв окно, вернулся к столу. – Но если согласишься, то… так и быть, забирай Уллу, скажем, в качестве утешительного приза…

– Последний вопрос, а почему вы, если так все хорошо, здесь? Почему вас судили? Лагеря? И Черный квартал? Почему не там, за стеной, где-нибудь в частном доме?

– У меня, если ты заметил, тоже частный дом и весьма неплохой, климат опять же… тишина, спокойствие, добрые нелюбопытные соседи. Что касается суда, то… кому как ни тебе знать, что порой суд – лишь ступенька, ведущая к цели, лагеря же бывают разные, а утраченное гражданство мне вернут по первой же просьбе. Но пока и без гражданства неплохо, работаю вот, людей слушаю… ищу интересные экземпляры, а потом думаю, куда их приспособить.

Улыбка его была искренна и любезна, а глаза смотрели строго и внимательно. Громко хлопнула входная дверь, натужно заскрипели половицы, и Вальрик понял, что время отведенное на раздумья, истекло.

Рубеус

Коннован сидит на кровати, вроде бы рядом, но в то же время где-то далеко, в каких-то своих мыслях, которые она тщательно прячет за стеной. Прячет, но не ото всех.

– И о чем вы с ним разговаривали?

– Да так… ни о чем.

Коннован отводит взгляд, и становится совершенно ясно – врет. А если врет, то не доверяет, или хочет что-то скрыть, но что? Гадать, упершись в стену отчуждения, унизительно, а мысль о том, что Карлу она доверяет, приводит в бешенство.

На то, чтобы успокоиться, уходит несколько минут. Коннован понимает затянувшееся молчание по-своему и, потупившись, бормочет:

– Извини.

– Извинятся не за что. – Вышло резко, она вздрагивает, как от удара, и отодвигается. Убегает. Какого черта она убегает?

– Пожалуйста, не сердись, я… мне плохо, когда ты сердишься.

Взгляд-мольба, и становится стыдно. И Мика… по какому праву он требует доверия, если сам никак не решится рассказать правду? Может, сейчас? Она ведь все равно узнает. Но страшно. Иррациональное чувство, парализующее волю, если Коннован узнает о Мике, то останется здесь. Разум подсказывал, что это было бы оптимальным решением, позволяющим избежать многих проблем, но… она и Карл… вдвоем. Холодная незнакомая ярость ледяной волной смывала все доводы рассудка.

– В этом наряде я чувствую себя полной дурой, – Коннован раздраженно дернула широкую горловину рубахи. Одеяние и вправду было несколько… специфичным. Свободное, даже чересчур свободное, из мягкой ткани грязно-желтого цвета, оно, быть может, и не травмировало обожженную кожу, но и выглядело крайне нелепо. Рубеус отвернулся, чтобы она не заметила его улыбки.

– Вот, смешно тебе… хотя действительно смешно. В ночной рубашке за столом…

Нужно поговорить. Нужно, чтобы она приняла решение сама… в конце концов, он же не ребенок, который не находит в себе сил расстаться с понравившейся игрушкой, он – взрослый разумный человек. Не совсем, правда, человек, но это детали. Несущественные, не заслуживающие внимания детали. И глупо уговаривать самого себя.

Рубеус вздохнул и, мысленно досчитав до трех, произнес:

– Коннован, мне нужно поговорить с тобой. Это серьезно.

Какие испуганные у нее глаза… и улыбка исчезла, а руки дрожат, вцепились в некрасивую ткань платья-рубахи, и все равно дрожат. Неужели знает? Нет, Карл обещал молчать, тогда…

– Я не хочу, – прошептала она. – Пожалуйста, я не хочу разговаривать об этом сейчас… потом, хорошо?

– Хорошо, – Рубеус согласился.

– Спасибо. Наверное, пора идти. Карл не любит, когда к столу опаздывают.

Коннован встала, угловатые детские контуры тела прорисовывались сквозь рубаху, в этом нелепом наряде она выглядела такой беззащитной, хрупкой и… и появившиеся в голове мысли совершенно не соответствовали моменту.

– А лестница длинная? – поинтересовалась она, критически рассматривая свое отражение в зеркале. – Ну и страшилище.

– Нет. Точнее да. Ну, то есть, нет, ты не страшилище, это пройдет, ты же знаешь, на нас быстро все заживает.

– Ну да… я вообще живучая. – Странный взгляд, странное выражение лица и странное ощущение будто невидимая стена стала чуть выше.

– А лестница длинная, – Рубеус постарался выбросить мысли о стене, и те, другие, которые не о стене, тоже. – Давай, помогу.

Легкая. Нервная. Пугливо сжимается в дрожащий комок, но потом, точно опомнившись, обнимает за шею и, уткнувшись носом в грудь, невнятно шепчет.

– Прости… ты не при чем, это воспоминания… не надо было их вытаскивать.

Ее страх причиняет боль, ее недоверие – унижает и бесит, но несмотря ни на что, он не отпустит Коннован. Почему – сам не знает, нужна и все.

– Мы кого-то хороним? – Карл пил кофе мелкими глотками, чашка в его руках казалась игрушечной, но к процессу вице-диктатор относился со всей серьезностью. Ужин подходил к концу, и честно говоря, Рубеус был рад. Взгляды, которыми обменивались эти двое, мимолетные улыбки, интонации, жесты… беседа на тайном языке, непосвященные не поймут.

Рубеус и не понимал. Чувствовал себя лишним и злился, и с каждой минутой злости становилось все больше и больше. Ломило виски и…

– Так как насчет бильярда?

Черт, кажется, он слишком ушел в себя и потерял нить беседы. Пришлось переспрашивать.

– Что?

– Бильярд, русский. Партия. А то, гляжу, тебе энергию некуда девать, снова вилки штопором закручиваешь. Конни, ты как, не устала?

Он произнес это с такой заботой, что… вилка хрустнула в руке. Нужно взять себя в руки. Успокоиться.