Доктор Лейбер всегда был не по-врачебному труслив: он помялся, теребя пуговицу, опять решая, что может рассказать, и вопреки всему нервные движения его пальцев успокаивали.

– Мы предпочли не предавать случившееся огласке. Ричард связался с Цитаделью, они пришлют инспектора, но в том, что касается гостей…

Кейн прекрасно понимала, о чем он: гости Линнел не должны были узнать, что едва не побывали на грани смерти. Это могло стоить «Трели» слишком дорого, особенно теперь, когда платформа опустилась так низко.

– Вы все сделали правильно, – сказала Кейн. – Сообщите мне, когда Линнел придет в себя. – Она намеренно сказала «когда» вместо «если», и Лейберу хватило ума не пытаться ее поправить.

– Хорошо. Аннет, вам нужно отдохнуть. Если вам что-то понадобится, позовите меня. Я оставлю слугу у двери. – Он повернулся к Атресу, собираясь намекнуть, что Кейн требуется покой, и она решила вмешаться:

– Пусть Алан останется здесь. Мне спокойнее, когда он рядом.

Просьба определенно нарушала приличия, и Лейбер замялся, с сомнением глядя на Атреса. Впрочем, возможно, он просто не доверял чужаку.

– Вы уверены?

– В его присутствии я чувствую себя защищенной. Все в порядке, Адам. Спасибо за помощь.

Это было почти грубо со стороны Кейн – заканчивать разговор так, но им с Атресом действительно нужно было поговорить без свидетелей, и чем раньше, тем лучше.

Возможно, Лейбер понял это или же поверил – задерживаться он не стал. Собрал врачебные принадлежности в небольшой кожаный саквояж и, попрощавшись, вышел.

– Вы действительно чувствуете себя в безопасности рядом со мной? – нейтрально спросил Атрес, как только они с Кейн оказались наедине.

– Разумеется нет. Я знаю, зачем вы остались сидеть у моей кровати, и знаю, что вы такое.

– Я человек.

– Нет, Алан, – как можно мягче поправила она, – на самом деле уже нет. Вы – схематик. Вы знаете, что это значит?

– Я знаю, что это можно исправить.

Атрес казался спокойным, почти равнодушным, будто обсуждал какого-то постороннего человека. Наверное, подумала Кейн, ему дорого стоило это спокойствие. Пожалуй, на его месте она бы так не смогла.

– Медиатор – это система из четырех элементов, – сказала она. – Человеческой воли, схемы, которая заставляет спирит работать и придает ему необходимые свойства, самого спирита и предмета, который способен все это в себе соединить. Человек активирует медиатор, отдает схеме команду действовать. Схема заставляет спирит работать. В момент, когда вы активируете медиатор, вы являетесь с ним одним целым, тем элементом, без которого схема неактивна. Чем лучше ваша с ней совместимость, тем четче работает медиатор.

Он слушал внимательно, не перебивая, хотя Кейн не говорила ничего нового. Все это Атрес знал и сам.

– Иногда, – продолжила она, – это порождает так называемый феномен сверхсовместимости. Вы сонастраиваетесь с медиатором и схемой, которую он носит, и ваша воля встраивается в систему уже без вашего ведома. Так начинается сращение. Схема понемногу проникает внутрь, врастает в вас как в продолжение медиатора: сначала завершает сонастройку, потом пропитывает тело спиритом, а затем переносит часть себя непосредственно внутрь, все время поддерживая медиатор в активированном состоянии. И вы становитесь продолжением схемы.

– Этот процесс обратим. – Уверенность в голосе Атреса была совершенно безусловной, непоколебимой.

– Не совсем. До последней стадии процесс можно прервать в точке расщепления, разбить единую систему на две: неработающий фрагмент схемы в теле человека и изначальный медиатор. Если потом медиатор будет уничтожен, вы снова станете обычным человеком. Механизм расщепления кажется довольно незамысловатым, нужны только тот, кто способен оперировать спиритом через архетип, и точка расщепления.

И все же Атрес не хуже Кейн знал, что схематиков никто не лечил. Они просто пропадали: ночью к ним приезжал черный мобиль государственного спирит-контроля, а наутро соседи делали вид, что этих людей никогда не существовало.

– Я знаю, что точки расщепления находятся в Древних Городах, на земле, – сказал он. – Чтобы добраться до них, необходимо пройти прослойку Грандвейв. С моими ресурсами это осуществимо.

– Дело не в ваших ресурсах и даже не в Грандвейв. Точки расщепления – это узлы Земли. Первая спирит-катастрофа превратила Землю в медиатор, узлы – части ее схемы. Никто не рискует их трогать, потому что боятся последствий. Вы всего один человек, Атрес, каким бы влиятельным вы ни были. А если пострадает точка расщепления, это может повлиять на жизни тысяч людей. Никто на это не пойдет.

– Никто, у кого есть другой выбор, – поправил он. – Вы могли рассказать Лейберу обо мне, но вы этого не сделали, потому что знаете – я единственный, кто способен спасти «Трель». Ради нее вы готовы рисковать. И ради Линнел Райт, разумеется. Я нужен вам, Кейн.

За всю свою жизнь помимо Атреса Кейн встречала лично только одного схематика, и тогда она тоже предпочла промолчать. Она не выдала того человека, но и не помогла ему. Но тогда это никак не было связанно с Линнел и с «Трелью».

– Вы нужны мне, а я нужна вам, Атрес. Ни одна другая мастресса не согласится отправиться к точке расщепления. У нас обоих нет выбора.

За все время их недолгого знакомства он впервые посмотрел на нее с интересом.

– Вы торгуетесь, даже не зная, очнется ли Линнел Райт и имеют ли договоры смысл?

– Да, – не стала спорить, – это называется надеждой, Атрес. Линнел очнется, и вы согласитесь на ее условия. Тогда я спасу вам жизнь.

2
Глава

В кабинете было холодно, из приоткрытого окна неприятно тянуло сыростью. На «Трели» ослабили контроль над защитными сферами, стараясь сберечь мощность для двигателей, и облачная муть просачивалась на улицы, заливая их туманом.

Тонкая белая шаль почти не грела, Кейн мерзла, но не просила закрыть окно.

– Вам холодно, Анна? – спросил инспектор Федерико Тольди, препарируя Кейн взглядом прозрачных, слегка навыкате глаз.

Он сидел напротив за массивным деревянным столом Линнел и выглядел в точности таким же, каким Кейн помнила его во время их последней встречи два года назад. Федерико работал следователем в управлении по расследованию спирит-преступлений и тогда обращался к ней как к независимому эксперту.

– Последствия отравления Миражом, сами знаете, как это бывает, – пояснила Кейн, кутаясь в шаль и чувствуя себя совершенно разбитой.

Слабость не проходила вот уже несколько дней, и никак не получалось согреться.

Линнел не приходила в себя, и это беспокоило. Доктор Лейбер сделал все, что мог, и добавить ему было нечего. Оставалось только ждать.

– Со мной все в порядке, Федерико. Я готова ответить на ваши вопросы. – Кейн хотелось закончить с этим как можно быстрее.

Тольди не был первым, кто опрашивал ее, изначально аварией в центральном узле занималась местная жандармерия, но именно разговора с ним Кейн опасалась больше всего. Федерико был мастрессом на государственной службе. Он разбирался в схемах немногим хуже преподавателей университета, и любая нестыковка в показаниях, которую жандармы пропустили бы, для него стала бы очевидна.

– Расскажите все с самого начала. Как вы оказались на «Трели»?

У него была неприятная привычка смотреть словно сквозь собеседника, на которую Кейн не обращала внимания, но раньше не было и необходимости утаивать информацию.

– Мне позвонила Линнел и попросила приехать. – Лгать не имело смысла, и Кейн сказала правду – звонок шел по государственной линии, и его легко было проверить.

Впрочем, проверять такие вещи у Федерико не было причин.

– Вы часто видитесь? – уточнил он, склонившись над блокнотом.

Белесые, почти бесцветные волосы упали Тольди на лицо, и он привычным жестом поправил их, чтобы не мешали.

– Нет, мы не встречались пять лет, – ответила Кейн.

– Это долгий срок. Вы знаете, зачем она пригласила вас на прием?

– Полагаю, это касается «Трели». Платформа опустилась слишком низко, и у Линнел нет денег на ремонт. Думаю, она хотела обратиться ко мне за помощью.

– Думаете, ее интересовали ваши деньги? – Тольди задавал вопросы так, словно заполнял пункты в списке, размеренно и почти небрежно, но это была мнимая небрежность, Кейн знала его как человека, который никогда не упускал деталей из виду.

– Федерико, вы прекрасно понимаете, что у меня нет таких средств. Но у меня есть связи, и я знаю множество полезных людей. Думаю, Линнел интересовало это.

Тольди сделал еще несколько пометок в блокноте.

– Вы собирались ей помочь?

– Разумеется. Мы с Линнел выросли вместе. Я несколько лет жила на «Трели», когда была ребенком. Это место много значит для меня.

– Вы признаете, что пристрастны? – Тольди несколько раз постучал колпачком ручки по блокноту, словно пытаясь найти в ее словах подвох.

– Да, – кивнула Кейн, – я не отрицаю, что для меня это личное. Тем более теперь, когда Джеймс Стерлинг собирается купить платформу, и авария ему выгодна.

Тольди замер на несколько секунд, будто пес, учуявший добычу, а потом подчеркнуто аккуратно перевернул страницу.

– Вы считаете, что он может быть замешан в аварии? – спросил он бесстрастно, и все же Кейн поняла, что именно сейчас начался настоящий допрос.

На самом деле она не думала, что Стерлинг стоял за аварией на «Трели». Едва ли он стал бы использовать паразита, пока сам находился на платформе. Тот, кто чуть не разрушил центральную спирит-схему, планировал уничтожить «Трель» вместе со всеми жителями.

Кейн считала Стерлинга ублюдком, но вряд ли он был способен хладнокровно убить несколько тысяч человек.

– Я считаю, что это возможно, – тем не менее сказала она. – Авария могла снизить рыночную стоимость платформы. У Джеймса Стерлинга был мотив.

– Это серьезное обвинение. Вы уверены, Анна? – Кончик пера тихо скрипнул на бумаге, будто поставив галочку, а Тольди вопросительно посмотрел на Кейн.

– В том, что считаю так, – да, – ответила она нейтрально.

Тольди вряд ли верил ей, но не имел права игнорировать показания. Он читал отчеты жандармов и собственными глазами видел остатки медиатора разрушения. Паразит, проникший в валькирию, был создан не для «снижения рыночной стоимости», он был заточен на полное разрушение центрального узла.

Кейн подозревала, что это все равно связано со Стерлингом. Купив собственную платформу, он получил бы доступ к новым ресурсам и место в сенате. Это многим не нравилось; возможно, среди них были и те, кто готов был уничтожить «Трель», лишь бы она не досталась никому.

Обвинив Стерлинга, Кейн ненадолго помешала бы его попыткам объявить Линнел недееспособной и купить платформу, а это – пусть косвенно – могло защитить «Трель» от повторной аварии хотя бы на время.

– Когда вы узнали, что в центральном узле произошла авария? – спросил Тольди, сделав несколько пометок в блокноте.

– Тогда же, когда и все остальные на платформе. Я увидела поток спирита в небе.

– Вы сразу поняли, что это авария в центральной схеме? – уточнил он.

– Федерико, я не слишком разбираюсь в механике платформ, – честно признала Кейн, – но прекрасно знаю, что если в воздухе колонна спирита – это плохо.

Допрос неизбежно подходил к самой опасной части – к тому, что произошло в центральном узле. Кейн собиралась солгать, выгораживая Атреса, как она уже лгала, рассказывая эту историю жандармам.

Укрывательство схематика было преступлением, и Кейн не была уверена, насколько риск оправдан. Линнел могла никогда не проснуться, «Трель» все еще могла достаться Стерлингу. И все же, если был хоть какой-то шанс, Кейн не имела права его упустить. Она никогда не считала себя хорошим человеком, но даже для нее существовали вещи, ради которых стоит рисковать. Она не могла выдать Атреса, подписав ему смертный приговор и лишив Линнел последней возможности спасти «Трель».

И, если перестать лгать самой себе, ей просто не хотелось быть причиной чьей-то смерти.