Римо не обратил на них внимания, только губа у него дрогнула. Он вынул нож, которым пытал Симеона, и показал его мне.

– Они могут заплатить за свои грехи болью – или удовольствием.

Я содрогнулась.

– Не тебе судить людей за грехи, – зло прошептала я.

Римо медленно подошел ко мне и встал за моей спиной, так близко, что я чувствовала его дыхание на моей коже. Я посмотрела на экран и встретилась взглядом с отчаянным взором Самюэля. Казалось, сейчас мой брат сорвется. А мне нужно было быть сильной ради них, ради него и папы, и даже ради Данте и Данило. Ради Синдиката.

– Что выбираешь, Серафина? Пытку или расплату телом?

Я выдержала взгляд Самюэля. Я заберу гордость с собой в могилу. Женщины рождаются, чтобы давать жизнь. А мужчины – чтобы выдерживать боль. Значит, и я смогу.

Римо отступил на шаг назад.

– Если ты сама не выберешь, за тебя это сделаю я. – Судя по его виду, он знал – или думал, что знает, каков будет мой выбор. Ведь я женщина, слабая и незначительная.

Я высокомерно улыбнулась.

– Уж лучше я отведаю сталь твоего клинка, чем позволю тебе меня касаться, Римо Фальконе.

Он посмотрел на меня с удивлением, уважением и… ужасом, смешанным с восторгом.

– Тогда я буду наслаждаться твоими криками.

– Хватит, Римо, – приказал Данте.

Но Римо только уставился на меня и проворковал:

– Мы же только начали.

И без предупреждения он схватил меня, развернул и прижал спиной к своему телу – я чувствовала его грудь и каждый дюйм его тела ниже спины. Он взял пальцами мой подбородок, поднял мне голову так, чтобы я, полуобернувшись, посмотрела ему в глаза. Он хотел увидеть мой взгляд, мое выражение лица, мои страх и ужас, когда он заставит меня кричать.

Я ответила на его взгляд со всей ненавистью и отвращением, которые смогла выразить. Я надеялась быть достаточно сильной, чтобы лишить его удовольствия слышать мой крик.

– Где ты хочешь почувствовать мой клинок?

Он держал поблескивающую сталь прямо у меня перед глазами, так, чтобы я видела острое лезвие. Я вспомнила татуировки Римо и Нино, которые перекрывали шрамы на руках. Возможно, это что-то значило, а возможно, и нет. В любом случае, мне было нечего терять.

– Ты не поменяла свое решение? Может, ты все же хочешь заплатить своим телом?

Ужас сжал мое горло в тиски, и я не доверяла своему голосу. Римо это заметил. Я взяла его за запястье и приложила нож к своей руке. Холодное лезвие коснулось чувствительной кожи ближе к вене.

Нечто такое мелькнуло в глазах Римо, что я на секунду восторжествовала. По какой-то причине мои действия произвели на него впечатление. Я держала лезвие возле руки, позволив ему касаться чувствительной кожи.

Римо надавил на нож, и я почувствовала легкое жжение, но он еще даже не начал резать – словно не мог заставить себя это сделать. Естественно, это было не потому, что он боялся попортить мне кожу. Я не могла в это поверить, ведь он давно хотел причинить мне боль. Я была уверена, что он с удовольствием станет первым человеком, который оставит мне шрам. Нет, его сдерживало что-то другое, нечто темное и могущественное. Я прижала его руку, повела ее вниз по своей руке и лезвие разрезало кожу.

Я встретилась с ним взглядом, спрашивая себя, что таится в его темных глубинах, и одновременно боясь это узнать. Взгляд Римо стал тяжелее, и наконец он сам провел острием и продолжил разрез. Острая боль пронзила меня огнем, и я задрожала, все еще держа свою руку подле его руки, а он все резал, но я его не останавливала. Почему-то в его глазах отражалась моя боль, словно он чувствовал ее так же остро, как и я.

Римо опустил подбородок и обхватил меня за талию, чтобы я не упала, но я высоко держала голову и с ненавистью смотрела на него. Я закусила губу так сильно, что почувствовала стальной привкус во рту. Кровь потекла по подбородку.

Римо убрал нож, и нечто в его взгляде заставило меня замереть.

– Довольно! – свирепо закричал папа. – Прекрати. Прекрати немедленно!

Мы смотрели друг на друга, и Римо свел брови. Он отпустил меня и отошел на шаг. Ноги у меня подкосились, и я упала, ударившись коленями об пол. Я едва воспринимала боль. Сев на корточки, я положила раненую руку на колени. Разрез был не таким глубоким, как я думала, но кровь пропитывала серебристый сатин, и на ткань капала кровь из губы. Я подняла глаза: Римо выключил камеру и экран. Отчаянное лицо Самюэля пропало.

Нино стоял, прислонившись к стене, он смотрел на мое запястье с непонятным выражением лица. Римо повернулся ко мне спиной и посмотрел на брата. Плечи его вздымались.

Не глядя на дрожь в коленях, я с трудом поднялась на ноги, держа кровоточащую руку перед собой.

Нино отвел от меня взгляд и посмотрел на Римо. Не знаю, что происходило между ними, и не была уверена, что хочу знать.

Римо медленно повернул голову, его зловещий взгляд встретился с моим – его глаза словно два темных озера ярости. Я затаила дыхание. Впервые он не усмехнулся и не ухмыльнулся, и он даже не был в бешенстве. Он был почти растерян в своей пугающей, ему одному свойственной манере.

Я поклялась себе: что бы ни случилось, какую бы цену мне ни пришлось заплатить, однажды я поставлю Римо Фальконе на колени, сломаю самого жестокого человека из всех, кого я знаю.

Глава 6

Римо

Лицо Нино было напряженным, но он не собирался снова терять самообладание. Теперь он смотрел не на Серафину, а прямо мне в глаза. Он сглотнул, и выражение его лица снова стало холодным. Он выпрямился. Я бросил взгляд на шрамы на забитом татуировками запястье, а потом на свои, точно такие же. Мои шрамы были не такими ровными. Я чуть не дотронулся до шрама у себя над бровью, как делал это еще много недель после того, как…

– Тебе придется зашить ее самому. Ты затеял эту игру и проиграл, недооценив противника, – протянул брат и ушел, оставив меня закипать от гребаной ярости.

Я медленно повернулся. Серафина пошатывалась, но все еще стояла. Ее подбородок был покрыт кровью из раны на губе, которую она прокусила, чтобы не кричать. Она не подарила мне ни единого крика. Я посмотрел ниже. Ее ночнушка пропиталась кровью, еще текущей из раны на прижатой к груди руке.

Она должна была выбрать иной путь, как все остальные женщины. Но вместо этого она застала меня врасплох, выбрала боль и даже прижала мою руку с ножом к своей коже. Она не позволила мне испытать триумф, предложив мне свое тело на блюдечке с голубой каемочкой прямо на глазах Данте, мать его, Кавалларо и своего жениха. Нино был прав. Я недооценил противника, потому что сравнивал ее с другими женщинами, с которыми всегда имел дело, но Серафина не была похожа на них. Гордая и благородная. Я не сделаю подобной ошибки снова.

Я выбью из нее крик. И много чего еще.

Мой взгляд был прикован к ее руке. Почему она выбрала именно это место? Когда я поднял глаза, Серафина победно смотрела на меня. Она знала, что выиграла.

Кипя от злости, я медленно подошел к ней. Она напряглась, пошатнулась, но не упала. Я взял ее руку и осмотрел неглубокую рану. Я не слишком сильно давил на нож. Я вообще не хотел ее резать, что стало для меня открытием. Вид крови, растекшийся по ее идеальной коже, не доставил мне удовольствия, как бывало обычно.

– Тебе понравилось причинять мне боль? Тебя это взволновало? – зло спросила она.

Я наклонился и взял ее за подбородок. Она затаила дыхание, а я провел языком по ее нижней губе, пробуя ее кровь на вкус.

– Не так, как доставило удовольствие вот это, – мрачно усмехнулся я.

Она отшатнулась и покачнулась, но я поймал ее – это не то падение, которое я для нее готовил.

– Нам надо залечить твою рану.

Она не сопротивлялась и молча проследовала за мной наверх, на первый этаж. Я поддерживал ее, чтобы она не упала. Я повел ее в ванную комнату при своей спальне. Там я хранил единственный в моем крыле дома медицинский набор. Обычно Нино занимался такими вещами. Она облокотилась о раковину.

– Тебе нужно сесть, – произнес я.

– Я лучше постою.

Я перестал ее поддерживать, и она схватилась за край раковины, чтобы устоять на ногах. Я наклонился, чтобы достать медицинский набор, и мой взгляд упал на высокий разрез в ночнушке, обнаживший ее длинную стройную ногу. Она наклонилась, и я ухмыльнулся, но подняв на нее глаза, заметил, что ее кожа бледна, а лоб покрылся испариной. Я схватил медицинский набор и выпрямился, разглядывая ее лицо. Мне казалось, что она может потерять сознание, но она прищурилась, глядя на меня, и с трудом выпрямила плечи. Я едва заметно ухмыльнулся и взял пластырь. Рана была не настолько глубокой, чтобы накладывать швы. И когда это я в последний раз так ранил кого-то, чтобы его не пришлось зашивать или хоронить?

Я достал дезинфицирующий спрей, и Серафина поморщилась, но не издала ни звука, лишь снова закусила нижнюю губу.

– Если продолжишь в том же духе, тебе будет еще больнее.

Она бросила на меня уничижительный взгляд, но губу кусать перестала.

Я приложил пластырь к ране, и отчего-то мне было неприятно смотреть на нанесенное мною увечье. Я не мог понять, что это за чувство – оно было для меня ново.

– Так вот, значит, как все будет? Ты будешь меня резать и зашивать? – зло спросила она.

– Я тебя не зашиваю, а заклеиваю.

Она не ответила, но я чувствовал, что она пристально смотрит на меня. Она постучала пальцем по моей руке с татуировкой Каморры, прошлась по перекрещенным шрамам.

– Интересно, кто тебя так порезал? – задумчиво спросила она.

Я застыл, а потом резко вскинул голову. Она выдержала мой взгляд с тем же победоносным видом, который был у нее в подвале.

– И еще, интересно, кто тебя потом штопал? Вы с Нино резали друг друга в какой-то братской цеРимонии и потом зашивали? У вас одинаковые шрамы. Может, мне спросить у него?

Я прижал ее к раковине и схватился за мраморную столешницу. Меня трясло от ярости и смеси других эмоций, которым я не должен был давать выход.

Серафина, хоть и была напугана, посмотрела на меня.

– Никогда больше не упоминай про эти шрамы. И не смей спрашивать Нино про них, ни единого слова, понятно? – прорычал я.

Она сжала губы и не произнесла ни слова. Струйка крови снова потекла по ее подбородку.

Выдохнув, я сделал шаг назад, схватил мочалку и намочил ее в теплой воде. Я взял Серафину за подбородок, но она отодвинула мою руку.

– Стой смирно, – приказал я. Она опустила руку и позволила мне протереть ее подбородок. Я внимательно рассмотрел рану на губе. Она повредила зубами лишь верхний слой кожи.

– Тебе повезло. Рана заживет сама. – Я стоял так близко к ней, что снова почувствовал ее запах.

Но ее голос вывел меня из задумчивости.

– Как долго ты будешь держать меня здесь?

– А кто сказал, что я тебя отпущу? – я развернулся и оставил ее одну в своей комнате.

* * *

Я вернул Серафину в ее комнату, и на сей раз на всякий случай запер дверь. Я уже собирался приступить к своим ежедневным тренировкам, отработать удары на боксерской груше, как в комнату отдыха ворвалась Киара. Нино следовал за ней, явно пытаясь остановить, но она отмахнулась от него и с разгневанным видом пошла прямо ко мне.

Я развернулся и поднял брови. Она не остановилась, пока не встала передо мной, с силой толкнула меня и посмотрела блестящими от слез глазами. Я схватил ее за запястье: казалось, что она вот-вот даст мне пощечину, а это было бы слишком для нас обоих.

Однако через секунду я почувствовал крепкую хватку на собственном запястье.

– Отпусти ее немедленно, – приказал Нино.

Мне совершенно не понравился его тон. Он сжал мое запястье еще сильнее. Это предупреждение. Угроза. Мы никогда не дрались, по крайней мере без причины, и я готов был жизнь положить на то, чтобы этого не случилось и впредь. Но Киара вполне могла заставить Нино рискнуть.