Джорджа откровенно забавляло его поведение. Если Ник притворяется, будто не знает, где Весенние сады, дело вовсе не в том, что бедолага рехнулся. Это лишь означает, что он пьян – и пьян в стельку! Придя к этому умозаключению, Джордж был готов расхохотаться.

Как вдруг…

– Умоляю, не смейся надо мной, – попросил Фэнтон, до того бледный, что Джордж опешил. Облизнув губы, он бросил взгляд на восток, в сторону Нортумберленд-Хауса, Биржи и Стрэнда, потом развернулся, наклонился, взял немного земли у подножия статуи и задумчиво просеял ее сквозь пальцы.

– Я и вправду здесь, – пробормотал он.

Но стоило им нырнуть в толпу на северной стороне Стрэнда, как Джордж мигом позабыл о странностях друга. Он открыл рот, чтобы с упоением рассказать другу о борделе своей мечты, и Фэнтон, который глазел по сторонам, едва не угодил под колеса катафалка.

– Ник, смотри под ноги! – Джордж был явно обескуражен. – Я не возражаю против пары стаканчиков с утра, это дело вкуса, но, видит Бог…

– Прости, – сказал Фэнтон и ожесточенно потер залепленные сажей глаза. – Я уже протрезвел.

– Это хорошо. Давай уже, кончай считать ворон, или…

– Или свалюсь в канаву, я помню.

– Канавы – это еще полбеды, куда страшнее местный народ. Все эти голодранцы, попрошайки, бродяги – да даже носильщики! – только и ждут, пока ты…

Его голос был заглушен протяжным гудком рожка в мясной лавке. Один из чистильщиков обуви, стоявших наготове с банками сажи, смешанной с прогорклым растительным маслом, со всех ног бросился к Джорджу. Тот отогнал его взмахом руки, и мальчишка так же быстро помчался назад.

– Тебя примут за неотесанного деревенщину или, что еще хуже, за «мусье», как тут кличут французишек. Поиздеваться над таким – святое дело. Они тебе не дадут проходу, налетят, как шершни; оглянуться не успеешь, как тебя облапошат да еще и побьют. И тогда ты, само собой, обезумеешь от ярости и схватишься за шпагу.

– Я буду осторожен, Джордж.

«По-видимому, – размышлял тем временем Фэнтон, – все эти чудовищные вывески просто-напросто необходимы, ведь мало кто умеет читать. Для большинства людей в этой толпе, особенно для носильщиков, слова и цифры – китайская грамота. Но как, должно быть, владельцы гордятся оформлением своих забегаловок: красные оконные решетки таверн, фонари у входа в кофейни…»

Что-то ударило Фэнтона по колену, и он встрепенулся. В бурном море людей у каждого второго на поясе висели ножны; стоило зазеваться, как они цеплялись за одежду или пребольно били по ногам.

Фэнтон снова протер глаза – проклятая сажа! – и, стараясь не обращать внимания на вонь, заставил себя вынырнуть из размышлений. Первым делом он проверил, не унесло ли ветром его шляпу, крепившуюся к парику длинными золотыми булавками. Та была на месте.

Сквозь пелену облаков вновь прорезался солнечный свет, и Фэнтон наконец начал замечать, что творится вокруг. Двое слуг несли паланкин, в котором гордо восседал какой-то вельможа. При виде паланкина уличные оборванцы скалились и прыскали со смеху. Большинство горожан были одеты в плащи из камлота, шерстяные чулки и туфли с пряжками. Фэнтон знал, что не встретит здесь богатых торговцев в роскошных мехах, с золотыми цепями на шее: они обретались в Сити, где после Великого пожара на месте деревянных зданий выросли кирпичные. Фэнтон поднял голову и окинул взглядом противоположную сторону улицы: дома здесь были старыми, с закопченными крышами и почерневшей от сажи штукатуркой.

В одном из домов распахнулась створка окна, за ней – вторая, и в проеме возникла заспанная девица лет шестнадцати, растрепанная, в одной ночной рубашке, и с безразличием оглядела улицу, одной рукой почесывая плечо. В другой руке у нее была кружка с пивом.

– Ага! – воскликнул Джордж, заметив, куда смотрит Фэнтон.

Лорд Харвелл уже долгое время о чем-то сосредоточенно думал. Теперь наконец его осенило.

– Вспомнил!

– О чем ты вспомнил?

– Ну как же, о храме Венеры! Так вот, слушай…

– Кстати, о Венере, Джордж, – не дал ему закончить Фэнтон, на лице которого было написано крайнее смятение. – А если бы я сказал тебе, что отныне из всех женщин на свете мне нужна только Лидия?

– Что?

– Если бы это было правдой, что ты ответил бы?

Карие глаза Джорджа забегали, из могучей груди вырвался тяжелый вздох, рука потянулась к шее, чтобы ослабить воротник. Камни в перстнях ослепительно блеснули на солнце, мгновенно притянув к себе жадные взгляды уличных бродяг.

– В таком случае, – произнес Джордж, – я бы справился о здравии Мэг Йорк.

– Ну да, Мэг. Завтра она покинет мой дом.

На лице Джорджа появилось странное выражение.

– Мэг уезжает? С чего это?

– Могу лишь сказать, что содержать ее будет некто капитан Дюрок, о котором мне ничего не известно.

– Вот как? – пробормотал Джордж, хватаясь левой рукой за эфес шпаги.

– Я вот что хотел спросить… Погоди-ка! Мы почти на месте.

Фэнтон встал как вкопанный; его лишь чудом не задела огромная бочка с топленым свиным салом, покоившаяся на плече носильщика. Если бы тот вовремя не свернул в сторону, Фэнтон мог бы остаться без головы. На улице по-прежнему стоял оглушительный шум, и ему снова пришлось кричать.

– Это где-то здесь, если только мы не прошли мимо. Там, впереди, – Фэнтон указал на длинную вереницу мрачных колонн, уходившую к югу, – старый Сомерсет-Хаус, а за ним – церковь Сент-Клемент.

– Старый Сомерсет-Хаус? – озадаченно переспросил Джордж. – Неужто где-то построили еще один?

– Когда-нибудь построят, – быстро сориентировался Фэнтон, – но, если честно, назвать нынешний Сомерсет-Хаус «новым» язык не повернется. А теперь ты смотришь направо, я – налево. Нам нужен переулок Мертвеца, он недалеко от «Головы дикаря», – надо думать, это название таверны.

– Черта с два! – Джордж раздосадованно сплюнул. – Это табачная лавка, а никакая не таверна. И мы уже пришли. Глянь, вот она, вывеска.

Он кивком указал на вывеску в пятнадцати футах от них. Деревянная доска со скрипом развернулась, явив жуткое лицо: вытянутое, коричневого цвета, с двумя рядами хищных зубов, сжимающих длинную глиняную трубку. Вероятно, так выглядели, в представлении художника, североамериканские индейцы.

Как и большинство мелких улочек, примыкавших к Стрэнду, переулок Мертвеца начинался с небольшого туннеля, куда входили через арку футов десяти в высоту и восьми-девяти в ширину. Сам туннель, выложенный гладким камнем, тянулся примерно на двадцать футов – достаточно, чтобы сверху поместился небольшой дом. В конце туннеля, у стены, стояли в два ряда двенадцать ведер из красной кожи, наполненных затхлой и мутной водой.

Снаружи завывал ветер, но в туннеле не ощущалось ни малейшего дуновения. Приятели долго откашливались – горло саднило от гари и пыли – и счищали с сюртуков хлопья сажи. Наконец-то можно было поговорить спокойно, не надрывая голос до хрипоты.

– Смотри-ка, ведра, – усмехнулся Джордж. – Как думаешь, для чего они тут?

– Джордж, ты что, пьян?

– Кто бы говорил!

– Каждый торговец, – принялся объяснять Фэнтон, – обязан иметь наготове ведро с водой. И не важно, что у него за лавка – крошечная или размером с полквартала. После пожара об этом издавали указ за указом, столько всего – одному Богу известно. Неужто ты забыл?

– Хм… – замялся Джордж, – я…

– По мне, эти ведра – сущее проклятье, вечно о них спотыкаешься. На кой черт их держат, когда и так развернуться негде? Я еще понимаю, в театрах, но в лавчонках ведь никто проверять не станет. Отчего бы их вовсе не отменить?

– О, узнаю Ника Фэнтона!

Фэнтон изобразил искреннее удивление:

– А ты сомневался, что я – это я?

– Не то чтобы сомневался, однако…

Оборвав свою речь на полуслове, Джордж неопределенно помахал руками. Он не выносил разговоров о том, что было выше его понимания. Для него это было сущим кошмаром, он терялся и всеми силами стремился к восстановлению привычной ему реальности. Поэтому Джордж тут же произнес:

– Вернемся, однако, к Мэг Йорк…

– Завтра она покинет мой дом. Забыл сказать: этот капитан Дюрок якобы снял ей апартаменты на Ченсери-лейн. Если у тебя есть желание взять ее к себе…

– Взять к себе? – взревел Джордж; вид у него был глубоко уязвленный. – Ник, чтоб тебя, да я жениться на ней хочу!

– Жениться… на Мэг?

– А почему нет?

Джордж возмущенно запыхтел. Мощная грудь заходила ходуном, угрожая с корнем вырвать золотые пуговицы на атласном жилете.

– Мэг – дама благородная, тех же кровей, что и твоя жена. Приданое ей ни к чему – я, слава богу, не бедствую. – Тут Джордж осекся и, смущенно глядя на Фэнтона, добавил: – Конечно, мне известно о ваших отношениях…

«Жаль, что мне неизвестно», – подумал Фэнтон.

– Назови хоть одну благородную даму, – с вызовом продолжил Джордж, – не считая королевы Екатерины, леди Темпл и, пожалуй, Лидии, которая до свадьбы не раздвигала ноги перед каким-нибудь резвым ухажером! Такова их порочная природа, и таково время, в которое мы живем.

Джордж опустил глаза и неуклюже переступил с ноги на ногу.

– Ник, – выпалил он, – как думаешь, она согласится?

– О, в этом я не сомневаюсь, – ответил Фэнтон. – Я лишь не уверен, что ты достаточно осведомлен о нраве этой женщины. – Чего греха таить, он не был уверен даже в собственных чувствах. – Тело Христово! – выругался он. – За прошедшие сутки я дважды едва не убил ее: в первый раз – чуть не проломил ей голову стулом, во второй – чуть не проткнул ее шпагой.

Джордж тут же повеселел.

– Не унывай, друг мой! – усмехнулся он. – Милые бранятся – только тешатся.

– Не спорю. Вот только вряд ли ты будешь настроен столь же благодушно, когда она воткнет кинжал тебе под ребра… или поднесет бокал вина, щедро насыпав туда мышьяка.

В глазах Джорджа промелькнул уже знакомый страх.

– Мышьяк! Бог мой, я и забыл!

Он бросил взгляд на свою правую руку и, убедившись, что та все еще не почернела, решительно зашагал к выходу.

Переулок Мертвеца был не более двенадцати футов в ширину. Справа высилась кирпичная стена длиной футов в тридцать, на которой там и сям зияли трещины. За ней был поворот на следующую улочку, но проход преграждали запертые решетчатые ворота. Слева тянулся длинный открытый склад зерна и сена. Рядом с каменной поилкой стояла пустая телега. Везде – ни одной живой души. Далее шли лавки. Над одной из них раскачивалась вывеска с голубой ступкой.

Джордж резко остановился и повернулся к Фэнтону.

– Какой в этом смысл? – проворчал он. От негодования у него на лбу проступили красные пятна. – Никого ведь не отравили, Ник! Не думаешь же ты, будто Мэг…

Он осекся, увидев помрачневшее лицо приятеля.

– Не знаю, Джордж, – сказал Фэнтон. – Я долго считал, что это ее рук дело, но сегодня у меня появились сомнения, и притом серьезные. И все же я не могу с уверенностью сказать, виновна она или нет.

– Я это выясню.

– Нет! Расспросы оставь мне.

С этими словами Фэнтон толкнул голубую дверь и оказался в грязной комнатке с одним-единственным, однако внушительным по размерам окном: куски зеленоватого волнистого стекла были вставлены в свинцовые кольца. Тусклый наружный свет падал на дубовый прилавок, выкрашенный в темный цвет, и маленькие, невесть чем заляпанные латунные весы. За прилавком, склонившись над огромной конторской книгой, стоял сухонький седовласый человечек в черной шапочке. Он поднял взгляд на вошедших и, поправив на носу овальные очки в металлической оправе, произнес:

– Доброго дня, господа. – Голос походил на скрип уличной вывески. Человечек поклонился, но без всякого раболепия. – Чем могу служить?

Аптекарь Уильям Виннел в глубине души был жизнерадостным весельчаком. Будь ему лет на тридцать меньше, он мог бы выступать на летних ярмарках как акробат или канатный плясун. Однако за много лет аптекарь научился носить маску, которая срослась с его физиономией. Поджав губы, он окинул посетителей грустным и суровым взглядом человека, придавленного грузом знаний о жизни.