– Какие еще питиди? Хватит всех своим английским чмарить!

– Ну треш полный тогда!

– Ну и что! Пацан сказал, пацан сделал, не в курсе? – процедил Деня и для убедительности сплюнул.

– Ладно! Фиг с тобой! Лезь!

– Так я и лезу! Спину подставляй!

Встав на Левчикову спину, он поднял одну ногу, утвердил на еле видимом выступе, затем подтянулся и сумел ухватиться рукой за край стены. Получилось. Тренированное за годы паркура тело слушалось беспрекословно, и это вселило в него уверенность. Оказавшись наверху, минуту Денис лежал, распластавшись и рассматривая территорию, а потом присел, оттолкнулся и, сделав в полете кувырок, бесшумно приземлился на траву.

Хорошо, кстати, что тут асфальта нет. Вышло бы громче.

Продумывая маршрут, он решил, что несколько минут обязательно потратит на то, чтобы, лежа в траве, еще раз убедиться: по ночам тут никто не шастает.

А то кто их знает… этих…

Однако сделал почему-то по-другому. Быстро поднялся, перебежал за ближайшее строение и оттуда, не тратя времени, рванул к нужному месту.

Левка не обманул. Дверь действительно была не заперта. С пятницы на субботу неизвестно по какой причине ее всегда оставляют открытой. Деня осторожно потянул дверь на себя и юркнул в образовавшуюся узкую щель. Шире нельзя, а то заметить могут.

Оказавшись внутри, он замер на несколько секунд, чтобы перевести дух и успокоиться. Левчика рядом не было, понты кидать не перед кем, поэтому Деня дал волю внезапно подступившему страху.

Стремное все же место! Тут и днем-то жутко, а уж ночью и говорить нечего!

Наконец ему удалось унять сердцебиение – крутой он все же чел! – и заставить себя двинуться к назначенному месту.

Ага, вот и гробик чей-то! Тебя-то нам и надо, дорогой!

Гроб был, конечно, пустым, но от этого не менее пугающим. Однако отступать было некуда. Он сел на край гробницы, достал телефон и вставил в селфи-палку. Руки немного дрожали, но он справился.

Камера включилась, и от ее свечения в темноте стало еще страшнее.

«Не дрейфь, мужик», – приказал он себе и, подняв палку повыше, улыбнулся в камеру.

– Ну, здравствуй, Таня! Я сдержал обещание. Посмотри, откуда веду репортаж.

Он повернул камеру так, чтобы она могла убедиться: он именно в том самом месте.

– Ну что, Танечка, убедилась? А теперь скажи… – начал Деня и не закончил.

Прямо за его спиной медленно поднялась четко очерченная на выкрашенной белым стене голова в надвинутом на лицо капюшоне.

В свете камеры блеснули пустые глазницы.

Денис вскрикнул и упал на кирпичный пол, ударившись о край каменной гробницы.

Савелий Игоревич так и не понял, сколько просидел у компьютера. Очнулся от боли в шее и понял, что спал, уронив голову на стол. За окном вовсю копошилось утро, домашние давно на ногах, и сейчас ему попадет от дочери за ночные бдения.

С трудом поднявшись, Савелий Игоревич походил немного, делая наклоны из стороны в сторону, растирая закостеневшую шею и одновременно прислушиваясь к голосам внизу.

Интересно, дома ли зять? По утрам особенно сильно не хочется видеть его постную физиономию.

Когда убедился, что слышны лишь голоса дочери и внучки, спустился.

– Привет, деда! – крикнула внучка из коридора.

– Будешь завтракать? – не поворачиваясь, спросила Марина.

– Чай и бутерброд с колбасой. Даже два, – чувствуя, как разыгрывается аппетит, ответил Разбегов, усаживаясь за стол.

Дочь поставила перед ним кружку и тарелку с бутербродами.

– А ты?

– Мы уже позавтракали. Ты ешь, не торопись.

Маринин голос звучал ласково, и Разбегов успокоился. Раз веселая, значит, все хорошо.

Он жевал и думал о том, что будет делать днем.

Вчера кое-что нашел и даже сумел скачать на флешку. Пока все свежо в памяти, надо разобрать материалы и подумать, где еще можно поискать доказательства тому, что удалось установить ночью.

– Только не торопись с выводами, – сказал он себе и улыбнулся в кружку с чаем.

И в этот миг в его голове родилась – буквально как Афродита из морской пены – блестящая идея. Даже не идея, а гипотеза! Инсайт, случающийся только с гениальными исследователями. Когда из ничего, буквально из осколка факта вдруг вырастает чудо, которое называется научным открытием!

Конечно, при условии, что гипотезу удастся подкрепить неопровержимыми доказательствами. Лучше не доказательствами, а самим артефактом!

Это будет настоящая сенсация!

Научный мир ахнет и содрогнется!

– Йо-хо-хо! – воскликнул Савелий Игоревич.

– Дед! Ты чего? – испугалась внучка.

– Ничего, внученька! Просто сегодня встал с той ноги!

Гипотеза от краеведа Разбегова

Вчера она так и не позвонила следователю. Сочла, что ее активность может показаться подозрительной. С какой, вообще, стати вмешиваться? Сами разберутся.

Последнее утверждение, впрочем, нуждалось в подтверждении, а его-то как раз и не было. Почему полиция не проверяет, опечатана ли дверь? Почему с тех пор ее не вызвали на допрос? Не опросили всех соседей?

Она спрашивала у Валентины Самойловой. Та ни сном ни духом. Сказала только, что полицейские побывали в двух квартирах, и все.

И этим людям она собирается помогать? Только хуже выйдет!

А как насчет Чеченца? Хотя бы его в известность поставить. Квартира наверняка ему отойдет, значит, имеет право знать, что в ней теперь проходной двор.

Было около девяти вечера, когда она набрала его номер. Прозвучало два гудка, после чего он сбросил звонок и прислал сообщение: «Занят, перезвоню».

Занят в девять вечера? Да не смешите! Наверняка сидит в пивной с такими же, как он, вояками!

Саша рассердилась по-настоящему, поэтому отключила телефон и легла спать.

Вот прямо-таки взяла и легла! В конце концов, ничьих звонков дожидаться не обязана!

Из вредности на следующий день телефон она включила после обеда. Это было глупо, но обижаться так обижаться!

Ни неотвеченного звонка, ни сообщения от Чеченца не было, зато позвонил Савелий Игоревич.

Вообще-то Разбегов не планировал встречаться с заказчицей в ближайшие дни. Хотел разобраться в деле более тщательно, ведь звание ученого обязывало не спешить с выводами, а сначала все стократно перепроверить.

Однако терпеливость, как выяснилось, не была его сильной стороной. Савелий Игоревич еле дождался, когда закончатся лекции для заочников, и позвонил Смолиной на мобильник. Черт знает почему, но Разбегову захотелось поразить ее своим умением работать с источниками, продемонстрировать высочайшую квалификацию или, как любит говорить внучка, крутость.

С чего вдруг его так разобрало, Савелий Игоревич не анализировал. Где-то в подсознании мелькнула мысль, что на старости лет он вдруг возжелал славы и почета, но она была немедленно изгнана.

Все его труды только во славу отечественной науки! Только!

– Прямо сейчас приехать не могу, – огорченно сказала Александра, ответив на звонок. – На работе запарка. До какого часа вы сможете меня подождать?

– Ну…

– Я попробую закончить как можно скорее.

В ее голосе звучали умоляющие нотки, и Разбегову почему-то было приятно их слышать.

– Хорошо, но не позже шести.

– Спасибо огромное, Савелий Игоревич! Вы – лучший!

После этих слов Разбегов неожиданно ощутил такой прилив бодрости, что сразу углубился в работу, забыв пообедать.

Черт побери! А эта Смолина – хорошая девушка! Сразу видно, не вертихвостка какая-нибудь!

Пришла она запыхавшаяся. Торопилась, как видно. Уселась напротив и уставилась в ожидании.

Выдержав паузу, чтобы подогреть ее интерес, Савелий Игоревич прокашлялся и задал неожиданный вопрос:

– Что вы слышали о гербе Костромской губернии Павла Первого?

– Я всю жизнь была уверена: как дала Екатерина Вторая нашему городу герб, так он… до сих пор и есть, – растерянно ответила Саша.

– Отнюдь, мадмуазель, отнюдь, – потирая руки, произнес Савелий Игоревич.

Саша хотела поправить, давно, мол, не мадмуазель, но постеснялась прерывать монолог. В конце концов, это даже приятно.

– Все было несколько сложнее. Начнем с того, что до указа Павла об образовании Костромской губернии от двенадцатого декабря тысяча семьсот девяносто шестого года мы были просто наместничеством. Появилась губерния, появился и новый герб. По вполне понятным причинам Павел не особо чтил заветы своей матушки, поэтому герб придумал совершенно не похожий на прежний. Странный, надо сказать.

– А мне всегда казалось странным, что на гербе Костромы изображена галера «Тверь». С какой стати, вообще? Пошутила над нами?

– Вполне вероятно, – зашелся мелким смехом Разбегов. – Матушка Екатерина Алексеевна еще та шутница была. Однако, скорей всего, не слишком заморачивалась с этим делом. Но Павел, поверьте, заморачивался еще менее. Вот смотрите.

Савелий Игоревич повернул к ней экран монитора. Саша взглянула на изображение. Герб как герб. Видела похожие, и не раз. Разделен на четыре поля. Два желтых по диагонали пустые. Другая диагональ – вверху красный, внизу зеленый. В красном квадрате – странный с широкими концами крест, а в зеленом – перевернутый полумесяц.

И что?

– Вижу на вашем челе мучительные раздумья, – заметил Разбегов и снова зашелся смехом.

И чего он так веселится?

– Налюбовались? – отсмеявшись, спросил Савелий Игоревич.

– Ну… вроде… Нет, постойте. Этот крест… он чудной какой-то.

– Верно. Чудной, потому что по форме похож на мальтийский. Павел Первый, да будет вам известно, был провозглашен Великим магистром Мальтийского ордена.

Саша посмотрела на изображение еще раз и вдруг поняла:

– Павловский крест?

– Совершенно верно. А насчет «золотых полей» не догадываетесь?

– Эти два желтых?

– Так точно. А «рожок вниз» – это полумесяц, разумеется.

– Ну, хорошо. А какое отношение герб…

– Да самое прямое, мадмуазель! – прервал ее Разбегов. – Именно в гербе все и дело!

– Не понимаю.

– Сейчас объясню.

Савелий Игоревич поерзал на стуле, по-видимому, предвкушая увлекательное времяпрепровождение, и посмотрел в сторону чайника.

– Не хотите?

– Спасибо. Выпью с удовольствием, – кивнула Саша, радуясь возможности наконец вручить свои дары. – Я ведь к вам не с пустыми руками.

Увидев печенье и конфеты, Савелий Игоревич пригорюнился.

– Дочь запретила сладкое. Угроза диабета, говорит.

Взглянул еще разок и залихватски махнул рукой:

– А давайте! Уж больно завлекательные коробочки!

Так, прихлебывая чай вприкуску с печеньем и пастилой, Саша узнала, что случилось в славном городе Костроме в марте тысяча восемьсот первого года от Рождества Христова.

– Николай Иванович Кочетов, тогдашний костромской губернатор, был личностью противоречивой. С одной стороны – бравый военный, дослужившийся от прапорщика Измайловского полка до подполковника, кавалер орденов Святого Владимира, Святой Анны, командор ордена Святого Иоанна Иерусалимского, и, кроме всего прочего, женатый на сестре сподвижницы Екатерины Второй Екатерины же Романовны Дашковой Нине Петровне Хрущевой. А с другой – назначенный на должность уже при Павле Кочетов полным доверием не пользовался.

– Почему?

– По разным причинам, которые мы смело можем оставить за скобками нашего разговора. Но для лучшего понимания личности Кочетова все же скажу, что супруге своей он изменял и наконец бросил ее с пятью детьми на произвол судьбы, а сам стал жить с женой городничего. Каков?

Саша развела руками. Все, мол, ясно с этим Кочетовым.

– Важно другое – Николай Иванович жаждал привлечь внимание императора и, так сказать, выслужиться. Желание вполне объяснимое и даже похвальное.

– Да уж, – хмыкнула Саша.