Она поморщилась, но даже так осталась прекрасной. Наверняка она представила, как я занимаюсь живодерством. Но нет, это для трусов, которые не готовы тягаться с равным соперником.

– Я не из этих психопатов.

– А из каких?

– Ты не сможешь открыть окно, – улыбнулся я. – Не трать время, тебе не сбежать.

– Ты установил замки специально к моему приезду или ты просто любишь запирать здесь девушек, чтобы насиловать и мучить их ради собственного удовольствия?

Я подошел к ней вплотную, прижал к окну и поставил ладони на стекло, глядя сверху вниз.

– Нет, – ответил я. – Их поставил мой отец для моей матери.

Она с отвращением посмотрела на меня.

– Все Фальконе – монстры.

Я наклонился к ней, вдыхая ее аромат.

– Мой отец был монстром. Но я еще хуже.

Пульс гулко бился в ее венах. Я видел, как ее страх буквально пульсирует жилкой под тонкой белой кожей.

Я отступил и кивнул в сторону вороха одежды.

– Это тебе. Завтра утром надень серебристую ночнушку.

Серафина бочком, чтобы не спускать с меня глаз, подошла к постели и встала на колени, разглядывая одежду.

Я поднес телефон к уху. После второго звонка я услышал холодный голос Данте.

– Кавалларо.

– Данте, рад тебя слышать.

Серафина дернулась по направлению ко мне, но обмякла, маска гордости слетела с ее лица, и она зажала простынь в кулаках.

На том конце провода повисла пауза, и я улыбнулся. Хотел бы я видеть выражение лица Данте теперь, когда он столкнулся с последствиями своих действий и понял, что племянница ответит за его грехи.

– Римо!

Я услышал мужской голос на заднем фоне и еще один женский, истерический. Это мать Серафины.

– Я хотел бы поговорить с тобой, как Дон с Доном. Как человек, на территорию которого ты вторгся. Ведь мы – люди чести.

– Я – человек чести, Римо. А к тебе честь явно не имеет никакого отношения.

– Позволь с этим не согласиться.

– Серафина жива? – спокойно спросил он.

Я посмотрел на свирепо глядящую на меня женщину, сжимающую красные простыни, в которые завернуто ее обнаженное тело.

Я снова услышал гневный голос на заднем фоне.

– Я переломаю все твои гребаные кости!

– Это ее брат?

Боль отразилась на лице Серафины, и она сглотнула.

– Она жива? – повторил вопрос Данте вибрирующим от гнева голосом.

– А ты как думаешь?

– Жива, потому что такая жизнь хуже смерти.

– Воистину. Надо ли говорить тебе, что я убью ее самым болезненным и жестоким способом, если хоть один из людей твоего клана пересечет границу моей территории? Я могу быть изобретательным, когда дело касается пыток.

Казалось, что даже на расстоянии я мог слышать, как по ее венам пульсирует кровь. Серафина опустила взгляд и посмотрела на сжатые кулаки.

– Я хочу поговорить с ней.

– Еще не время.

– Римо, ты пересек черту, и ты за это заплатишь.

– Уверен, именно так ты и думаешь.

– Чего ты хочешь?

– Время подобных разговоров еще не пришло, Данте. Я думаю, ты еще не готов. Завтра утром мы созвонимся снова. Установи камеру. Я хочу, чтобы ты, ее брат, ее отец и жених были в комнате. Нино даст вам инструкции. Я тоже поставлю камеру, и мы сможем видеть друг друга.

Мы с Серафиной встретились взглядом.

– Римо… – угрожающе начал Данте, но я нажал отбой.

Серафина внимательно посмотрела на меня широко открытыми глазами. Я приблизился к ней, и она застыла, но не показала своего страха.

– Завтра начнется игра, Ангел.

Я вышел, дав ей время обдумать мои слова. Нино ждал меня в коридоре. Я поднял брови:

– Пиццу доставили?

Нино положил руку мне на плечо.

– Какое видео ты решил показать завтра?

Я внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, в каком он настроении, но по его лицу это было трудно определить.

– Я дам ей выбор.

Нино неодобрительно покачал головой.

– Эта женщина невинна. Она не наш должник. Она не шлюха, которая крадет наши деньги. И она ничего не сделала.

– Киара тебя изменила.

– Я не об этом. Мы никогда не мучили невинных, Римо. Мы никогда не прикасались к тем, кто этого не заслуживал, а эта женщина, эта девушка… Она не сделала ничего плохого, чтобы ей дали такой выбор.

Я выдержал взгляд брата.

– Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, – произнес я. – И все же говоришь мне все это.

Нино опустил голову и сузил серые глаза.

– Ты играешь в опасные игры. Ты не знаешь своего противника настолько хорошо, чтобы понимать, какой именно выбор она сделает.

– Она выберет то же, что и все они, Нино. Она женщина. Изнеженная. И она выберет легкий путь. Я хочу, чтобы перед камерой на глазах у мужчин своей семьи сказала, что отдастся мне.

* * *

Внизу я взял одну из коробок с пиццей и поднялся в гостевую спальню в моем крыле дома. На этот раз сидящая на постели Серафина даже не подняла на меня взгляд. Она держала в руках серебристо-серую ночнушку.

– А если я откажусь ее надевать?

– Ты можешь надеть ее для нашего маленького шоу или остаться голой. Твоя кровь будет выглядеть так же заманчиво на обнаженной коже, как и на ткани.

Она слегка вздрогнула и ночнушка выпала у нее из рук на пол.

– Вот, – я подошел к ней ближе. – Ты ничего не ела больше суток. – Я поставил коробку с пиццей на прикроватный столик.

Она с подозрением посмотрела на нее. Я ожидал, что она оттолкнет коробку, попытается наказать меня, уморив себя голодом, как моя мать делала с моим отцом. С ним не сработало, не сработает и со мной.

– Надеюсь, она отравлена, – пробурчала она, взяла пиццу и откусила большой кусок. Прожевав, она демонстративно проглотила. – Ты будешь смотреть, как я ем?

Возможно, сломать ей крылья будет легче, чем я думал.

* * *

Рано утром Фабиано зашел меня проведать. Я был в нашей комнате отдыха – колотил боксерскую грушу, чтобы выпустить на волю сдерживаемую энергию.

Он облокотился о дверной косяк и еще пару секунд наблюдал за мной молча.

– Говори, зачем пришел, – прорычал я, со всей силы ударив грушу.

– Джерри вызвал меня в «Сладкую ловушку» пару часов назад, чтобы я подчистил тот бардак, который ты там устроил. Я нашел Симеона с отрезанным членом во рту. Я не знаю, что там случилось, и знать этого не хочу.

– Если не хотел бы знать, – прищурился я, – не пришел бы.

Он отошел от двери и пошел ко мне.

– Он ее тронул?

– Нет. – Я перестал колотить грушу. – Он решил, что может наблюдать, как Серафина принимает душ.

Фабиано бросил на меня оценивающий взгляд.

– Где она?

– В постели.

– В твоей постели? – он поднял брови.

Я ничего не ответил и просто выдержал его взгляд.

– Значит, ты… – он вздохнул, стараясь подобрать правильные слова. – Я думал, ты хочешь использовать ее девственность, чтобы надавить на Кавалларо и ее жениха.

Я попытался оценить, что сейчас чувствует Фабиано, но он слишком хорошо скрывал свои эмоции. Если он прикладывает столько усилий к тому, чтобы скрыть свои чувства, значит, он боится услышать, что я взял Серафину силой.

Я медленно подошел к нему.

– Ты что-то к ней испытываешь?

– Ты серьезно? – поморщился он. – Фина меня не интересует.

– Но тебе не нравится мысль о том, что я причиню ей боль.

– Ты Дон. И можешь делать с ней все, что хочешь, но да, мне не нравится думать, что ты накажешь ее за проступки Синдиката.

Я уважаю Фабиано за честность. Большинство моих людей слишком трусливы, чтобы говорить правду мне в глаза.

– Тогда уходи сейчас, потому что у меня назначен звонок Данте и его семье через час, и Серафина сыграет в моем обращении ведущую роль.

Он отвел взгляд, и на его щеке дернулся мускул.

– Я должен вернуться к Леоне.

– Давай. Иди к своей женщине. А я пойду к своей.

– Она не твоя, Римо. Она тебя не выбирала. А это большая разница. – Фабиано развернулся и ушел. А я снова начал колотить грушу, еще сильнее, чем прежде.

Серафина

Пицца не переварилась даже к утру, но по крайней мере теперь мой живот урчал не от страха. Я решила съесть второй кусок на завтрак. Мне нужны были энергия и силы, чтобы понять, как победить Римо в его же игре, и не важно, что я теперь – пленница. Я знала, что Римо не стал бы назначать сеанс видеосвязи с моей семьей, если бы у него не было плана, как сделать мне больно у них на глазах.

Ночью я почти не спала. Римо не запер дверь, но я так и не рискнула выйти из комнаты, боясь, что это ловушка. Я все еще была слишком напугана, чтобы бороться с ним.

Я не хотела дать Римо одержать даже маленькую победу, но все же надела сатиновую ночнушку, ведь пока у меня не было идей, как с ним справиться, мне нужно было просто выжить.

Услышав шаги, я замерла. Я поднялась с постели, предпочитая встретить Римо стоя, но это был не грозный Дон Каморры. В дверях стоял Савио Фальконе, и его карие глаза оглядывали меня с ног до головы. Я инстинктивно прикрыла грудь руками.

– Пойдем, – приказал он, кивнув на открытую дверь.

Я прошла мимо него, и он протянул руку, чтобы меня схватить.

– Не смей меня трогать, – зашипела я.

Он поднял брови и высокомерно улыбнулся.

– Тогда двигай своим симпатичным задом. И послушай мой совет: никогда не разговаривай с Римо в таком тоне, иначе пожалеешь, что родилась.

Я бросила на него уничижительный взгляд, и мы пошли через весь дом. По пути я оглядывала обстановку. Это был просторный дом со множеством комнат, спроектированный так, что в нем можно было заблудиться. И хотя Савио поглядывал на меня больше с любопытством, чем с вожделением, я нервничала в его присутствии. Он был высоким, мускулистым и выглядел очень уверенным в себе.

Мы спустились по крутой лестнице в подвал.

– Ну конечно у Фальконе есть специальная комната для пыток, – пробормотала я, не в силах скрыть ужас в голосе.

Я почувствовала запах сырости. Хорошо, что здесь хотя бы не пахло кровью и экскрементами.

Савио ничего не ответил и жестом пригласил меня в комнату, расположенную справа по коридору. Римо был уже там.

– Она здесь. А я встречаюсь с Диего. Расскажешь потом, как все прошло, – усмехнулся Савио.

– Ты сам посмотришь запись. – Римо смотрел на меня темными глазами. – Встань здесь, – приказал он, указывая на середину комнаты. Я послушалась. В голове у меня была полная неразбериха. В комнате почти ничего не было. Ни матраса, ни стула, только стол с установленной на него камерой.

Римо обошел меня по кругу, разглядывая мое облачение. Серебристый сатин облегал тело, и от подвального холода у меня затвердели соски, с которых Римо не сводил взгляда. Я содрогнулась.

Нино тоже спустился к нам, и я перепугалась еще больше: он отрегулировал камеру и поставил большой экран на стол в углу. Он повернул экран к нам.

– Римо, – позвал он, и брат пошел к нему. Нино нахмурился, но Римо положил руку ему на плечо и посмотрел на меня. Я впилась ногтями в ладони.

Экран ожил, и я увидела свою семью и Данило. Ноги у меня чуть не подкосились.

Самюэль дернулся, его взгляд был полон отчаяния, а у папы под глазами пролегли темные тени. Данте и Данило лучше контролировали свои эмоции, но и они были не такими сдержанными, как обычно.

– Я очень рад, что вы нашли для нас время, – сказал Римо с британским акцентом, весь такой благородный и утонченный. Все фальшь. Такой человек, как он, по локоть замаранный в крови, не имеет отношения к когорте британских джентльменов.

Римо зло ухмыльнулся и повернулся ко мне, его темные глаза светились восторгом.

– Серафина, в Лас-Вегасе женщинам дают выбор… – его голос снова стал таким, как прежде, низким и угрожающим.

– Не смей! – закричал Самюэль, прильнув к экрану камеры. Данте схватил его за руку, но даже мой дядя выглядел так, словно вот-вот потеряет самообладание.