Вадим Нестеров: От Чудовища до Снежной королевы

Зверь с хоботом, предлагающий секс

Сказку о красавице и чудовище написал вовсе не Шарль Перро, хотя почти все уверены в обратном.

В основном, конечно, из-за того, что "Красавицу и Чудовище" уже не первое столетие издают под одной обложкой с "Золушкой", "Спящей красавицей", "Синей бородой" и прочими сказками матушки Гусыни.

Но на самом деле историей про страшного хозяина красивого цветка человечество обязано двум женщинам. Одну из них звали мадам де Вильнёв, другую – мадам де Бомон.

Впрочем, и они стартовали не на пустом месте.

Как и любая сказка, "Красавица и чудовище" уходит корнями куда-то в палеолит, к первобытным людям, кушающим мамонта у костра под байки главного болтуна племени.

По крайней мере, в античности подобные истории уже рассказывали. Откуда мы это знаем? Потому что самая ранняя вариация на тему этой сказки есть в романе Апулея "Метаморфозы, или Золотой осел", о которой я рассказывал в предыдущем томе. Одна из двух десятков вставных новелл в этой книге рассказывает историю Амура и Психеи.

Отец красавицы Психеи, которая никак не могла выйти замуж, пошел к оракулу узнать о причине. И услышал в ответ, что его дочери предначертана иная судьба, и ее нужно в погребальных одеждах оставить на краю обрыва, где дочь заберет себе ужасный суженый. Так оно и случилось – неведомая сила унесла Психею в прекрасный дворец, который обслуживали невидимые духи. Там она стала женой неведомого существа, которое посещало ее только ночью и всегда просило не пытаться раскрыть его тайну.

Однажды загадочный муж даже согласился отпустить ее на время домой, но там завистливые сестры начали ее настраивать против анонимного супруга…

Согласитесь – где-то мы что-то подобное слышали. И таких сказок было много – например, у уже знакомого нам бергамца Джованни Франческо Страпаролы в сборнике "Приятные ночи" есть сказка "Принц-свинья".

У короля и королевы не было детей, наконец, королева забеременела. Разумеется, позвали фей, и, конечно же, одна противная фея прокляла младенца, нагадав, что мальчик будет свиньей, пока трижды не женится.

Феи – они опасные!

Дальше, понятно, все плохо-плохо, жены пытаются убить чудовище и мрут под ответными ударами. Так продолжалось до тех пор, пока младшая дочь не полюбила своего хрюкающего мужа и он, сняв щетинистую свиную шкуру, не показался ей в своем истинном виде…

В общем, страданий на тему "Мой тяжкий крест – уродства вечная печать" в народных сказках всегда было преизрядно, но канонический и всем известный вариант сказки придумала француженка по имени Габриэль-Сюзанна Барбо де Вильнёв.

Оставшись вдовой в 26 лет, она, чтобы хоть как-то заработать на жизнь, занялась литературным трудом. Выпустила довольно много книг, в частности – в 1740 году был издан четырехтомник «Юная американка, или Истории, рассказанные в море» («La Jeune Ameriquaine et les Contes Marins»).

Книга была написана по стандартной тогда схеме – гордая юная девица уплывает далеко-далеко – на корабле в Америку и слушает рассказы своей горничной. Одним из этих рассказов и была история «La Belle et la Bete».

Надо сказать, что в этом тексте вы вряд ли бы сразу узнали знаменитую сказку. Во-первых, история у мадам де Вильнёв получилась весьма объемной. Это полноценная повесть, объемом более сотни страниц с несколькими сюжетными линиями, причем большая часть истории – это рассказ о том, что случилось с главными героями после того, как принца расколдовали.

Во-вторых, по обыкновению того времени, это была совсем не детская сказка. Чего стоит хотя бы тот факт, что Чудовище каждый вечер предлагало Красавице заняться сексом и получало дежурный отказ.

Интересно, а на что оно рассчитывало?

Во-первых, чудовище было на редкость безобразно, при этом внешность монстра в сказки не описывается, упоминается только, что у него был хобот, и даже не спрашивайте – по какому поводу.

А во-вторых – назойливый любитель постельных утех был слишком велик, и "девушка боялась, что огромный вес Чудовища может сломать кровать".

Кстати, и принцем Чудовище стало не после того, как Красавица оживила его, полумертвого, а только после первой брачной ночи.

В общем, по разным причинам бестселлером эта история не стала. Да и знаменитой писательницей у госпожи де Вильнёв сделаться не получилось – она так и не пробилась дальше статуса "автор второго ряда", и сегодня была бы давно и прочно забыта, если бы не другая француженка.

Другую француженку звали Жанна-Мари Лепренс де Бомон, и она была не просто писательницей, но еще и создательницей собственной педагогической системы.

Ее книга с длинным названием «Детское училище или нравоучительные разговоры между разумною учительницею и знатными разных лет ученицами» стала международным бестселлером, куда там всяким Монтессори.

К примеру, в России это сочинение было чрезвычайно популярно. Главный источник информации в современном мире – Википедия – утверждает даже, что "В России общий тираж мог дойти до 15 млн экземпляров".

Ну это они, конечно, как говорят украинцы, необратимо "з глузду з'їхали", но совокупный тираж в 15 тысяч в период с 1761-го по 1800-й год представляется реальным. А этот показатель, по словам исследователя Н.А. Копанева «практически не имел себе равных в русском репертуаре книг для детского чтения XVIII века».

Книга эта является сборником нравоучительных диалогов, которые ведет учительница (в русском переводе госпожа Добронравова) со своими ученицами Деревнелюбовой, Остроумовой, Бездельновой, Благоразумовой, Буяновой, Простодушной и т.п. Многие из этих диалогов дополняют нравоучительные сказки – среди них и "Сказка о красавице и звере".

Госпожа де Бомон (кстати, прабабушка Проспера Мериме) оставила от сочинения мадам де Вильнёв только первую часть, вычистила оттуда все лишнее, протянула линию внутренней логики, немного добавила от себя интересных деталей – в общем, на совесть выполнила редакторскую работу. Огранила природный камень, который мало кто разглядел.

В итоге длинная, рыхлая и малость бестолковая повесть стала великолепной сказкой, в которой нет ничего лишнего.

С легкой руки госпожи де Бомон сказка "Красавица и Чудовище" и начала свое победное шествие по миру.

Но это уже другая история.

По прозвищу "Зверь", или На кого похож Чудовище?

А вы знаете, что в сказке "Красавица и Чудовище" Чудовище – вовсе не чудовище?

Он Зверь.

Как говорится, "так сложилось исторически" – не самый удачный перевод закрепился в массовом сознании и теперь другой вариант уже вряд ли возможен.

А на самом деле французское слово «Bete» (как и его английский аналог «Beast») переводится не как "чудовище", "монстр", а исключительно как "зверь" в смысле животное. Вспомните хотя бы слово "бестиарии" – средневековые книжные "зоопарки".

При этом ни первый автор сказки мадам де Вильнев, ни улучшившая текст мадам де Бомон практически ничего не говорят о внешности Зверя. Единственная зацепка – в сцене встречи с купцом Вильнев упоминает наличие хобота: «…он увидел перед собой чудовищного зверя с хоботом как у слона, которым тот яростно обвил его шею».

Поэтому художники изощрялись как могли. Кто-то брал за основу слона. Другие – льва, медведя, вепря или волка. Встречались и более мирные варианты – баран или бобр.

Разумеется, были и любители рисовать в стиле "ни мышонка, ни лягушку, а неведому зверушку".

Но вот что действительно мало кто знает – что со "звериной" сущностью Чудовища связана одна наверняка известная вам "волшебная фраза".

В прошлой главе я уже упоминал, что сказка "Красавица и Зверь" в версии мадам де Бомон стала невероятно популярна. И, как любой хит, она быстренько была востребована в других видах искусства.

Одним из первых "отражений" сказки стала написанная на ее основе опера Андре Гретри, премьера которой состоялась 9 ноября 1771 года. Чтобы еще надежнее облегчить карманы публики, либретист оперы (увековеченный Пушкиным Жан-Франсуа Мармонтель – "В придачу взяв ещё за них/Собранье басен площадных,/Грамматику, две Петриады,/Да Мармонтеля третий том") решил добавить экзотики и перенес действие в Персию.

Поэтому рвущего цветы купца в опере переименовали в Сандера, старшие злые дочери – Фатьма и Лисбэ, что бы это ни значило, Красавицу назвали Земирой, а Чудовище – Азором. Вот вам первая любовь Моцарта Алоизия Вебер в роли Земиры.

Восточная экзотика, пышные костюмы и сказочный сюжет с превращениями сделали свое дело – опера "Земира и Азор" быстро стала едва ли не популярнее сказки.

В России – в том числе.

Именно тогда в нашей стране сочинили один из наиболее известных русских палиндромов – фраз, одинаково читающихся что с переда назад, что задом наперед.

Да, да, та самая фраза, которой Мальвина мучила Буратино: "А роза упала на лапу Азора".

Роза – потому что во французской сказке купец сорвал для младшей доченьки не безымянный цветочек аленький, а именно розу – за что его чуть и не прибил Азор.

А на лапу она упала, потому что Азор по сути своей – Зверь.

Интермедия "Что тебе снится, крейсер "Полкан"?"

В предыдущей главе я рассказал, откуда в русском языке взялась собачья кличка Азор ("А роза упала на лапу Азора", ага).

Но если Азоры уже осталась в прошлом, сохранившись разве что в романах Толстого и Гоголя, то собачья кличка Полкан вполне актуальна и сегодня. Это вообще одна из самых популярных русских собачьих кличек и – добавлю от себя – одна из самых живучих.

Самое интересное, что кличка "Полкан" тоже пришла к нам из зарубежных сказок.

Полканы на Руси появились много раньше азоров – еще в 16 веке, во времена Ивана Грозного. Именно тогда, в 1540-х годах, при канцелярии Великого княжества Литовского в Вильно появился первый перевод на русский язык одной из самых знаменитых сказок.

Там вообще была длинная цепочка. Еще в 14 веке была написана знаменитая рыцарская поэма-хроника «Французские короли», причем написали ее не во Франции, а в Италии. В поэме было шесть частей, из которых 4-я была посвящена знаменитому рыцарю Бэву из Антона (Bovo d'Antona).

С венецианского издания был сделан перевод на сербохорватский, а уже с понятного славянского языка кто-то из просвещенных жителей Великого княжества Литовского все перетолмачил на русский.

В русском варианте рыцарский роман стал называться «Повестью о Бове Королевиче» и был, наверное, самой популярной сказкой в дореволюционной России, количество лубочных изданий зашкаливало за все мыслимые пределы.

Но про феномен Бовы-королевича, оказавший влияние на всех – до Пушкина включительно, мы поговорим как-нибудь в другой раз. А сегодня – про Полкана.

Практически все имена в "Бове-королевиче" – переиначенные итальянские. Буова (Buova) стал Бовой (или Вовой), герцог Гвидо (Guido) – Гвидоном, Дуодо ди Маганза (Duodo di Maganza) – Додоном и так далее.

Полкан в девичестве звался Pulicane, то есть "Полупес". Там была примерно та же история, что и с Минотавром: некая высокородная, но не совсем высокоморальная христианская дама сошлась с кобелем и родила нашего героя – наполовину человека, наполовину пса, который, тем не менее, вырос славным рыцарем.

Иногда его изображали псиглавцем – то есть человеком с собачьей головой.

Иногда – собачьим кентавром, с торсом человека на огромном собачьем теле. Второе было ближе к истине, поскольку в сказке он очень быстро передвигался – «семь вёрст за один скок».

Но чаще всего, не мудрствуя лукаво, изображали Полкана обычным кентавром с лошадиным телом, благо китоврасы (от греческого "кентаурас") были в русском фольклоре прекрасно известны.