– Вспоминаю, какие сегодня предметы и от каких преподавателей мне влетит за несделанную домашку.

– Что же ты делала вчера вечером? – соседка подмигнула. Она что-то слышала? Боже, надеюсь, я не стонала на весь этаж…

– Что я делала?

– Ты мне скажи. Когда мы ложились спать, тебя не было в комнате.

Моя челюсть наверняка встретилась бы с полом, будь такое физически возможно. Нет, не хочу даже вспоминать, что я провела вечер с Дереком Ричардсоном: он подвез меня и… и все остальное!

Черт побери. Вспомнила.

– Мне надо идти. – Я набросила джинсовую куртку. Наверное, мои щеки были одного цвета с платьем и никаких румян не нужно.

Время летело: задания, проекты, студенческая жизнь. Вопрос Ричардсона казался туманным, нереалистичным воспоминанием. Но, сверив расписание со своим графиком, я задрожала, несмотря на то что в коттедже дали отопление. Лекция по зарубежной литературе. Сегодня.

Добравшись до университета, я едва отсидела другие занятия, а на перемене застыла у двери в его класс. Я пялилась на деревянную табличку с проклятым именем и чувствовала, как мир сужается до размеров этой несчастной таблички.

Не пойду. Не буду делать то, что он предложил. Это не весело, Пат! Это странно! Понятия не имею, зачем так беспечно отреагировала. Наверное, подумала, что он шутит. Да, шутит. Дерек Ричардсон взрослый, уважаемый мужчина. Ходит в брюках и рубашках, его обувь идеально начищена, а волосы причесаны на левую сторону. От него пахнет дорогим парфюмом и машина у него престижной марки. Но ему интересно поиздеваться над первокурсницами, заставить их краснеть. Он же молод, и тридцати нет. Ричардсон наверняка не верит, что кто-то всерьез воспримет его непристойное предложение.

– Мисс Дэвис? Вы идете в класс?

«Мисс Дэвис». Сипло, рядом. Будто мы снова в моей комнате.

Я вдохнула полной грудью и обернулась. Все так, как я думала: одет с иголочки, обаятелен, вежлив. Дверь придержал, чтобы я зашла!

– Нет. Мне нехорошо.

– О, – профессор коротко усмехнулся. – Вам нехорошо? – уточнил он, все еще сжимая ручку двери. Я подошла к классу слишком рано, и никто не препятствовал нашему неловкому разговору. А жаль.

– Мне нехорошо. – Словарный запас уменьшился до десятка слов?

– Прекрасно. – Ричардсон улыбнулся широко и радостно: меня ослепила его белоснежная улыбка. – Замечательно!

– З… замечательно? – Я смотрела на него в замешательстве.

Дерек убрал ладонь с дверной ручки: мимо нас по коридору пронеслись несколько студентов. Профессор кивком поздоровался с ними и снова посмотрел на меня. Он чуть наклонился, вкрадчиво произнес:

– Да, замечательно, мисс Дэвис. Я теряю интерес к тем, кто неспособен выполнить мои простые указания. Жду ваше заявление о переводе в течение недели. Сегодня, так уж и быть, оставайтесь.

Да кто он, черт возьми, такой?! Я не сделала ничего, чтобы он выгонял меня с курса! И я легко пойду в деканат – жаловаться на домогательства, только… Воздух стал вязким, я смотрела то на льдисто-серые глаза, то на приоткрытые губы профессора. Повеселись! Будешь вспоминать о приключении долгие годы! Блин. Будь ты проклята, Пат!

– То есть вы не заодно с деканатом?

Ричардсон громко рассмеялся, и на секунду я залюбовалась его искренней радостью, она смягчала острые черты.

– Астрид… вы меня удивляете! Я на короткой ноге с деканом, но он не в курсе моих способов «общения со студентами», – процитировал мои слова. И, наклонившись, спросил: – Вы никому не расскажете?

– Нет. Но я не понимаю…

– Вы поймете, когда сделаете выбор. – Он смягчился лишь на секунду. Выпрямив спину, посмотрел вдаль, на коридор. – Забудьте мой блеф. Я не трону ваши оценки, не выгоню с курса. Это должно быть исключительно ваше решение. – Он достал из пиджака диктофон: черный корпус блеснул в свете флуоресцентных ламп. – Выберите то, что велит вам сердце.

Его ловкие пальцы закинули диктофон в карман моей джинсовки.

– Не очень-то нравственное поведение, профессор Ричардсон. – До лекции оставались считаные минуты. В класс спешили первокурсники, и для них мы выглядели так, будто обсуждали что-то скучное: например, мое сочинение. – Вы подаете плохой пример, – сказала я охрипшим голосом.

Диктофон я не вернула. Тот жег мне грудь через джинсовую ткань.

Ричардсон дернул плечами, не уловив в моем тоне никакой угрозы. Разве могла я угрожать? Его самомнение восхищало. Словно издеваясь, профессор галантным жестом указал мне на дверь в кабинет.

– Я никогда не считал себя святым, Астрид. Вы идете на лекцию?

Прежде я не была такой рассеянной на занятиях. Я не сводила глаз с Ричардсона, но не понимала, о чем он говорит. В голове крутилась мысль: «Он – строгий профессор, и он – мужчина в моей комнате – один и тот же человек? Как он может быть воспитанным на людях и бесстыдным наедине?» Дерек предупреждал, что мне следует держаться от него подальше, но затянул в свою игру, и я решу прямо сейчас, согласна ли играть.

– Мисс Дэвис? – позвал он нарочито встревоженно, почти заботливо, стиснув в пальцах мел, и тот, словно мое чувство собственного достоинства, крошился, пачкал его кожу. – С вами все хорошо? Хотите выйти?

Черт. Вы хотите, чтобы я вышла. За секунду в голове взорвалась сотня фейерверков, напоминая о его руке на моем колене, о его горячем дыхании на моей щеке. Между ног запульсировало желание.

Я не ответила и вылетела из кабинета, прихватив шопер. Сначала я побежала на улицу. Холодный осенний воздух остудил горящее лицо. Я замерла, восстанавливая дыхание. Нет-нет-нет.

Да-да-да!

Он зацепил меня. В первую встречу. С первого взгляда.

Значит, уже тогда я была готова узнать, что он скрывает.

Я не могу спасовать. Не хочу?

До женского туалета недалеко и, не сбавляя шаг, я через две минуты была в кабинке. Прижимала к груди сумку. Вдохи рваные вовсе не от бега или паники. От желания, от стыда, от предвкушения награды.

Я. Больная. На голову.

Вдруг он тоже?

Я сделала глубокий вдох, заправила за уши волосы и достала из сумки влажные салфетки. Дрожащей рукой вытерла ободок унитаза и руки. Спустила трусики и уставилась на край кружевного платья. Под ним удовольствие. Под ним совсем скоро могут быть его пальцы.

Пришлось прикусить губу, иначе застонала бы. Я коснулась себя, но вспомнила, что забыла выполнить главное условие: включить диктофон. Достала из кармана, нажала на кнопку. Колесики внутри диктофона закрутились, лампочка загорелась красным. Что я делаю?.. Нет, думать нельзя. Передумать уже немыслимо. Я достала новую салфетку и вытерла руки. Закрыла глаза. Переместилась в тот самый вечер. Поездка до кампуса. Моя комната. Профессор Ричардсон… Дерек рядом… воспоминания пробудили фантазии. Я коснулась своего клитора. Неуверенно провела пальцами, представляя, что пальцы – его. Может быть, он занимался музыкой до карьеры в университете? Играл на гитаре, пианино? Его пальцы ловкие, холодные, длинные, самые желанные. Я проникла внутрь, утопая в своей влаге. Добавила второй палец. Дыхание сбивалось, и я поднесла диктофон к губам – он должен это слышать. Пусть слышит. Пусть возбудится, как и я. Заслужил. Возбудиться и не получить. Представлять и не трогать. Одержимая сладкой местью, я двигала внутри себя пальцами. Набирала темп, замедляла, томилась и отодвигала разрядку. Когда до оргазма оставались считаные мгновения, я прошептала в диктофон:

– Надеюсь, вам понравилось, профессор Ричардсон.

Удовольствие накрыло лавиной. Сведя колени вместе, я до боли сжала бедра. Пару секунд клитор пульсировал, а фантазии были ярче, чем когда-либо. Я развела ноги в стороны и открыла глаза. Яркий свет ламп на потолке туалета ослепил резкой вспышкой. Когда волны экстаза сходят, нередко одолевает стыд. Щеки пылали. Я быстро выключила диктофон, надела белье и вышла из кабины. Никого. Но мне казалось, весь университет знает, что я сделала. О ком думала. Чье имя повторяла шепотом.

Я положила диктофон на раковину и брызнула в лицо водой. Удалю чертову запись или разобью диктофон о кафельный пол! Замахнулась. Сдержалась. Стиснув пластмассовый корпус в ладони, я тихо выругалась. Оргазм был сильным. Удовольствие от выполненного наказания, от предстоящей награды – намного слаще.

Я вернулась в кабинку и вытерлась салфеткой. Терла так, что начало щипать, но уничтожила всю влагу, все доказательства… Доказательства. Я повертела диктофон в руках. Что Дерек будет с ним делать? Прозвенел звонок, оповещая, что лекция окончена. Сейчас узнаю.

Дождавшись, когда кабинет опустеет, я зашла в безнравственную обитель Дерека Ричардсона. Он убирал документы в портфель и, увидев меня, кивнул. Уйти? Позорно сбежать?

Профессор молча смотрел на меня, пригвоздив взглядом к полу.

– Я сделала, что вы просили.

Он застыл с папкой в руках. Удивление тенью скользнуло по красивому лицу, а я представила: он рассмеется, скажет: «Астрид, извращенка ты, а не я. Это были просто слова, не могу поверить, что первокурсница на такое способна!» Пристыдит. Унизит.

Ричардсон закончил убирать документы, захлопнул портфель, подошел, забрал диктофон и вернулся к своему столу, где написал что-то на листке-стикере.

Когда он вручил мне лист, я поняла, что размашистым почерком он оставил телефонный номер. Медленно я перевела взгляд с цифр на его лицо. Он не улыбался. Не ликовал. Смотрел серьезно и слегка строго. Никаких шуток.

В коридоре кто-то громко засмеялся, и я убрала бумажку в карман джинсовки – туда, где минутами ранее был диктофон. Ладно. Разберемся. Я собиралась уйти, но Дерек коснулся моего запястья.

– Я приятно удивлен, Астрид. Это, разумеется, останется между нами.

Разумеется.

От этих слов не стало легче. Приятно, конечно, что он обещает не рассылать всему университету запись с тем, как я кончаю для него в туалете. Но я вдруг почувствовала, что это все. Наказание выполнено, и наши отношения так и останутся на уровне «студентка – преподаватель», добавится только грязный секрет. Со временем и он забудется, а на вручении диплома профессор зарубежной литературы хлопнет меня по плечу, поздравит с окончанием университета и не вспомнит, что я сделала. От осознания всего этого мне захотелось плакать, ударить его, испортив ногтями дорогой пиджак, или страстно поцеловать – терять-то нечего.

Но я только кивнула и повернулась к выходу из кабинета.

– Астрид?

– Да, профессор?

– Вам понравилось?

Я молча смотрела на него.

– Имею в виду… – Он нахмурился и затеребил галстук, впервые смутившись. – Понравилось ли вам то чувство, когда вы передали мне диктофон? – Он не дал ответить, да и ответа у меня не было. – Если понравилось, позвоните сегодня вечером. Если нет, выбросите из головы, и я при вас удалю запись. Но если вздумаете донести… – Ричардсон отсалютовал диктофоном. – И мне, и вам есть что терять.

Я стояла посреди кабинета, растерянно моргая. Кровь стучала в голове, тело ослабло. Хотелось полежать в теплой ванне и от души прореветься. То, что я испытала, определенно было чем-то новым, неизведанным, интригующим. Не могу дождаться, когда вернусь в свою комнату. И надеюсь, в моих глазах он не прочел облегчения. Я и так достаточно унизила себя. Но раунд выиграла. Продолжаем.

– Если только вы разрешите мне называть вас по имени, профессор.

– Я подумаю над этим.

Что он со мной делает?

Вечером я не могла усидеть на месте, не могла расслабиться, не могла ни о чем другом думать! Я отказалась смотреть ужастик в общей гостиной и вместо этого сидела на ковре в своей комнате, гипнотизируя телефон. Я сделала задания на всю неделю, переложила одежду из одного ящика в другой, вытерла пыль, проверила социальные сети – Ричардсон сдержал обещание и о нашем секрете никто не узнал.