– Линея, ты меня огорчила, – произнес, скрипучим голосом, – думал, что воспитал тебя послушной и разумной дочерью, надеялся, что ты подумаешь о своих соплеменниках. – Сокрушенно качал головой, в такт каждому слову. – А ты выросла самолюбивой змеюкой.

А я даже радовалась его приходу, хоть имя узнала. То, что он считал себя моим отцом, немного усугубляло ситуацию. Решила воспользоваться методом всех попаданок: молчать в тряпочку и притворяться дурой. Поэтому пока старик вещал о моей глупости, я ловила каждое слово, запоминая самое важное, и покорно склонила голову, чтобы никто не заметил, как периодически, мои губы растягивались в улыбке.

Удалось выяснить, что девушке по имени Линея было всего восемнадцать зим, из этого вытекало сразу две хорошие новости: я юна и в этом захолустье бывают другие времена года. Девочка была дочерью местного вождя, и этот самый вождь настойчиво пытался промыть дочери мозги и мне заодно. Что бы там ни было, а Линея сбежала потому, что ее готовили к чему-то важному, что изменит жизнь поселения в лучшую сторону, а она взяла и сбежала. Не стала брать на себя какую-то ответственность.

– Хоть бы не жертвоприношения. – Подумала, посмотрев на старика оценивающим взглядом.

На фанатика или любителя пускать кровь невинным девам, он не был похож, но и до божьего одуванчика не дотягивал. В целом, он мне понравился, показалось, что с ним можно договориться, а об улучшении жизни могла рассказать многое и принести пользу этому обществу. Живой от меня было больше пользы.

– Ты меня поняла? – Строго спросил, хмуря брови.

Конечно же, я упустила вопрос, пришлось кивать наугад, лишь бы он закончил нравоучения.

– Отлично, тогда свадебную церемонию проведут сегодня на закате, в свете полной луны. – Пролепетал с блаженной улыбкой, вторил ему мой беззубый страж, а я пришла в ужас.

Третьего мужа я могла и не пережить.

Людское поселение

Глава 4

– Замуж? – Нервно икнула, хватаясь за сердце. – Не надо мне туда, нет там ничего интересно. – Попыталась прикрикнуть на деда, но лысый амбал оскалился.

– Ты смеешь мне перечить? – Насупился дед, смешно раздувая щеки, точно, как ребенок, у которого отняли конфету.

– Выражаю несогласие, – гордо задрала подбородок, но от резкого движения меня только затошнило, – кому надо, тот пусть и выходит замуж.

Старик еще больше нахмурился, а страж почесал блестящую макушку огромной ручищей с толстыми пальцами, на которых отчетливо виднелась грязь под ногтями. Меня от этого передернуло, никогда не любила грязнуль.

– Может, ее выпороть? – Предложил этот гад.

К счастью, папаша не совсем изверг, сразу отмел эту идею, но нашел более действенный способ свести меня в могилу:

– До вечера не корми, чтобы не сопротивлялась.

Вот тебе и заботливый родитель. В этом мире о психологии отношений и не слышали, как и воспитании, нормах санитарии, или банальном горячем душе. Хотелось заплакать и потребовать мою пайку сочного куска мяса, аромат от которого все еще витал в избушке.

Однако приходилось смотреть, как старик уходит, и глупо хлопать глазами, в надежде, что он сейчас вернется и скажет, что пошутил. Куда уж там, ушел и не повернулся, оставив меня голодать. Изверг!

– В туалет-то мне можно? – Посмотрела на лысого.

В ответ тот лишь качнул головой в сторону, указав на грязный кусок ткани, натянутый на тонкой веревке почти у самого потолка. Получалась эдакая шторка, которой и полы мыли, и руки об нее вытирали и, судя по пятнам, чего только с ней не делали. Жизнь ее помотала.

Лицо непроизвольно скривилось. Сразу представила, какой душок исходил от этого куска ткани. А что за ней может скрываться, приходилось только догадываться. Чтобы преодолеть путь до этой шторки, нужно было еще встать, а затекшие мышцы не хотели слушаться.

Пришлось прибегнуть к старому и проверенному методу, хорошенько постучать по ногам кулаком, и при этом вытерпеть удивленный взгляд лысого. Он от такого действия аж рот приоткрыл, сверкая деснами.

Ха, как бы он удивился, если бы я начала полы мыть. Вот уж, чего здесь по-настоящему не хватало, стопы буквально прилипали к поверхности обработанного дерева, собирая каждую соринку. Здесь и песок, и застывшая грязь, какая-то гнилая листва, маленькие камушки, которые первым делом впивались в кожу.

Шипя и фыркая, добралась до ужасной шторки, брезгливо отодвинула ее в сторону и громко возмутилась:

– Чума – болотная. – Рыкнула, узрев глиняный горшок, размером с приличный тазик.

Лысый тихо похрюкивал от смеха. Конечно, не ему жизнью предстояло рисковать, чтобы естественную нужду справить. В тот момент была не против даже просто сбегать в кустики. А осознав, что лопуховыми листьями здесь заменяли туалетную бумагу, искренне посочувствовала Линее, ее идея с побегом уже не казалась глупой. Все же быть съеденной медведем, не худший исход, когда на горизонте маячила дизентерия.

Повздыхала, поматерилась и махнула на все рукой. Бывали в моей жизни ситуёвины и похуже, два брака за плечами и лихие девяностые, а это вам не шутки. У меня ведь из родни только дед и бабка были, а мать свалила в закат к своему американ бою. Родного отца никогда не видела, он для меня оставался существом эфемерным.

Чего только в жизни не было, и самогоном торговала по малолетству, и пирожками на вокзале, а все к одному, деньги зарабатывала. С малых лет приходилось трудиться, да так и вошло в привычку, батрачить не покладая рук. Комнату в общаге получила в семнадцать лет по чистой случайности. Деда с бабкой не стало, а их участок и кривой домик быстро к рукам прибрали. Меня хотели забрать в интернат, но посмотрели, что на ребенка я никак не тяну, и махнули рукой.

Образования у меня не было, а кушать хотелось всегда, вот и приходилось работать, как вол. Сначала, чтобы мужа художника прокормить, который почему не насыщался чувством прекрасного, а требовал мясо и побольше. Послала его, Малевича недоделанного, вместе с его картинами, захламившими комнату в общаге и весь общий коридор.

Глупая была, в восемнадцать лет все в розовых тонах и с бабочками в животе. Влюбилась, думала, вдвоем проще выживать, а оказалось, что только больше себя на дно опускала.

Клялась, божилась, что ни за что моей ноги в ЗАГСе больше не будет, и все равно в этот капкан угодила. И не к абы кому, к целому бизнесмену-погорельцу, но распинался он знатно, небо в алмазах обещал, а все, что поимела с него: тулуп. А уж сколько он продуктов съедал, пришлось даже на вторую работу устроиться, словно за ротой солдат замужем побывала. Еще и дружков своих кормил.

Терпение лопнуло через два года такой жизни, отправила второго мужа пинком под зад, прямо в чем был: в дырявых семенниках в горошек, а следом и скромные пожитки. Так нет же, он еще и палку колбасы сумел украсть напоследок. Куда он только ее засунуть умудрился, гад эдакий.

И на кой ляд такие мужики? Всю жизнь только и потратила, чтобы кормить кого-то и носки стирать, а уж о большем и не мечтала. Из долгов выбиралась с потом и кровью, кем только не работала. Разве меня можно напугать грязным глиняным горшком и разваливающейся хаткой? Нет, а вот замужеством очень даже.

Еще раз взглянув на лысого, скривилась. Упаси боги от такого муженька, чуть не по его, как прихлопнет, так и мокрого места не останется. С виду здоровый детина, а чуть приглядишься – малахольный и болезный, еще и порку любит. Чур меня от такого счастья.

Давненько я так не молилась, чтобы женишком не этот был, а лучше холостой оставаться. А как это сделать понятия не имела. На Линею возлагали большие надежды все сельчане. С чего бы вдруг никто не объяснил.

Как это часто бывает, время полетело со страшной силой. Так как кормить меня не спешили, заняла себя другим делом, решила обыскать домик с молчаливого согласия своего стража. Он не мешал мне совать свой нос в каждый шкафчик и полочку.

Ладно, их было не так уж и много. Всего-то один грубо сколоченный шкаф, но в нем нашлись ботинки точно на мою ногу, и одно женское платье, а остальное принадлежало папане: мужские рубашки, штаны, несколько жилеток. Словно не я была девицей на выданье, а он.

С одеждой разобралась и решила исследовать печь и ее окрестности. На русскую печку она совсем не тянула, так, жалкое подобие камина, с выступающей верхней частью, в которую вмонтирован толстый кусок металла. Это и плита, и духовка, в нижней части можно на открытом огне готовить, да и сверху жар хороший, были бы сковороды так, и пожарить что-нибудь можно.

Из утвари нашла пару котелков, кувшинчиков и большой чан с чем-то перебродившим. Вонища от него стояла такая, что чуть на тот свет не отправилась, даже лысый скривился. Ух, вот оно, оружие массового поражения.

Еду так и не нашла, кроме мешочка крупы, непонятного происхождения и дубовой, засоленной рыбехи времен палеозойской эры, выглядела она ровесницей мамонтов и пахла так же. В общем-то, в этом доме все источало не самые приятные ароматы, по-хорошему эту хату не отмывать, а сжигать надо и заново отстраивать. Местные со мной бы не согласились, вон лысый, сидел и носа не кривил, привык, бедолага.

Ближе к вечеру, когда я вся уже измаялась, а сторож наотрез отказался идти на контакт, в дом ввалились три “кумушки”. Дамы пенсионного возраста в цветастых юбках, длинных шубах, и взглядами мясников-потрошителей. Их-то кормили получше меня, даже щеки умудрились отъесть. Совсем мне эти дамочки не понравились, хотя бы потому, что от них пахло горячим хлебом, а есть хотелось так сильно, что готова была и на них накинуться.

– Иди отсюда, девку приказано к церемонии готовить, – зыркнула одна из них на лысого, и тот быстро ретировался.

Эти хищницы быстро окружили меня, оттеснив в дальний угол. Стали щипать мои руки, осматривать со всех сторон, а я безуспешно отбивалась, получая нагоняй от старшей, в этой компашке.

– Тощая, – скривилась дама в красном платке, – и чем она ему понравилась. – Фыркнула, посмотрев на меня свысока.

– Кому ему? – Попыталась узнать о женихе больше, но мой голос не был услышан.

– Да и пусть, – отмахнулась другая, – главное слово пусть держит, мы без его помощи помрем.

– Так-так-так, – мысленно потирала ручонки, – становится все интереснее.

Жених Лине, судя по разговорам, не простой человек, девушку замуж берет, а сельчанам взамен пообещал, что-то очень важное. А в таких условиях это могла быть еда, защита или скот.

– Тьфу ты. – Третья натурально сплюнула на пол, теперь становилось понятно, отчего он такой грязный. – Чего раскудахтались? Шевелитесь, глава сказал привести девку в порядок, чтоб женишок не передумал, беритесь за дело.

Если бы я знала, что со мной будут делать эти женщины, не стала бы убегать от медведя.

Глава 5

Женщины были серьезно настроены, сделать из меня окончательный и безвозвратный труп. Подхватили под руки и поволокли за ту самую шторку. Против трех сильных и властных женщин мои трепыхания были бессмысленны. Слушать протесты никто не стал, выдали знатного подзатыльника и велели помалкивать, пригрозив внушительным кулаком.

Я бы и рада, но как терпеть ледяную воду молча, которой облили с головы до ног, понятия не имела. Процедуру повторили несколько раз, натирая меня какими-то сухими пучками трав, прямо поверх ночной рубашки. Конечно, если они всегда так купались, то не удивительно, что пахли не особо приятно. Стоило серьезно поговорить с главой поселения о нормах гигиены.

Ночнушку с меня не сняли, но попытки стереть мою кожу до костей не прекращали. Дамочки с неистовым рвением и всей своей нечеловеческой мощью превращали меня в фарш, явно перепутав процесс сборов невесты с приготовлением пельменей.

– Не дергайся, – пока двое держали меня, третья втирая какую-то жижу в лицо, – для общего блага стараемся. – И тут же вылила очередную порцию бодрящей воды.