Возьми моё сердце (страница 2)
Кира сбежала с моста, проскользнула под эстакадой, выскочила на проспект и нырнула в малозаметную арку. Прислушалась – вокруг было тихо, только дети кричали в песочнице и мамаши обсуждали очередной сериал. Уф, наконец можно остановиться и перевести дух.
«Кажется, отстал! Отморозок и сволочь! Как все они! Избить, изувечить – вот цель этих бандитов. Фашики, нацики – ух, как я вас ненавижу!».
Кира где-то читала: если у человека есть сверхценная идея, она постепенно превращает его в маньяка. Все десять христианских заповедей, древние, как мир, сразу летят в помойку. Она знала, что неонацисты ни перед чем не остановятся! Узколобые твари! Ублюдки! Им проще убить человека, чем спорить с ним, приводить аргументы в свою пользу. Впрочем, и аргументов-то у них никаких и нету, только комплексы неполноценности, слепая ненависть и злоба на весь свет.
«Зря, наверное, я ввязалась в эту историю, – впервые подумала Кира и тут же себя одернула: – Нет, не зря! Тихая и скучная жизнь – не мое. Любой движ заряжает, как аккумулятор, заставляет просыпаться рано утром и радоваться предстоящему дню. Опасность – это адреналин, он помогает чувствовать полноту жизни. Рисковать для хорошего дела – только ради этого стоит жить».
Кира училась в универе на третьем курсе. Училась, как и в школе, неплохо, однако будущее представлялось ей туманным. Высиживать на работе с девяти до шести, лебезить перед шефом, раздражаться на коллег, выслушивать сплетни, вступать в коалиции одних против других, участвовать в мелкотравчатых заговорах, а потом жаловаться всем подряд на то, что тебя не ценят, не повышают и уже несколько лет не прибавляют зарплату, хотя пашешь больше всех… Вот где скукотища и депрессуха! Работа, конечно, – та еще засада, но она не главное зло. Самое страшное – скука в личной жизни. Через пару лет судьба пододвинет к ней подходящего, по меркам подруг и родителей, жениха «ее круга» и подтолкнет к замужеству без особой любви. Блин, уже сейчас предки намекают про «тикающие часики»! Дескать, время идет, а толкового жениха рядом не видно. Как все это пошло, обыденно и скучно! Почти все ее одноклассницы уже выскочили замуж за обычных, ничем не примечательных парней, нарожали детишек и погрязли в быте по уши…
Превратиться в располневшую домашнюю курицу, озабоченную лишь тем, где купить еды подешевле и шмотки со скидками? Ну уж нет! Нафига такая жизнь! Даже если бывают редкие праздники, когда можно скинуть детей на бабушек и отъехать на два-три часа. Вопрос – куда? Замужние подруги предпочитают клубы, где ди-джеи ставят одни и те же песни. Подобное даже вообразить себе скучно, не то что тратить на эту фигню свою единственную и неповторимую жизнь, не говоря уже про деньги.
Кира с детства не могла без адреналина. Классе в шестом она подбила ребят сбежать с уроков ради очередной киношки в стиле фэнтези. Если бы не она, на подобное «преступление» никто не решился бы. В итоге, с ней смылась с биологии треть однокашников, в основном мальчишки. Естественно, наутро беглецов ждали жесткие разборки с классухой и с завучем. Кира слушала скучные нотации, отколупывая краску со стены – без раскаяния и уж, конечно, без всякого страха. Делов-то! Училась она хорошо, так что исключение из школы не грозило. Подобные истории только заводили ее. Когда лучшая подруга Лиза сдала Киру училке с потрохами, это не особо её расстроило. Она просто вычеркнула Лизу из своей жизни и теперь смотрела на нее так же равнодушно, как на учебные пособия в кабинете биологии. Слезы, объяснения и покаянные речи бывшей подруги ни к чему не привели. Предателей Кира не прощала.
Как ни странно, при своем взрывном и неуживчивом характере Кира училась неплохо, хотя на уроках обычно скучала. Причина ее хороших оценок была не в усидчивости, как у зубрилок и ботанов, а в зеркальной памяти. Этим удивительным свойством Киру наградили отцовские гены. Отец Киры, известный в научных кругах математик, легко запоминал целые страницы формул. Кира так же играючи, как отец, «зеркалила» страницы учебников, но в отличие от него не особо вникала в суть написанного. Особенно удачно подобный фокус проходил с гуманитарными дисциплинами. Для них важнее отточенные «правильные» формулировки, чем умение мыслить самостоятельно. В точных науках на зрительной памяти выехать не удавалось, приходилось включать соображалку. Впрочем, задачки она тоже решала легко. Это нравилось Кире больше, чем бубнить про образы и типичных героев в типичных обстоятельствах или же про роль личности в истории.
Кира рано лишилась матери. Отец вскоре женился, но ни теплоты, ни внимания от мачехи она не получила. Кира и сама не смогла ее полюбить, впрочем, даже не старалась. Мешало воспоминание из детства и все та же зеркальная память. Эта Кирина особенность распространялась не только на тексты и задачи, но и на лица. Увидев однажды чье-то лицо, Кира запоминала его навсегда.
Мама тогда была ещё жива. Кира возвращалась из школы через небольшой скверик на соседней улице. Сентябрь был теплым и солнечным, как картины художника Коровина, деревья еще не нарядились в пестрые осенние платья, оставались, как и трава, задорно-зелеными, словно не верили в то, что осень уже явилась и скоро начнет наводить свои порядки. Кира шла, размахивала мешком со сменкой, вспоминала события школьного дня, прыгала через вчерашние лужи, и тут… Она увидела отца. Он сидел на скамейке в тени дуба, какой-то необычайно спокойный, расслабленный и весело смеялся. Галстук, всегда завязанный тугим узлом, был ослаблен, а очки он зачем-то держал в руке. Кира уже хотела подбежать к папе, но тут заметила, что отец не один. Рядом с ним сидела чужая тетка, которую отец как-то по-особому, не по-братски и не по-товарищески обнимал за плечи. Он обнимал ее так, как бывает только в кино про любовь. Тетка прижималась к папе и тоже смеялась каким-то особенным, звонким и счастливым смехом. На секунду ветер отодвинул блестящие черные волосы, закрывавшие ее лицо, и Кира поняла, что за все свои десять лет не встречала в жизни подобных красавиц. Только в кино. Точеный носик, ярко синие глаза, в которых отражалось небо, губы, подведенные розовой помадой и родинка на правой щеке… Кире стало неловко, словно она нарочно подсматривает. Прячась за деревьями, девочка проскользнула мимо воркующей парочки и припустила домой. Каким-то шестым, недетским чувством, она поняла, что маме рассказывать о том, что увидела в сквере, не стоит.
Мама скончалась через год. Еще через год папа сказал, что должен поговорить с дочкой. Дескать, она уже большая девочка и должна его понять. В общем, с ними теперь будет жить тетя Вера. Кира молчала и думала о маме. Отец решил, что она согласна, вздохнул с облегчением и выглянул за дверь. В квартиру вошла та самая тетка, которую Кира видела год назад в сквере. Девочка не могла ошибиться: те же самые черные волосы, синие глаза, тот же точеный носик и, главное, та же родинка на правой щеке.
– Надеюсь, мы с тобой подружимся, – сказала тетенька.
Девочка промолчала, а сама подумала: это вряд ли.
Кира тряхнула головой, чтобы вернуться в настоящее. Она прислушалась к звукам, доносившимся с улицы и наконец выглянула из-за угла: никого. Она стала медленно продвигаться к арке, стараясь держаться вблизи деревьев, чтобы быть менее заметной в их тени под фонарями. Наконец она убедилась, что путь свободен, и осторожно выбралась на улицу.
В столице сверкал огнями и гремел голосами поп-певцов вечный праздник. Нарядные люди сидели на открытых верандах, выпивали и закусывали. Они выглядели беззаботными и веселыми, словно дело происходило не в Москве в двадцатых годов двадцать первого века, а где-нибудь в Берлине или в Париже. В столицах государств, не ведущих СВО. Прохожие – главным образом, девушки в летящих открытых платьях и парни в футболках с прикольными надписями и в укороченных джинсах – шагали по бульварам, громко смеясь и фотографируясь у каждой красиво оформленной витрины. В большинстве из них угадывались приезжие, москвичи в будни выбирались в город не такими нарядными. Казалось, люди по умолчанию решили не думать про СВО и про то, какие страшные сражения разворачиваются на юге, не вспоминать о жертвах войны, чтобы мрачные мысли не мешали отдыхать и веселиться. Впрочем, покой выглядел обманчивым, напряжение витало в воздухе, чувствовалось по обрывкам фраз и растерянным взглядам прохожих.
«Если бы все они знали, что может здесь случиться, – подумала Кира, – в эти минуты, когда сволочи со свастиками разрывают вечерний воздух своими огромными мотоциклами. Если бы только знали!».
В ожидании чуда
Варя шла на заседание консилиума, который собрали в институте ради нее, втайне надеясь на чудо. Никогда прежде она не чувствовала себя так взволнованно. Макс пытался развеселить любимую, сыпал шутками и анекдотами, однако Варя ни разу не улыбнулась в ответ. Она почти не слушала болтовню бойфренда. Варя следила за коленками, которые то и дело подгибались, и в опасный момент хватала Макса под руку, чтобы не упасть. Они медленно брели по длинной дорожке к входу в огромное здание института «Здоровое сердце». Вернее, это была широкая аллея, по обеим сторонам которой зеленели деревья, посаженные разными медицинскими светилами. Варя часто останавливалась и читала имена на металлических табличках, хотя уже знала их наизусть. Дело было не только в том, что она задыхалась при быстрой ходьбе. Хотелось хотя бы на несколько минут оттянуть встречу, которая решит всё. По дороге Варя вспоминала в подробностях то, что сказала ей на консультации Марина Анатольевна. Слова докторши не радовали. Хотелось думать, что врач-консультант произнесла три страшных слова «пересадка донорского сердца» не слишком уверенно, поскольку она пробормотала их, отведя глаза в сторону. Варе хотелось надеяться, что докторша не зря сомневалась: может, еще обойдется, найдутся какие-то другие, суперсовременные методы, какие-нибудь чудо-таблетки, волшебные процедуры… Только бы не операция! Даже сейчас, в XXI веке, слова «пересадка сердца» звучат фантастически. Варя прочитала в интернете: первую удачную пересадку сердца от человека к человеку провел в 1967 году доктор Барнард из Южной Африки. Подумать только, всего 50 с небольшим лет назад! Для истории медицины небольшой срок, но сколько исследований сделано за это время, сколько методик разработано! В интернете пишут, что сегодня, в двадцатые годы двадцать первого века, это довольно типичная, хорошо отработанная операция с неплохими прогнозами на положительный результат. Как будто ей, Варе, от этого легче! Она сумеет собрать волю в кулак и стать сильной, но все-таки… В пересадке чужого сердца кроется какая-то тайна. Варе всегда казалось, что сердце – главный орган, определяющий личность человека. Значит, заменить его невозможно. Взять хотя бы Макса. Она любит его всем сердцем, а не только теми органами, что вырабатывают гормоны. Макс для нее – самый главный, самый любимый человек на Земле – с его бархатистым голосом, который неизменно заставляет ее больное сердце биться быстрее, с его широкой, почти гагаринской улыбкой, с необычными зелеными глазами… Ну, а если ее сердце заменят на чужое? Сможет ли она любить Макса так же сильно. как прежде? Или ее любовь переплавится в обычную благодарность – за то, что не бросил в трудную минуту? Сможет ли она после такой тяжелой операции заниматься с ним сексом? Как она потом, черт побери, будет выглядеть с длинным шрамом на груди? Макс, конечно, станет терпеть ее из жалости, но все может закончиться банально: через какое-то время он просто заведет подругу на стороне. Его можно понять и простить, но зачем ей это? Как вообще жить с чужим сердцем, которое хранит вкусы, привычки и чувства другого человека?