Возьми моё сердце (страница 3)
Варя приказала себе отставить невеселые мысли. Как говорила её любимая бабушка, «не умирай прежде смерти». До подобных переживаний еще надо дожить. Пока важно другое: Приживется ли оно, это чужое сердце в ее грудной клетке? Какая будет цена такому продлению жизни? Что за дополнительные ограничения ей потребуются? И главное: нужна ли будет ей жизнь, купленная за такую высокую цену?
Недавно она узнала, что придется пожизненно принимать сильные препараты, подавляющие иммунитет, чтобы организм не отторгал чужеродные ткани. Стоит ли результат, даже благополучный, подобных мучений? Интересно, как долго люди живут с чужим сердцем? Нет, всё не то. Главное, зачем это Максу? Он ведь молодой, талантливый, у него столько планов! Может, ну ее к лешему, эту операцию? Лучше жить, глотая горстями таблетки, чем все это… Ходить, медленно передвигаясь по улицам, избегая лестниц и крутых подъемов. В общем, прожить столько, сколько, как говорится, бог даст…
Когда Варя с Максом вошли в кабинет, там уже сидели три доктора: Марина Анатольевна и два незнакомца – серьезные мужчины в темно-синих медицинских костюмах. Варя сразу отметила их жесткие взгляды и явное нежелание шутить. Утешать ее они, похоже, не собирались. Ну и правильно: не к педиатрам же они с Максом в конце концов пришли!
– Что ж, Варвара Петровна, будем говорить откровенно, – первым подал голос доктор со стетоскопом на шее.
– Познакомьтесь, Варя, это наш профессор Хуснулин, – представила врача Марина Анатольевна, и профессор впервые улыбнулся. На вид ему было чуть больше пятидесяти. Варя вдруг почувствовала, что облик и голос профессора действуют на нее успокаивающе, и про себя назвала доктора «профессор Корвалол».
– Кардиохирург Тишков, Виктор Алексеевич, – представился второй доктор, явно моложе первого. Ему было где-то около сорока.
– Как вы себя чувствуете, Варвара Петровна? – спросил молодой
– Не лучше, чем в прошлый раз, – сказала Варя, пытаясь отдышаться. И уточнила, оправдываясь: – Опаздывали, шла быстрым шагом, потому опять одышка.
– Вот видите, – оживился профессор, – чуда не произошло. Несмотря на сильные лекарства, которые, я надеюсь, вы регулярно принимали. Чудес в медицине не бывает, или они случаются так редко, что на нашу долю не достаются. Ваше сердце само собой, как в сказке, здоровым не станет. Мы изучили результаты всех анализов и пришли с коллегами к одинаковому выводу:
– Единственное спасение для вас – пересадка сердца от донора, – вновь вступил в разговор доктор Тишков.
– Живого донора? – спросила Варя. Она поняла, что сморозила глупость, и покраснела. Впрочем, покраснели только щеки, носогубный треугольник Вари остался белым. Она уставилась на свои синеватые ногти и едва не заплакала.
– Ну зачем же живого? – улыбнулся хирург Тишков. – Мы же не индейцы племени майя, чтобы из груди живого человека сердце вырезать. Разумеется, донор будет мертвым. Важно, чтобы он умер совсем недавно, не больше трех часов назад.
– Вы пересадите Варе сердце трупа? – ужаснулся Макс. Варя взглянула на него так свирепо, что он затих и стал внимательно изучать плакат на стене.
– Мы стараемся не называть наших доноров трупами. Они оказали нам с вами огромную услугу тем, что решили не забирать свои сердца на тот свет, где они им все равно не понадобятся. – подал голос профессор. – Еще раз повторю: главный фактор для успешной пересадки органов от донора – время. Всё теперь зависит от вас, Варвара Петровна. Вы должны быть наготове. Днем и ночью. Повторяю, днем и ночью! Мы вас поставим в лист ожидания. Действия у нас будут такими: как только появится подходящее для вас донорское сердце, вы немедленно должны будете явиться в клинику. В любое время. Дежурная бригада кардиохирургов уже будет ждать вас. Операцию по трансплантации сердца необходимо начать не позднее, чем через четыре часа после смерти пациента. Вы меня поняли? Вы готовы прибыть на место сразу после звонка из клиники?
– Да, – выдохнула Варя, а Макс посерьезнел и молча кивнул.
– Тогда напишите, пожалуйста, в этой графе ваши координаты и распишитесь в том, что вы готовы в ответ на звонок с указанного номера приехать в клинику, независимо от времени, днем или ночью.
Варя запоздало всхлипнула, взяла у доктора шариковую ручку и принялась заполнять дрожащей рукой предложенную ей форму. Она почувствовала, что с этой минуты себе не принадлежит. Время ускорило свой бег, и затормозить его она не в силах.
Час Икс приближается
Профессор Хуснулин улыбнулся Варе и Максу своей знаменитой улыбкой, от которой таяли все – и докторши, и медсестры, и нянечки, и даже пожилые сотрудницы, выдававшие медкарты в регистратуре. Когда пациентка и ее молодой человек ушли, профессор перекинулся с коллегами несколькими, только им понятными терминами, а затем попросил оставить его одного. Профессору не хотелось, чтобы верный соратник Тишков и молодая докторша Марина видели его, светило отечественной кардиохирургии, непривычно взволнованным и даже слегка растерянным. Во время консилиума Хуснулин держался уверенно, как и подобает знаменитости. Он стремился внушить всем своим видом пациентке и ее бойфренду веру в успех операции. Так бывало всегда, удалось и в этот раз. Сейчас же, оставшись наедине с собой, он внезапно осознал, что уверенность испарилась. Знаменитый кардиохирург, как случалось не раз, вновь почувствовал себя юным неопытным ординатором, который до льдинок в животе боится совершить фатальную ошибку. Профессор сделал сотни операций на открытом сердце, поставил множество искусственных клапанов, однако каждый раз входил в операционную, как впервые, волнуясь и настраиваясь на успех. Теперь же предстояла трансплантация сердца, а это серьезное испытание для любого кардиохирурга. Одно дело – прослушать множество докладов на конференциях, побывать на подобных операциях, которые проводили коллеги. Совсем другое – самому руководить операцией по пересадке сердца и персонально отвечать за её исход. Тем более, что предстоит пересаживать сердце не пожилому человеку, прожившему много лет и приблизившемуся к финишу жизни, а совсем молодой девушке, которая находится в начале пути. Такая операция – всегда задача со многими неизвестными. Главный вопрос – окажется ли донорское сердце совместимым с чужим организмом, не начнет ли отторгаться в первые же часы?
Профессор сидел за массивным столом и молча рассматривал фотографии на стенах своего кабинета. Вот он во время операции склонился над пациентом в хирургических очках с увеличительными стеклами. Вот общается на полях симпозиума со знаменитым американским кардиохирургом. Вот коллективная фотография с самыми близкими коллегами – с врачами и сестрами, сделанная к двадцатилетию отделения. Вот картины, написанные его пациентом – известным художником. Тот случай был сложный, пациенту ставили протезы сразу трех сердечных клапанов, но художник жив, до сих пор пишет свои работы и успешно участвует в выставках. Сколько их было, таких пациентов, которым без операции на сердце оставалось жить всего пару лет, а то и несколько месяцев? Хуснулин не раз шел на риск, но результат стоил того: многие из пациентов живы до сих пор. Но вот что странно: успешные операции быстро забываются, это ежедневная рутина, к тому же в отделение постоянно прибывают новые пациенты, всех не запомнишь. Однако те операции, которые закончились гибелью человека, он помнит до сих пор. Снова и снова, даже во сне, профессор прокручивал моменты, когда все пошло не так. Старый афоризм – мол, у каждого хирурга есть свое кладбище, – не утешал, наоборот, приводил его в ярость.
Чаше других Хуснулин вспоминал совсем молоденькую девушку. У Софии был врожденный порок сердца. Девочка росла, её сердце тоже, и каждые несколько лет приходилось ставить новый митральный клапан. Родители надышаться на дочь не могли: умница, красавица, добрая душа. Дитя, несправедливо обиженное судьбой и потому особенно любимое. Хуснулину иногда снились ее огромные фиалковые глаза и длинные рыжие волосы, доходившие до талии. Девушка каждый раз распускала косы, когда приходила с мамой в его кабинет. Ей хотелось в те дни перед операцией быть особенно красивой. Наверное, Сонечка надеялась, что профессор, а, может, и сам Господь, заметит ее красоту и сделает все возможное, чтобы операция прошла успешно, чтобы она продолжила жить дальше, радовать родителей и ловить на себе восхищенные взгляды мальчишек. Правда, Соня даже летом носила футболки и блузки под горло, чтобы не был виден большой послеоперационный рубец на грудине. Хирурги, конечно, старались сделать шов поаккуратнее, все-таки пациентка молодая и красивая, но после нескольких операций рубец все равно выглядел на молодом теле ужасно. Даже крепкие небольшие грудки, торчавшие по обе стороны рубца, не спасали картину. Сонечка делала вид, что это ее мало волнует, однако никогда не ходила на пляж и, тем более, не плавала в бассейне вместе с классом.
– Как же она будет замуж выходить? – шептала мать отцу и тут же обрывала себя: – Да хоть бы и никак. Лишь бы жила!
Четвертую операцию Сонечка не смогла пережить. В тот день даже медсестры, многое повидавшие, плакали в сестринской по очереди, чтобы не волновать других больных.
– Может быть, я тогда сделал не все возможное? – думал профессор в часы бессонницы. – Знать бы, где ошибся, вернуться бы опять в то утро… Нет, все шло по плану, по сто раз опробованному плану. Многие думают, что мы, врачи, всесильны. Как они ошибаются! Наверное, наверху кто-то все решил тогда за нас и забрал рыжеволосого ангела к себе на небо.
С подобными тревожными мыслями профессор нередко засыпал лишь под утро.
Агент Казуар
– Вижу, ты смелая девчонка. Пойдешь к нам?
Парень в футболке с котиком и странной надписью «Хоть ты не будь, как эти» изучающе смотрел на Киру. Он не раздевал ее взглядом, как другие парни, нет, он скорее пытался «раздеть» ее голову и проникнуть в мозг, точнее, в ее мысли.
– К кому это «к нам»? – переспросила Кира, окинув паренька презрительным взглядом.
– Мы боремся с главными гадами нашего города. С фашиками и неонациками, – ответил парень и уставился на Киру, ожидая ответа на свой вопрос. Она подумала, что парень не так прост, каким показался с первого взгляда, однако тащиться с ним неизвестно куда… Вот еще!
– Боремся? – насмешливо переспросила Кира. – Да тебя соплей перешибешь! Лови!
Тяжелый рюкзак внезапно полетел в парня, но тот ловко его поймал и, схватив за лямки, раскрутил над головой.
– Эй, полегче, там мой ноут! – закричала Кира.
– Нефиг ноутом в людей швыряться! – отрезал парень. – попроси хорошо, тогда отдам.
– Ладно, малыш, один ноль. Поиграл, а теперь отдай тете ее имущество.
Кира подскочила к пареньку и резко двинула его локтем в живот. Парень согнулся пополам, и она без труда вырвала свой рюкзак.
«Тоже мне, боец! – подумала она, – детский сад, штаны на лямках! Не таких обламывала».
– Как тебя зовут-то, рэкетир? – поинтересовалась Кира.
– Серега, – запоздало представился парень все еще хриплым голосом и напомнил: – Вечером жду тебя у входа. Познакомлю с нашими. Классные ребята! Обещаю, не пожалеешь. А тебя-то как зовут?
– Кира. Только я ненадолго впишусь в твою тусу, у меня вечером тренировка.
– Не переживай, не засидимся. Мне тоже время дорого, надо подготовиться к семинару. Препод завтра спросить обещал.
– Смерть зубрилам и выскочкам! – рассмеялась Кира.
– Жди меня после занятий у входа, агент Казуар!
– Кто-кто? Казуар?
– Ну да, редкая такая африканская птица. Как раз на первую букву твоего имени. Тебя что, эта подпольная кличка не устраивает? Придумай, если хочешь, другую.
– Да нет, норм. Казуар так Казуар, – пожала плечами Кира и направилась в аудиторию. На ходу она оглянулась и спросила:
– А ты кто? Там, в твоей тусовке? Какая подпольная кличка?
– Я… Ну, как обычно всех Серег зовут? Серый. Короче, я просто Серый. Это даже хорошо, чем проще, тем лучше.