Я еще сильнее схватил ее за волосы, и она поморщилась. Я кончил ей в горло. Я сделал шаг назад, и мой член, с которого еще капало, выскользнул из ее рта. Она уставилась на меня и облизнула губы так, словно я сделал ей офигительный подарок. У меня руки зачесались вынуть нож и перерезать ей глотку, чтобы избавить от необходимости влачить жалкое существование.

Она опустила взгляд.

– Встань, – прорычал я, теряя терпение. Она поднялась на ноги. – На стол.

Она повернулась и, задрав юбку и оголив зад, облокотилась о стол. Она раздвинула ноги и наклонилась ниже. Ни гордости, ни достоинства.

Я встал за ее спиной, подергивая член, хотя тот уже снова встал. Я взял презерватив, разорвал зубами упаковку и натянул его. Сплюнув на ладонь, я смазал член, прижал к ее анусу и вошел. Костяшки пальцев шлюхи побелели, с такой силой она держалась за край стола. Когда я вошел по самые яйца, то наклонился к ней так, что моя грудь коснулась ее спины, и она впервые напряглась. Я никогда не был так близко к ней. Я приблизил губы к ее уху, сжав пальцами бедро.

– Скажи мне, Иден, – зло прошептал я. Она затаила дыхание, услышав, как я произношу ее имя. Я никогда раньше этого не делал. Они думают, будто я не знаю их имен, но я помню каждое долбаное имя тех, кто у меня в подчинении, будь то солдат или шлюха. – Ты когда-нибудь хотела послать меня на хер?

– Конечно нет, го…

– Как ты собралась меня назвать? Господин? – Я с силой снова вошел в нее, и она ойкнула. – Скажи мне, Иден, я твой гребаный господин?

Она медлила. Она даже не знала, что ответить на этот сраный вопрос, и это меня бесило.

– Я твой гребаный господин! – прорычал я.

– Да, – быстро согласилась она.

Я повернул ее голову так, чтобы ей пришлось посмотреть мне в глаза. Она поморщилась, и я просто взорвался от ярости. Я долбил ее и шептал на ухо:

– Ты спрашивала себя, где Динара?

Она напряглась, но я не остановился.

– Ты вообще о ней думаешь?

Она всхлипнула. У нее не было права плакать, потому что она не плакала о своей дочери – лишь о себе. Не мать, а поганый позор.

– Ты думала о том, что я мог сделать с твоей малюткой то же, что сейчас делаю с тобой?

Она ничего не сказала.

Я выпрямился и продолжил ее долбить, пока наконец не кончил. Я отошел, бросил использованную резинку на пол, вытерся полотенцем, которое всегда было под рукой на такой случай, и натянул трусы и брюки.

Она обернулась. Тушь расплылась под глазами. Я швырнул ей полотенце.

– Вытрись. И убери гребаный презерватив. Конча на пол льется.

Она взяла полотенце и сначала вытерла пол, и лишь потом себя. Грязная шлюха.

– Убирайся, пока я тебя не прикончил.

Она поспешила мимо меня, открыла дверь и чуть не врезалась в Савио, который отшатнулся в отвращении. Он поднял бровь.

– Ты все еще трахаешь эту сучку? Почему ты ее не прибьешь, как она того заслуживает?

– Она не заслуживает смерти. Это было бы слишком милосердно.

К тому же я пообещал Грегори, что она будет страдать.

Савио кивнул.

– Возможно. Но я думал, ты занят целочкой, а не этой раздолбанной помойкой.

– Я не в настроении для целки.

– Я думал, тебя возбуждает мысль о том, что ты будешь первым, – удивился Савио.

– У меня никогда не было долбаной целки, так что ничего не могу тебе сказать на этот счет. Ты пришел затем, чтобы помешать мне выплеснуть посткоитальную ярость?

– Какая разница между твоим обычным настроением и посткоитальной яростью? По-моему, никакой.

– Ты такой же смышленый засранец, как Нино.

Савио неторопливо вошел в кабинет и присел на мой стол.

– Я просто решил тебе сказать, что Симеон спустился в подвал с подносом еды и все еще не вернулся.

Я промчался мимо Савио в такой ярости, что едва не перебил всех, кто встретился на моем пути. Я бегом спустился по лестнице и услышал, как гогочет Симеон. Он стоял у двери в подвал, где заперта Серафина, но не внутри комнаты. Я замедлил шаг – раз так, то спешить было некуда. Он был не так глуп. Достаточно глуп, но не настолько, чтобы тронуть то, что принадлежит мне.

– Убирайся, мерзкий извращенец, – услышал я голос Серафины.

– Заткнись, шлюха. Ты не в Чикаго. Здесь ты никто. Не могу дождаться, когда наконец засуну в тебя свой член, как только Римо с тобой закончит.

– Я не буду мыться у тебя на глазах. Выметайся!

– Я позову Римо, и он тебя накажет.

Ого… Значит, это он меня позовет? Интересно. Я беззвучно подкрался поближе. Спина Симеона содрогалась, как будто он дрочил. Похоже, так оно и было.

Я уже готов был зарычать, но постарался сдержать ярость.

Последовала тишина, и я тихо подошел ближе. Я увидел профиль Симеона; он стоял в дверях и остервенело тер свой мерзкий член. Я остановился в паре шагов от него – повернувшись спиной, в душе стояла Серафина.

Симеон почти обкончал пол, глядя, как девушка принимает душ. Не спорю, там было на что посмотреть. Кожа у нее была белее мрамора. Ягодицы такие упругие, что я готов был впиться в них зубами. На теле ни одного изъяна, ни единого несовершенства, не то что на моем. Ее оберегали всю жизнь, защищали от опасностей этого мира. Но теперь она в моей власти.

– Повернись. Я хочу посмотреть на твои сиськи и щель, – приказал Симеон, еще быстрее задергав член.

Симеон так увлекся созерцанием, что даже не заметил меня.

– Если не повернешься, я позову Римо.

– Я не повернусь, свинья! – прошипела она. – Зови. Мне все равно!

– Ты маленькая шлюшка! Я сам тебя поверну.

Симеон сделал шаг вперед, и Серафина повернулась, прикрыв одной рукой лобок, а второй – грудь. Вода струилась по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она посмотрела на Симеона с таким отвращением, какого я никогда не видел, высоко подняла голову и… заметила меня.

– Ну что, это было не так трудно! – прохрипел Симеон.

Я усмехнулся. Вынул нож из ножен, просунул пальцы в круглые держатели и с удовольствием ощутил холод стали. Она смотрела, не шевелясь, гордая, она ничем не выдала моего присутствия.

Я обхватил Симеона за горло сзади и приставил острие к низу его живота. Он закричал от удивления и отпустил свой член.

– Ты решил меня позвать? – спросил я.

Его глаза расширились от ужаса, и он моргнул, лицо его покраснело – так сильно я сжал его горло. Я слегка ослабил хватку.

– Римо, я просто хотел убедиться, что она не валяет здесь дурака. Все не так, как выглядит.

– Хм-м-м. Ты знал, что еще ни один мужчина не видел того, на что ты сейчас смотрел?

Он отчаянно замотал головой. Я посмотрел на Серафину, застывшую с ничего не выражающим лицом.

– Видишь ли, ты видел нечто, что я не собирался никому показывать, – пояснил я благожелательным голосом. Я слегка вонзил нож в его живот, всего на пару сантиметров. Он завопил, обмякая в моих руках. Я держал его, не отрывая глаз от Серафины. Кровь струилась по моим рукам. Его грязная кровь.

Серафина опустила руки. Мне кажется, она сама этого не заметила. Она с ужасом смотрела на меня. Впервые маска гордости наконец спала, открыв ее истинную природу: доброй, ранимой женщины. Я оглядел ее упругие груди и золотые кудряшки волос на лобке, выбритые в виде ровного треугольника. Для первой брачной ночи. Жаль, что бедняга Данило никогда этого не увидит. Она принадлежит мне.

– Римо, – пробулькал Симеон. – Я никому не расскажу о том, что видел. Пожалуйста, умоляю тебя.

– Я тебе верю, – мягко произнес я. – Но ведь ты все запомнил.

Я вонзил нож глубже в его плоть, медленно, давая ему ощутить каждый миллиметр лезвия.

– Ты воображал, как войдешь своим грязным членом в ее киску?

Он забулькал снова.

Нож погружался все глубже ему в живот.

– Ты воображал, как загонишь в нее по самую рукоять?

Симеон выпучил глаза и едва дышал.

Я провернул нож, и он закричал снова. А потом я начал вынимать лезвие так же медленно. Ноги у него подкосились, и я позволил ему свалиться на пол. Он прижимал рану рукой и плакал, как трус. Умрет минут через пятнадцать. Наверняка он хотел умереть быстрее.

– Помнишь, что я сказал тебе о глазах и языке? Твой член к ним присоединится.

Я приблизил лезвие к его члену – и Серафина, ахнув, резко отвернулась.

Серафина

Я пыталась схватиться руками за белую плитку душа. Я не могла дышать. Ужас сжал мне горло мертвой хваткой. Ничто в том, как меня воспитывали, не готовило меня к такому. Ничто не могло бы подготовить. Я распадалась на части. Быстрее, чем могла себе представить.

Гордость и честь были теми столпами, на которых держалось мое существование. Я цеплялась за них. Он мог забрать у меня все, но не это. Никогда.

Симеон кричал, а я зажимала уши руками, чтобы его не слышать – напрасно.

Я больше не ледяная королева, как меня звали дома.

Взгляд затуманили вода и слезы. Но образ Римо, с жуткой улыбкой вонзающего нож в живую плоть, так и стоял перед глазами. Как я могла оставаться гордячкой? Как я могла держать голову высоко поднятой и не показать ему свой страх? Ничто так меня не пугало, как Римо Фальконе.

«Монстров не существует», – говаривала моя мама давным-давно, когда я боялась засыпать в темноте и постоянно прокрадывалась в постель к Самюэлю. Тогда я ей не верила, и вот теперь встретила Римо.

Крики стихли.

Дрожа, я медленно опустила руки. И вдруг заметила нечто красное. Посмотрев на душевой поддон, я поняла, что вокруг моих ног бурлит красная вода. Я моргнула. И до меня дошло. Пол камеры был под уклоном, и вся жидкость стекала в слив душа. Мои ноги казались еще бледнее на фоне красной воды. Зрение, до того затуманенное, прояснилось, и я поняла, что стою в луже чей-то крови.

Я услышала собственный крик и попыталась выйти из поддона, но покрытие сделалось скользким. Поскользнувшись, я попыталась схватиться за стену. Обретя равновесие, я оглядела камеру. Весь пол был в крови, и посреди лужи стоял Римо, мрачная темная фигура со сверкающим ножом в руке. Его грудь и руки были измазаны в крови. Красный. Красный. Повсюду красный цвет.

Я все кричала и кричала, пока не выдохлась – в легких просто не осталось воздуха. И я не могла дышать.

Римо сунул нож в ножны и медленно подошел ко мне.

Я ничего не могла сделать – ни сбежать, ни забыть про кровь и мертвеца за его спиной Римо.

Я поскользнулась и упала на колени, мои ноги и руки погрузились в кровавую воду.

Римо поднял меня и прижал к себе, запах крови ударил в нос. Чтобы устоять на ногах, я вцепилась ему в плечи. Я посмотрела на свою руку и… Она была красной. Посмотрела вниз – красное. Моя кожа. Красная. Все красного цвета.

Тело Римо было покрыто кровью. Красной. Красной. Красной.

Я стала биться в его руках. Брыкалась как могла.

– Пожалуйста, – выдохнула я.

Римо взял меня на руки, и силы меня покинули. Босой, он пронес меня к двери, переступив через мертвое тело. Когда он успел снять ботинки?

Я почти зашлась истерическим смехом, но в итоге звук получился хныкающим. Это было уже слишком.

Римо зашел в соседнюю камеру и посадил меня на пол в душе. Я съежилась, не в силах сидеть прямо. Грудь у меня вздымалась, но я не дышала. Затуманенным взором я смотрела, как Римо снимает с себя окровавленную одежду и подходит ко мне. Голый. Это было все, что зафиксировал мой разум.

Я закрыла глаза.

Он снова взял меня на руки и поднял. На меня полилась ледяная вода, я резко вздохнула и тут же распахнула глаза. Римо наклонился вперед и прижался лбом к плитке на стене, заслонив меня от холодных струй. Его темные глаза смотрели на меня.

– Вода здесь нагревается не так быстро, – спокойно сказал он.

Так спокойно. Я оглядела его лицо. Устрашающее спокойствие. Никаких признаков того, что он только что убил человека, причем самым варварским способом. Даже когда вода стала теплой, зубы мои все еще стучали. Дрожь не прекратилась даже тогда, когда Римо на руках вынес меня из душа.