Дорогая Клара! (страница 3)
Как жаль, что я никогда не смогу увидеть то, что видела бабушка. Как бы мне хотелось перенестись на тридцать лет назад и хоть одним глазком посмотреть, в каком мире она жила. Отчего время идет только вперед, почему мы не можем очутиться в прошлом? Может, однажды советской науке удастся разгадать эту загадку.
С уважением, Виктор
Клара – Виктору
18 ноября 1936
Придумаешь тоже! Не бывает такого, чтобы люди во времени путешествовали. Это все фантазии, Витька.
А бабушке твоей я тоже завидую. Я обязательно поеду в Москву, когда вырасту. Буду гулять по Красной площади, есть мороженое, в театры ходить, покупать красивые шляпки и делать все, что захочется.
Эх, Витька… Поскорее бы настало это славное время.
ДНЕВНИК ВИКТОРА
23 НОЯБРЯ 1936
Клавдия Степановна задала написать заметку “Мой друг”. Заметки наши она соберет для стенгазеты.
Разве не понимает Клавдия Степановна, что заметки о друзьях – главные вредители дружбы? Напишешь про одного друга, потеряешь другого. Вот я мог бы написать про Колю или про Алека. Коля с Алеком больше дружат между собой, чем со мной. Так сложилось. Наверно, это оттого, что они живут рядом.
Я хотел бы написать про Клару, но это совсем из ряда вон. Коля с Алеком увидят мою заметку и будут до конца года дразнить.
Да и разве можно говорить о дружбе? Едва ли такие разные люди, как я и Клара, смогли бы подружиться. Клара неуправляемая, громкая, бойкая. Выделяет ли она кого-то особым образом? Сдается мне, ей нет никакой разницы, кто рядом, лишь бы восхищались каждым ее шагом.
Виктор – Кларе
24 ноября 1936
Клара, Клара… Снова посы.
Зачем ты морочишь голову Ирине Филипповне? Переврать сюжет от и до, разве можно!
Опять уроки не выучила?
ДНЕВНИК ВИКТОРА
24 НОЯБРЯ 1936
Клара соврет – недорого возьмет. Не моргнув глазом!
– Как же, Ирина Филипповна? Сто двадцать шестая страница. Неужто забыли?
– Не припомню такого.
– А вы перечитайте.
Даже я начинаю сомневаться. Сколько самоуверенности и нахальства!
Клара – Виктору
25 ноября 1936
Да что с ними, с уроками, Витька! Я вчера драмкружок пропустила, три часа в очереди стояла! Вот это трагедия, а ты мне про посы. Посы меня совсем не беспокоят.
За тебя, небось, бабушка в очереди стоит? Что-то я тебя ни разу не видела.
Виктор – Кларе
26 ноября 1936
Дорогая Клара! У каждого свои обязанности. Моя – делать уроки, получать знания. Бабушкина – стоять в очереди. Ей это совсем не в тягость.
Клара – Виктору
27 ноября 1936
Не в тягость, скажешь тоже! Да она бережет тебя, Витька. А ты и рад.
Говоришь, уроки не сделала? Постой с мое в очереди, посмотрим, как запоешь. Видел бы ты, что в очередях творится. Там совсем другая жизнь, Витька.
ДНЕВНИК ВИКТОРА
1 ДЕКАБРЯ 1936
Клара попала мне в ухо огромным снежком. Не снежком – булыжником. Я сел в сугроб, меня словно оглушило. Клара так испугалась, что подбежала ко мне и начала трясти. И так мне радостно стало, что она за меня беспокоится, что я вмиг забыл о боли. Так и сидел. Когда пришел в себя, она скорчила гримасу и закатила глаза. “А я-то думала, все, того”. И побежала играть дальше.
ДНЕВНИК ВИКТОРА
6 ДЕКАБРЯ 1936
Да здравствует сталинская конституция! Конституция социализма![7]
Самая демократичная конституция во всем мире. Все жители нашей огромной страны единогласно проголосовали за нее!
Последние месяцы отец за столом только и говорил, что о новом проекте. И вот свершилось.
Вчера он бросил передо мной журнал “Октябрь” за двадцать девятый год:
– Гайдара почитай.
Странно, что он мне это предложил. Отец считает, что мне нужно меньше сидеть над книгами. Лучше бы во дворе бегал, спортом занимался, а то книги да музыка. Ругает бабушку, что воспитала слюнтяя.
Бабушка говорит, чтобы я его не слушал. В детстве он тоже любил читать. И если бы не революция, пошел бы по стопам деда, окончил исторический. В аттестате у отца стоит отметка: “Особая склонность к гуманитарным наукам”. Бабушка этот аттестат бережно хранит.
– Всё большевики, чтоб им пусто было.
– Бабушка, – говорю, – ты чего, как бы мы без большевиков, без Ленина?
– Жили бы прекрасно, горя не знали.
Я не хочу с ней ругаться, объясняю все спокойно:
– Бабушка, ты, конечно, к старому миру привыкла. Но стране требовались преобразования.
– Дед твой тоже хотел преобразований. И аграрную реформу Столыпина, и идеи Витте поддерживал.
– Это, бабушка, полумеры. Нашему поколению предстоит строить социализм.
Бабушка поджимает губу.
Вот построим, и бабушка увидит, как хорошо можно жить.
Клара – Виктору
11 декабря 1936
Витька!
Это какой-то кошмар. К Новому году мне нужно платье, а у мамы так много шитья на заказ, что она ничего не успевает. С утра до вечера не отходит от швейной машинки. То пальто принесли, то брюки. Целыми днями слышу: “Скоро займусь, дай передохнуть”.
Вчера приходила постоянная клиентка. На другой конец города готова ехать, чтобы к маме попасть.
“Анна, представь, и это платье мало. Что же такое? Я ведь не поправилась, правда?”
Мама успокоила Варвару Филипповну, соврала из вежливости.
Сколько вранья случается из вежливости, Витька!
За последний год Варвара Филипповна увеличилась в два раза, это всем заметно. А она не замечает. Или делает вид.
Мама изловчилась так аккуратно переделывать ее платья, что совсем не видно вставок.
Папа смеется. Интересно получается. С тех пор, как ее муж получил новую должность, вся одежда стала мала Варваре Филипповне.
Видела ее сына. Щеки как у секретаря ЦК.
Эх, Витька!
Я ведь так без платья останусь. Что за жизнь!
Клара
ДНЕВНИК ВИКТОРА
20 ДЕКАБРЯ 1936
Больше никогда не оставлю тетрадь на видном месте. Семен вырвал страницу. Говорит, что дневники ведут только девчонки. Пусть говорит, что хочет. Я спрячу тетрадь так, что Семен больше никогда не найдет.
Бабушка как-то сказала, что в детстве записывала все свои мысли. Жаль, что ее записи не сохранились.
“Разве ты совсем-совсем не помнишь, что писала?” – спрашиваю бабушку.
“Где уж там упомнить? Столько лет прошло!”
Это что же получается? Семен вырвал страницу, и через много-много лет я не смогу вспомнить, что на ней было записано? У меня превосходная память, запоминаю все в мельчайших деталях.
Пропала страница, где я описывал, как Клара попала в меня снежком. Семен вырвал с корнем такое важное воспоминание!
Старшие братья – это ужас. За что мне такое наказание?
Недавно Семен назвал меня “мироедом”. Дед, говорит, был буржуем и мироедом. А тебя в честь него назвали. “Витька-мироед!”
И с таким человеком я живу под одной крышей, донашиваю за ним вещи.
Как захотелось отмутузить Семена. Но Семен сильнее. Думаю, как мне его проучить.
Жалко, что бабушка не слышала, как Семен меня обзывал. Она бы его наказала.
Виктор – Кларе
22 декабря 1936
Дорогая Клара Герольдовна!
Приглашаю тебя на новогоднюю елку!
Прошлый Новый год прошел мимо нашего дома.
Когда в “Правде” написали про возвращение праздника, отец сказал, что рано радоваться. Как разрешили, так и запретят. И елку ставить не велел. В этом году что-то на него нашло, и он сам притащил ель.
Бабушка достала откуда-то стеклянные игрушки. Почему я раньше их не видел? Пока наряжали елку, она рассказывала про стародавние времена, когда ставили большую-большую елку и наряжали игрушками, фонариками, гирляндами и бумажными лентами. И конфет было много, и подарки под елкой находили. Бабушка с таким упоением вспоминает новогоднюю елку в их московской квартире, на которой бывало много детей и взрослых. Отец ее ругает. Говорит, незачем мне это слушать. А бабушка подмигивает хитро.
Можешь приходить без подарка. Подарки – это буржуазный пережиток.
С уважением, Виктор
Клара – Виктору
23 декабря 1936
Витька!
Спасибо тебе за приглашение. Да вот только в выходные мы едем в деревню. Мама уже сообщила Клавдии Степановне, что я заболела. Хоть какая-то радость в конце года – не ходить в школу.
Есть у нас в семье абсурдная традиция. Чур, никому!
Бабушка с дедушкой, папины родители, до сих пор празднуют Рождество!
Можешь себе представить? Дедушка Яков всякий раз так радуется, когда я наряжаюсь в белое платье и предстаю в роли Крискиндхен. Вот мне и приходится притворяться, что я тоже люблю этот праздник.
Увидимся в новом году!
Клара
ДНЕВНИК ВИКТОРА
23 ДЕКАБРЯ 1936
Умер писатель Николай Островский. Но не смерть его поразила меня, а жизнь.
Николай Алексеевич был моим ровесником, когда грянула Октябрьская революция. Тринадцати лет от роду уже работал по найму.
В “Правде” приводятся воспоминания, как двенадцатилетний Островский взял из библиотеки книгу буржуазного писаки[8], в ней граф-самодур щелкал по носу своего несчастного лакея. Такую бурю негодования это вызвало у будущего писателя, что книгу он растоптал, а историю перекроил на свой лад. Смог бы я поступить так же?
Клара – Виктору
27 декабря 1936
Витька!
Что у нас творилось!
На Рождество приходил Пельцникель[9]. Ворвался к нам в дом в шубе наизнанку, в огромных сапогах, с прутиком в руке, лицо измазано сажей. И давай страху нагонять.
Кто себя плохо вел? Кто шалил?
Стращал детей. Вытянул одного малыша из-под кровати. А тот как давай верещать: “Пустите, пустите, я больше так не буду!”
Остальные разбежались от страха по углам. Я, как всегда, Крискиндхен. Так мне идет эта роль! Нарядили меня в белое платье. Пока не наступила моя очередь выходить на сцену, стучала кастрюлями и половниками в соседней комнате. До меня доносились визг и писк. И тут один малыш расплакался, остальные поддержали. Пельцникель потребовал главного шалуна. А ребята не выдали.
Вышла я, и сразу все успокоились. Раздала всем мешочки с подарками.
Так это приятно, когда все на тебя смотрят, ждут, когда же ты появишься!
Эх, Витька. Мне бы каждый вечер под аплодисменты на поклон выходить! И чтобы мне букеты дарили. И конфеты… Да, лучше конфеты, чем букеты.
Клара
ДНЕВНИК ВИКТОРА
1 ЯНВАРЯ 1937
Что ни делается, все к лучшему. Хорошо, что Клара уехала в деревню. Распрекрасное впечатление осталось бы у нее от такого праздника. Родители в гости не пошли, отец выпил лишнего и бушевал.
Газеты сообщают, что фашистская интервенция в Испании создает серьезную угрозу войны в Европе. Фашисты используют расовую теорию для оправдания своих действий. В Чехословакию проникла фашистская пропаганда. Отец порвал газету на мелкие кусочки. Ругал немцев, уронил елку. Стыд.
ДНЕВНИК ВИКТОРА
7 ЯНВАРЯ 1937
Недобрые вести пришли из Москвы. Второго теть-Жениного мужа задержали по подозрению в троцкизме. Откуда их развелось, как мы это упустили?
Одно знаю наверняка. Если отец окажется троцкистом и врагом родины, у меня не будет к нему ни капли жалости.