«Голубая» зала располагалась здесь же, на втором этаже, сразу же за туалетной комнатой и прихожей. Как и было принято в те времена, все помещения в доме располагались анфиладой. Дальше шла людская, а за ней – главная, «розовая» зала, где обычно проходили балы и обеды. «Голубая» же была куда как меньше – для небольших ассамблей и всякого рода встреч.

Наскоро умывшись и утерев лицо полотенцем, с поклоном поданным тут же подскочившей сенной девкой, молодой человек прошел, наконец, в залу…

– О! Вот и Антоша явился! – хлопнула руками статная и очень красивая женщина лет сорока, с затейливой прической, сидевшая во главе стола. Матушка…

Антон закусил губу – и впрямь очень похожа на мать! Буквально одно лицо… фигура…

– Ты что это, Антоша, куксишься? Губы кусаешь…

Матушка недовольно прищурилась и хлопнула сложенным веером об ладонь. Темно-зеленое атласное платье ниспадало до самых ног, однако впереди был широкий разрез, чтоб было видно нижнее платье, желтое, тоже из какой-то шуршащей сверкающей ткани, видимо, очень дорогой. Глубокий вырез – декольте – был забран зеленоватой вуалью, еще имелся кружевной ворот, а на шее сверкало колье! Похоже, с брильянтами!

Вот это попал! Вот это семейка! Олигархи. Богачи! В таком разе Веру будет куда как проще найти – с их-то деньжищами да связями!

Галантно поцеловав руку маменьке, молодой человек подошел к гостям: сухопарой даме примерно матушкиного же возраста и юной долговязой девице… О которой тут же подумал с неприязнью и при поцелуе ручки скривился… Не сам Антон скривился, а тот… в которого…

Однако неприязнь – неприязнью, а вежливость – вежливостью.

– Елизавета Давыдовна… Варвара Ивановна… Рад вас видеть! Очень рад! Жё суи трез орё! – добавил Антон по-французски. Собственно, на этом-то языке в основном и протекала беседа, по-русски разве что подзывали слуг! Антон прекрасно все понимал… ну, ясно… Хорошо хоть так – не обманул Виктор Иванович!

– Ну, что е… Чайку… А потом и в картишки? – молодой человек уселся за стол, и матушка милостиво улыбнулась. – Лизавета! Варенька! Что с чаем будете? Пироги иль пирожные? А, впрочем, велю и то, и другое подать, а вы уж выбирайте.

– Ой, Арина Петровна, голубушка… Все-то ты в хлопотах, в хлопотах за-ради гостей… – всплеснула руками Лизавета Давыдовна. – Мы ж так просто зашли, по-соседски…

– Так и я ж по-соседски! – матушка искренне рассмеялась. – Уж больно приятно мне гостей потчевать. Да и повар у меня – чистый француз! А пироги Матрена печет – я ее у графа Орлова купила. Пятьсот рублев отдала!

– Пятьсот рублев!!!

– Так ведь мастерица какая! Оно того стоит. Да что там говорить… Вон, знакомая моя в Петербурге, Постникова-вдова. Выберет среди своих крепостных самых красивых девок, малых еще, лет по двенадцати – их и учат музыке, танцам, манерам и прочей такой куртуазности. А когда по пятнадцать девкам стукнет, хозяйка их в любовницы продает да в горничные – как раз по пятьсот рублей! Так разве ж хорошая повариха дешевле курвищ этих стоит?

– То так, Арина, то так… – охотно покивала гостья.

Антон между тем скромно молчал, неспешно потягивая чаек из бело-голубой фарфоровой чашки. И этак исподволь осматривал юную мадемуазель. Осматривал без всякой предвзятости, задвинув сознание Антона Федоровича куда-то совсем на задворки разума.

Варвара Ивановна – Варенька – выглядела вполне даже симпатично: юное, довольно смазливое личико, темные локоны, забранные серебряной диадемой, карие блестящие глаза в обрамлении пушистых ресниц, изящный тоненький носик и такие же – пожалуй, все же чуть тонковатые – губы… Впрочем, они ничуть не портили девушку.

А ведь красотка! Ну да – худенькая, и груди почти что и нет… Но именно такие – тоненькие, востроглазые – Антону и нравились… Антону Аркадьевичу, не Федоровичу… Хотя Агафья… Агафья – да-а… У той-то грудь ух-х! Ну, так на то она и крепостная девка! Благородная барышня же утонченной должна быть! Вот как Варенька…

А платье на ней какое красивое! Верно, бальное или что-то вроде… Светло-голубое, с короткими рукавами-фонариками и широким вырезом, так что были видны ключицы… «Мощи», как выразился бы Антон Федорович… чертов крепостник…

– Ах, Лиза, давай-ка мы с тобою в картишки… – допив чай, предложила матушка. – А молодые пусть в сад пойдут, поболтают. Всяко сыщут, что обсудить… Что им с нами, со старушками, делать?

– И правильно, и правильно, – Лизавета Давыдовна охотно поддержала подругу. – Пусть погуляют.

– Что же… Прошу! – встав, Антон подошел к юной гостье и галантно подставил локоть…

Кивнув, барышня тоже встала… и даже чуть покраснела…

– Маменька, мы недолго.

– Да гуляйте себе…

Спустившись по мраморной, с балюстрадою лестнице, молодые люди повернули налево и по посыпанной желтым песком дорожке пошли в сад, устроенный в английском стиле. Аккуратно подстриженные кусты, деревья… статуи, аллеи… и конечно – ажурная беседка рядом с журчащим ручьем. Там, в беседке, и сели…

– Красивое у вас платье, Варвара Ивановна, – сразу же похвалил молодой человек. – да и вы сама… нынче приятно так выглядите. Нет, нет, в самом деле – приятно!

Варенька зарделась и опустила глаза.

– А чем вы вчера занимались? – не отставал Антон. – Как у вас день прошел?

– Да по-всякому… С утра с маменькой по хозяйству – приглядывали… Потом на рынок поехали, кучера надо было купить. Маменька и схитрила – простого мужика взяли, но он умеет и с лошадьми… В пять рублей всего обошелся!

– Это хорошо, когда в пять…

– А после обеда я книгу читала… Французскую – Руссо. Очень поучительная. А вы какие стихи больше любите…

– Да я… так…

– А я – Сумарокова, Тредиаковского… Вот, про грозу:

С одной страны гром,
С другой страны гром,
Смутно в возду́хе!
Ужасно в ухе!
Набегли тучи
Воду несучи,
Небо закрыли,
В страх помутили! —

с выражением продекламировала девушка.

– Очень хорошо! – прогнав с лица улыбку, похвалил Антон. – Очень!

Искоса глянув на собеседника, Варенька чуть помолчала и вдруг спросила:

– А Катенька ваша где… сестрица? Что-то она к чаю не вышла…

Катенька, сестрица… А, Катенька! Так матушка ж ее…

– По правде сказать, в немилости Катенька, – не стал юлить молодой человек. – Матушка, видите ли, ее замуж хочет выдать… За графа Верского.

– За Верского? – барышня ахнула. – За этого старика?

– Зато богат-с!

– Ну, это да… Так и вы ж не из бедных! Ой… извините… – девушка снова покраснела.

– Так вот, Катерина отказывается… А характер у нее, как у маменьки… сами знаете.

– Да уж, знаю… Ох, Катя, Катя…

– Только – тсс! – приложив палец к губам, Антон округлил глаза. – Это я по секрету! Только вам…

– Я понимаю… – девушка быстро покивала и вдруг жеманно закатила глазки. – Катя ваша – красавица… Не то что я…

– А вы весьма недурны! – беспрекословным тоном промолвил молодой барин. – Наговариваете вы на себя… Варвара Ивановна.

– Ах, Антон Федорович, что вы, что вы…

– А можно я вас Варенькой звать буду? А вы меня – просто Антоном.

– Ах… – девушка вдруг настороженно отпрянула… и вдруг улыбнулась. – А знаете, я раньше думала, вы как-то меня избегаете. Нет, правда-правда! А вот сейчас… сейчас мне как-то совсем иначе думается… Жаль, что Катя-то…

– Ничего, – улыбнулся юноша. – Уж как-нибудь они с матушкой помирятся…

Пожалуй, уже настало время начать узнавать о Вере – момент для того уж был очень удобный.

Хитро улыбаясь, Антон начал издалека:

– Варенька, а вы циркус когда-нибудь видели? Ну, там, где акробаты, жонглеры?

– Так в июле ж, на ярмарке! – всплеснула руками барышня. И этак миленько округлила глаза. – Там и акробаты, и жонглеры… Даже канатоходец был! Да вы что же, не помните? А-а-а… вы ж тогда в своем полку были… Ну да!

Молодой человек молча кивнул. Как и все дворянские недоросли, он с детства был приписан к одному из гвардейских легкоконных полков, квартировавших в Санкт-Петербурге, и уже дослужился до подпоручика. Хотя, по «Указу о вольностях дворянства», мог бы и вообще не служить, тем более – единственный сын… Однако воинская служба молодому барину нравилась – и других посмотреть, и себя показать! Шпагой, саблей да палашом управлялся он весьма недурно, да и трусом никогда не был.

– А говорят, еще бывают такие люди, необычные… не такие как все… – взяв Вареньку за руку, негромко продолжал молодой человек. – Даже и у нас здесь… быть может, недалеко. Вот, кстати, вы об одной странной девушке не слыхали? Ну, которая как бы не от мира сего?

Барышня неожиданно прыснула:

– Да таких-то, Антон, много! Даже меня в детстве такой считали… За то, что книжки читала преизрядно.

– Книжки – это хорошо. А какие вам больше нравились?

– Ну-у… Тредиаковский… Сумароков еще. Державин… И там много еще… Знаете, у нас как в гости подружки придут, так мы друг дружке в альбомы стихи разные пишем! Вот я вам в следующий раз принесу, коли уж у нас такая беседа зашла. Признаюсь, весьма от вас неожиданная!

– Так это плохо?

– Нет-нет! Очень даже хорошо.

– Значит, про девушку странную не слыхали? – Антон все же счел нужным напомнить.

– А в чем странность-то? – вполне резонно переспросила Варя.

– Ну-у… Говорят, она ничего вокруг не понимает…

– Ой, да таких…

– И разные непонятные вещи рассказывала.

– А какие – непонятные?

– Ну… про самобеглые повозки… она их автомобилями называла… Еще про мобильный теле… Ну, про то, что можно друг с другом на большом расстоянии разговаривать… Еще говорила, что она, барышня та, работала куафёром… наращивала волосы, прически делала, красила… в салоне красоты.

– Барышня-парикмахер? Действительно странно… Обычно мужчины этим промышляют… Постойте-ка! – Варенька вдруг непритворно ахнула. – Это не о Самосиных ли речь? Ну да, ну да! У них там такая была… Но я внимания тогда не обратила – ну, дева и дева, хотя… это мужчинам больше пристало. Но если крепостная – так кто ее спрашивать-то будет? Научили – и все. Ведь верно?

– Так-то оно так… – скрывая охватившую его радость, задумчиво протянул молодой человек. – А откуда эта дева взялась, Самосины эти не рассказывали?

– Не-а, не рассказывали, – барышня безмятежно отмахнулась. – Да и к чему? Коли что-то руками делает, ясно же, что крепостная. Вот еще! Было б о ком говорить.

Возмущенно фыркнув, Варенька поднялась на ноги:

– А покажите мне сад! Давненько тут не гуляла.

– Милости прошу! – с готовностью подскочил Антон.

Так вот, под ручку, они прошлись вдоль ручья к небольшому прудику, потом завернули за дом – каменный, двухэтажный с фронтоном и колоннами. Мода на такие европейские особняки среди провинциального дворянства – конечно, среди богатых! – распространилась очень даже недавно, до этого даже богатые люди довольствовались обширными с виду хоромами на старый манер – из двух просторных жилых горниц через сени. В одной горнице жили зимою, а в другой – летом. Но это было раньше, нынче же такая простота не приветствовалась. Ежели есть хороший доход и хотя бы пятьсот душ крепостных, так извольте соответствовать, господа!

– А они, Самосины эти… богаты? – Антон исподволь выспрашивал то, что очень хотелось узнать.

– Господи! – снова ахнула Варенька. – Да вам ли не знать! Это ведь ваши, кажется, родичи… хоть и дальние… Там же ваша деревня – за долги уступленная…

– А помню, помню…

Юноша действительно «вспомнил», хоть и воспоминания эти были не его, а Антона Федоровича. Самосины жили отсюда на расстоянии десятка полтора верст с гаком… в большом деревянном доме с претензией на изысканность – все, что могли себе позволить от восьмидесяти крепостных душ, часть из которых намеревались уступить маменьке. И не задешево. Но все же – по доброте душевной… Все же родственники! Хотя и бедные, да.

Значит, Самосины… ага-а…