Я не понимаю, о чем он и к чему вообще все это говорит, но вдруг прислушиваюсь, и до меня доходит: звонят в дверь. Удивительно, кстати, что сразу в дверь, а не в домофон, странно…

Я, конечно же, ничего не отвечаю Марку, но прислушиваюсь ко всему происходящему за дверью. Он идет открывать, и уже через секунду я понимаю, что произошло. Там Катя! Моя Катя…

Мне резко становится так страшно, что он может ударить и ее, что я вскакиваю на ноги, игнорируя какие-то уже крики, открываю дверь и бегу в прихожую, тут же падая в ее объятия. Катя…

– Моя кошечка, все, собирай сумки, сегодня ночуешь у нас, – говорит она мне, обнимая крепко, и я умудряюсь увидеть и понять, что происходит. Она приехала с Давидом, а тот вывел Марка в подъезд. Подозреваю, они просто поговорят, потому что вряд ли Марк додумается лезть в драку с тем, кто в разы сильнее и больше его. Его хватает только на то, чтобы делать больно тем, кто гораздо слабее…

– Кать, ты что? – отстраняюсь, слезы ручьем, ничего не могу с ними поделать! Мне неудобно ехать к ним, мне совершенно все это неудобно! Что они сорвались из-за меня, что она мужа напрягла из-за меня, это все так плохо, так ужасно!

– Без разговоров, – отрезает она. – Идем собираем все, что можем сейчас собрать, остальное потом. Я тебя с ним не оставлю, Яна, это уже совсем перебор! Любишь – разлюбишь, ничего страшного. Можешь обвинять меня потом, что я не в свое дело лезу, но я не дам тебе жить в этом ужасе и портить себе жизнь!

Она настроена очень воинственно, в отличие от меня. У меня опускаются руки и, кажется, окончательно ломается все, что есть внутри. Если, конечно, там осталось хоть что-то, кроме крошева из костей, органов и крови. Больно. Очень больно.

– Давай-давай, – ведет меня в спальню, – где тут у тебя чемодан?

Я показываю ей на шкаф, в котором лежат мои вещи, и она, не дожидаясь, пока я оживу, собирает все, что попадается под руку. Одежду, косметику, крема, даже расческу. Я просто безвольной куклой стою и наблюдаю за всем, что она делает, и не могу найти в себе силы ни на что. Просто стою… Никогда не думала, что я настолько слабая.

Она прихватывает еще мой планшет и зарядные, и спасибо ей огромное за адекватность, а потом берет меня под руку и снова так же, как маленького ребенка, ведет в прихожую.

– Обувь где? – спрашивает меня.

– Там, – показываю пальцем на ванную. Марк ведь налетел на меня и даже не дал снять обувь, а я потом стягивала с себя чертовы босоножки трясущимися руками, ненавидя неудобные застежки.

Катя приносит их через несколько секунд и, к моему стыду, даже помогает обуться. Я наконец-то пытаюсь начать соображать и подхватываю свою сумку с ключами и документами, плетусь за Катей в подъезд, тут же застывая на месте.

Давид стоит и что-то смотрит в телефоне с абсолютно расслабленным видом, словно в его второй руке нет заломанного запястья моего жениха. Эм… бывшего жениха?

Видимо, это какой-то особенный прием, но Марк и правда стоит согнувшись, а его руку за спиной, совершенно не напрягаясь, держит Давид. Я понимаю, что он меня не тронет в таком положении, да и вряд ли кто-то ему позволит, но машинально делаю несколько шагов в сторону, опасаясь.

– Девочки, готовы? – с улыбкой спрашивает Давид. Мы киваем, и он в таком же положении ведет Марка до квартиры и буквально швыряет его внутрь, следом захлопывая дверь. Тот что-то пытается орать, но Катя меня уводит за руку, передавая чемодан Давиду.

Лифт, холл, двор, машина. Я прохожу все это, словно на последнем проценте энергии, и только уже в машине, рядом с Катей, на меня обрушивается весь груз произошедшего.

Как такое вообще могло случиться со мной?

Я снова плачу, как настоящая размазня, а Катя обнимает меня и целует в висок. Давид что-то говорит, но я толком не слышу, думаю только, что нужно будет обязательно поблагодарить его за то, что так сильно мне помог.

Мы приезжаем минут через двадцать, Катя снова бережно ведет меня к ним в квартиру, Давид помогает с вещами. А когда я усаживаюсь на диван в их гостиной, чувствую себя совершенно чужой и понимаю, что не готова мешать…

– Ребят, спасибо вам огромное, – говорю, прокашливаюсь. – Мне неловко, что я вас во все это втянула, и… Может, я в гостиницу? Неудобно вас стеснять.

– Яна, – говорит Катя строго, – выкинь эту гадость из своей головы, хорошо? Чувствуй себя как дома. Ты никого не стесняешь, у нас много комнат.

– Девочки, вы приходите в себя, – говорит Давид, – а я поеду привезу вам остаток вашей компании.

– Хорошо, мась, – кивает ему Катя, и у меня вырывается тихий смешок среди всей этой лютой истерики. Вот этот огромный мужик совершенно не похож на «мась», но круто, что у них такие отношения и он не имеет ничего против прозвищ. Марк имел…

– Давид выгонит меня точно, – всхлипываю, когда он уходит, – мало того что поздним вечером ему пришлось меня выручать, так еще и всю толпу у себя дома терпеть.

– Кошечка моя, – она поглаживает меня по голове, – Давид – адекватный мужчина, он любит меня и моих подруг считает и своими друзьями. Он меня из такого же дерьма спасал, ты забыла, что ли? И прекрасно понимает, как тебе сейчас тяжело. Ты никого не напрягаешь, слышишь меня? Ты здесь, потому что дорога нам всем. И не было и шанса, чтобы после того, что он сделал, мы тебя оставили там. Ты меня поняла?

Киваю. Я поняла. И от этого снова становится очень грустно. Не от того, что меня любят, а от того, что недостойна любви тех людей, которым отдавала всю душу.

Катя делает мне горячий чай и кормит конфетами, успокаивает и пытается отвлечь от всего происходящего, а потом Давид приезжает с девчонками, и я снова забываю об ужасах жизни, когда они рядом.

Муж Кати, кажется, и правда не против того, что мы сидим всю ночь в свободной спальне их квартиры, смеемся, хотя и стараемся быть тише, плачем и обсуждаем все произошедшее.

– Если ты решишь к нему вернуться, ты мне не подруга больше, – говорит Мира, когда я рассказываю им все, уже успокоившись. – Серьезно. Ненормально было терпеть к себе такое отношение, но это – уже все, Яна, край. Он полный неадекват.

– Знаю, – киваю. Я же и правда знаю, спасибо, ощутила полноту его неадекватности на себе. – Не вернусь. Просто…

– Вот! – вскрикивает она. – Уже какое-то там «просто»!

– Просто это сложно, – пожимаю плечами, – вот и все. Столько лет мы отдали друг другу, я ведь любила искренне, всегда шла за ним, и тут такое… Я просто совершенно не умею одна, что я буду делать?

– Учиться, – говорят Юля и Аля в один голос, – просто никогда не бывает в такой ситуации, но ты справишься. В конце концов, мы у тебя есть! Неужели ты думаешь, что оставим тебя одну?

– Не думаю, – улыбаюсь им. Я правда так не думаю. Сегодняшняя ситуация показала мне настоящих друзей в моей жизни. Я всегда знала, что они у меня прекрасны, но чтобы настолько… Приехали спасать, оказывается, даже не колеблясь. Сразу в чате решили, кто едет, пока я игнорировала сообщения, и просто контролировали обстановку.

Мы очень долго болтаем, а еще девчонки мне делают охлаждающие маски, чтобы снять с лица отек, и мажут раны всякими заживляющими мазями. Я получаю от них столько любви и заботы за эту ночь, сколько не получала от мужчины за последние два года точно. Мы засыпаем вот так под утро, навалившись друг на друга, и от будильника в шесть утра мне вставать как никогда сложно.

Голова трещит, глаза печет. Сил никаких, еще и колено все-таки болит, черт… Я сижу на кровати в окружении спящих девчонок и пытаюсь найти в себе силы на то, чтобы встать.

– Куда собралась? – спрашивает Юля, не поднимая головы.

– На пробежку, – отвечаю ей шепотом, чтобы никого не разбудить.

– Сегодня ты не бежишь, – звучит сонный голос со второй стороны кровати, а потом Мира хватает меня за руку, тянет на кровать, и я падаю на божественно удобный матрас. – Спи. Все.

И… мне хочется возмутиться, что у меня вообще-то режим, что я не пропускаю пробежку уже два года и все такое, но… К черту. Все. Спим.

В итоге просыпаемся мы все ближе к обеду, потому что сегодня выходной и никому никуда не надо, даже мне. Это мой единственный день в неделе, когда у меня нет никаких тренировок, и я думаю о том, что это к лучшему, потому что в своем состоянии мироточить счастьем и улыбаться клиентам было бы очень сложно. Мне еще каким-то чудом надо собрать себя по кусочкам и выдавать эти улыбки завтра.

А еще нужно найти, где мне все-таки жить…

Когда я очухиваюсь, в комнате больше никого, кроме меня, нет. Я еще пару минут смотрю в потолок и принципиально не беру телефон в руки, а потом с трудом, конечно, но все-таки встаю с кровати и иду в гостевую ванную этой шикарной квартиры, иначе я эти хоромы назвать просто не могу.

В зеркале в целом не такая страшная картина, как была вчера. Рана на губе, конечно, выглядит некрасиво, но от нее больше боль и ужас внутри, чем снаружи. А на лице практически ничего нет, все-таки маски девчонок помогли на самом деле. Я замечаю, что в районе скулы есть небольшой синяк, но, если прикрыть волосами или замазать косметикой, его совершенно не будет видно.

Вздыхаю. Ладно. Прорвемся же, да?

Я на самом деле чувствую себя такой дурой из-за того, что даже в этом случае не могу твердо отрезать себя от Марка. Если бы не девочки – я не ушла бы. И утром, скорее всего, вернулась бы с пробежки и готовила бы ему завтрак по привычке. А Марк, как всегда, выкрутил бы все так, что я его простила бы и без извинений. Более того, я бы даже извинилась сама.

Я понимаю, что со мной не все в порядке, но пока без помощи девочек я со всем этим не справлюсь, и я это осознаю. К сожалению или к счастью.

Выхожу из ванной и нахожу всех в гостиной: они о чем-то шушукаются, а потом замечают меня и сразу же меняют тему. Мне не кажется это странным, потому что после всего произошедшего грех меня не обсудить, так что я даже обижаться на них не собираюсь.

– Доброе утро, – говорю им всем и сажусь на свободный стул.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивают все хором, и это выглядит так мило, что я невольно улыбаюсь.

– Нормально, – киваю. – Голова немного болит, но это, естественно, пройдет.

– Пройдет, конечно, – говорит Аля, – тебе просто нужны положительные эмоции. Очень много положительных эмоций.

– Вы – мои положительные эмоции. А еще надо поехать к маме на недельку, я подумала. Давно не виделись, соскучилась.

– Да, – кивает Мира, двигая ко мне чашку с кофе и тарелку с печеньем, – к маме надо обязательно. Но после Испании.

Что, простите?

Она говорит это так, словно я должна понимать, о чем речь, но проблема в том, что я не понимаю.

– После какой Испании, Мир? – спрашиваю у нее. Что происходит?

Девчонки переглядываются между собой, смотрят на меня, потом опять друг на друга, словно что-то должны мне сказать, но никто не может решиться. В конечном итоге решается Мира, закатывая глаза и начиная говорить. Не удивлена, что именно она.

– Мы с девчонками все утро думали, как сделать так, чтобы ты перезагрузила свой мозг, поняла, что ты нереальная красотка, нашла себе какого-нибудь красавчика хотя бы на время и ни в коем случае не вернулась к своему мудаку, поэтому… мы летим в Испанию! – заканчивает она, подмигивает мне и продолжает есть печенье. Какое, блин, печенье?!

– Повторите, – хриплю, потому что голос тоже в ужасе от услышанного.

– Мира сказала, – хихикает Катя, – что мы стащили у тебя паспорт и забронировали билеты, а еще связались с твоим руководством, немного им наплели чепухи всякой и выбили тебе отпуск. У нас будет две недели жаркого побережья Валенсии на всех пятерых, потому что мы тебя очень любим и хотим подарить этот отдых.